— Не хотите рассказать? — спросил он. Бриджит раскрыла глаза, не сумев сдержать удивления. Он невесело рассмеялся. — Мне и самому странно, но за последние недели я, кажется, стал более внимательным слушателем. — Он сам изумлялся этой правде о себе. Келлен Фауст продолжал меняться, и женщина, которая стояла сейчас с ним рядом, играла огромную роль в его индивидуальном развитии.

— Мне об этом и вспоминать не хочется, а уж говорить и подавно.

— Да, конечно. — Он кивнул, хотя и испытал разочарование. Обрывки информации, которые она сообщала Келлену о своем бывшем муже, разожгли в нем любопытство. Но он не настолько был глуп, чтобы давить на нее.

Они пошли дальше, не расцепляя пальцев. Бриджит выпустила его руку, только чтобы нагнуться за ракушкой, но увидела, что та сломанная, и, бросив ее в океан, снова взяла Келлена за руку.

— Скотт был моряком, самым близким другом мужа моей сестры. Так мы и познакомились. Скотт был шафером на свадьбе Робби и Митча, а я была подружкой невесты. У нас закрутился роман, а через полгода… — Она взмахнула рукой. — Мы поженились. Мама считала, что я чересчур поспешила. Я только-только кончала колледж. Она хотела, чтобы я получше узнала жизнь, прежде чем обзавелась семьей. Она боялась, что я ищу замену отцу, потому что своего отца никогда не знала.

Келлен решил, что вполне понимает опасения ее матери, но придержал язык и предоставил Бриджит рассказывать дальше.

— Пока мы встречались, он был безупречен, вел себя как истинный джентльмен. Открывал передо мной двери. Если было холодно, отдавал мне свою куртку. Когда обедали в кафе, делал заказ за меня. Когда ходили в кино, разъяснял сюжет. Теперь эти последние две вещи я воспринимаю как предупреждающие знаки, но тогда… — Она пожала плечами. — Я считала, что это такая старомодная галантность. Я была уверена, что выхожу замуж за мужчину моей мечты, — тихо произнесла она. — Как же я ошибалась.

— Что было дальше?

— Знаете, я сама спрашивала себя это миллион раз. — Бриджит нахмурилась. — Как вышло, что я вовремя не поняла того, что происходит? Я только знаю, что заботливый и внимательный парень, который за мной ухаживал, и муж-деспот были словно доктор Джекилл и мистер Хайд.

Келлен с силой сжал в руке трость.

— Он… обижал вас?

— Вы имеете в виду физически? Нет… он мог схватить меня за плечи и потрясти, но никогда не бил, ничего такого. А вот морально…

Она собиралась с духом, прежде чем продолжить. А Келлен за это время почувствовал, как у него холодеет кровь.

— Все в нашем доме должно было подчиняться его правилам. Консервы следовало выстраивать на полке в ряд, но не вплотную, и этикетками наружу. Полотенца складывались определенным образом и убирались в шкаф кромкой вперед. Посуда, перед тем как загрузить ее в посудомоечную машину, должна была быть сперва тщательно промыта. Если оставались следы пищи, мне зачитывалась лекция. Я догадываюсь, о чем вы сейчас подумали.

— Сомневаюсь!

— Лекция, подумаешь, большое дело! Но мало-помалу его слова действовали как вода, которая точит камень. Они меня подтачивали. Я начала сомневаться в себе.

Она подобрала другую ракушку и снова выбросила. Они пошли дальше, все так же рука об руку. Она продолжила рассказывать о своем прошлом, вспоминать о котором было для нее очень мучительно — Келлен знал это.

— Его навязчивые состояния казались странными и беспокоили меня, но потом они стали параноидальными. Он забирал у меня мобильник, а чтобы воспользоваться стационарным телефоном, я должна была спрашивать разрешения. Он говорил, что все это для моего же блага. Говорил, что я чересчур наивна. Не догадываюсь об истинных мотивах, движущих людьми. — Она резко рассмеялась. — У него была мания. Но я так и не поняла, что он собой представляет, до тех пор, пока мы с ним не расписались.

Келлен не мог считать себя специалистом по семейным отношениям, но то, что описывала Бриджит, было не браком, а тюремным заключением. Муж был ее тюремщиком. Келлен вспомнил, как она говорила, что он не разрешал ей работать. Неудивительно. Ведь легче контролировать жену, если у нее нет собственных денег и посторонних контактов. Он сжал ей руку.

— Это была не ваша вина.

— Теперь я это понимаю. Но только теперь.

Она ответила не замешкавшись, и Келлен понял, что за пять лет, прошедших после ее развода, она придирчиво разобралась в себе и избавилась от лишней ноши. И это восхищало его в ней.

— Но в то время вы не были так уверены?

— Нет! Я винила во всем себя. Эти капельки воды, которые точили камень… Когда Скотт расстраивался или выходил из себя, причиной всегда было что-то, сделанное или не сделанное мной.

— И в его плохом настроении оказывались виноватой вы. — Его собственный вывод задел Келлена за живое, ведь это был камень в его огород — он, после несчастья с ним, набрасывался на всех подряд. Ему очень хотелось верить, что он все-таки не доходил до прямых оскорблений людей.