Прохоров почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд. Он посмотрел по сторонам. Нет, никто на него не обращал внимания, но беспокойство не покидало его. Он случайно бросил взгляд на окно и вздрогнул. На него смотрели бесцветные, немигающие глаза. Прохоров вскочил и прильнул к стеклу. Но там уже никого не было.

Он нащупал в кармане телогрейки гаечный ключ и снова лёг. Пусть только сунутся.

В барак пришёл Фомин, и его сразу же окружила шпана.

— Что, гражданин начальник, на прииски? Возьмите, может потрафит, глядишь, и воля, — доносились голоса от стола.

Прохоров поднялся и подошёл к толпе.

— А, Прохоров, — улыбнулся Фомин, заметив тракториста. — Завтра зайди, поговорим. Ну как, оформил всё?

— Да, гражданин начальник, вроде бы всё, — ответил он тихо. Не хотелось напоминать жуликам о своём скором отъезде. Фомин уже снова разговаривал с заключёнными, делая пометки в блокноте.

— За что осуждён? — спрашивал он какого-то паренька.

— Халатность, — спрятал тот глаза.

Прохоров чувствовал себя чужим.

Фомин собирался уже уходить, как вдруг подошёл рослый брюнет лет тридцати трёх, в зелёном френче из тонкой шерсти, с холёным лицом и чёрной бородой. Густые волосы закрывали половину высокого лба. Карие с поволокой глаза смотрели пристально и смело. Он довольно пренебрежительно раздвинул толпившихся людей, попросил разрешения и сел.

— Улусов, — назвал он себя, протёр пенсне белоснежным платком и ловко нацепил его на тонкий нос. Фомин уловил знакомый волнующий запах духов. Но где его слышал, так и не вспомнил.

Все смолкли, ожидая представления. Сергей обратил внимание на чисто выбритую синеватую кожу лица и белые руки с длинными полированными ногтями.

— Если ваши условия подойдут, то вы можете заполучить нужного и даже ценного для вас работника, — заговорил тот внушительно, разглядывая пальцы рук, как бы давая понять, что о мелкой и грязной работе не может быть и речи. — Знаю снабжение, свободно читаю и анализирую баланс, знаком с вопросами труда и планированием.

— Статья? — поинтересовался Фомин.

— Какое значение имеет статья? Не в кассу банка вы набираете служащих, а если бы даже и в кассу? — Он значительно улыбнулся и скользнул глазами по сторонам. — И тогда, можете быть уверены, всё было бы под надёжным контролем.

Фомин рассказал о предстоящих работах и трудностях, с которыми можно столкнуться.

— Меня интересует один вопрос — могу ли рассчитывать в тайге на пропуск для бесконвойного хождения? — спросил он пытливо.

— Это будет решать режимный отдел.

— Благодарю вас, но мне это не подойдёт, — проговорил он любезно и снова отправился в конец барака, где, очевидно, спал.

На вахте раздались сигналы вечерней поверки. В дверь заглянул староста.

— Живей! На поверку становись!

Фомин пошел в учётно-распределительную часть.

Пожилой инспектор раскладывал дела заключённых в отдельные стопки и записывал в ведомости. Очевидно, готовил этап. Фомин передал списки отобранных им людей и поинтересовался заключённым Улусовым. Инспектор открыл шкаф и вынул его личный формуляр.

— «Улусов, он же Политик, он же Миллер, по кличке Дипломат», — прочёл он надпись на личном деле и положил на стол. — Любопытнейшая персона, аферист особого жанра — руководящий работник. По последнему личному делу числится за ним три судимости и три побега. Знаете, приезжает по липовым документам с назначением из центра в какой-нибудь отдалённый городок, преимущественно среднеазиатский, занимает директорское кресло и действует. А посмотрите отзывы о работе — святой, икону писать можно. Где бы ни работал, с делом справлялся хорошо, и, казалось, всё было чистым. Только поздней стали выявляться ловкие аферы с банковскими операциями по расчётным счетам предприятий.

Фомин раскрыл страничку его формуляра и увидел широкую красную полосу с угла на угол.

— Ого! Спецограничение? — протянул он удивлённо и пробежал глазами несколько страничек.

— Да, подлежит строгому режиму. Птица хищная и хорошо умеет летать, — вздохнул инспектор и поставил папку на старое место в шкаф.

Нижние две койки в конце бараков считались привилегированными. Тут действительно было много преимуществ. Неожиданный приход начальства не заставал врасплох. Кроме того, если повесить на стойки нар одеяло, получалась кабина, похожая на купе вагона, а сплошные верхние нары являлись как бы потолком.

В транзитном бараке пересыльного лагеря эти койки были заправлены полотняным постельным бельём и накрыты ватными одеялами. Здесь спали Волк и Дипломат. Оба они отказались от казённых постельных принадлежностей и пользовались личными. Это отличало их от остальных заключённых и, кроме того, подтверждало, что в лагерях они не новички и рассматривают заключение не как случайное местонахождение.

Над постелью Волка висели на стене всевозможные безделушки. А выше, с картины, написанной маслом, протягивала руки женщина. Она не то о чём-то просила или умоляла, не то бросалась в объятия. Понять было трудно, картина вытерлась от времени.