— Был на Аркагале. Потребность в угле растёт, а шахты не обеспечивают нас топливом. Надо помогать угольщикам, — Егоров обвёл взглядом толпу и покачал головой. — Значит, плоховато живём?

— Да, гражданин начальник, с холодком, — почесал бороду Бондаренко. — Думали… да эвон как получается, — показал он на бараки.

— Хорошо получается. По-хозяйски. — Егоров подошёл к стене, потрогал мох в пазах. — Вот Ещё проконопатить, и будет тепло. — Он повернулся к Юрию. — Это правильно, что догадался забрать у дорожников.

— Да ведь Андрей Михайлович…

— Что Андрей Михайлович? Разве он не понимает? Но когда работники управления спят на столах, тут не только заворчишь.

Агаев молчал.

— Будешь почитать начальство, — а это любят все, и в том числе Андрей Михайлович, — глядишь, и для мастерских выстроишь пару домов. Вот как надо. — Егоров подошёл к Агаеву. — Пройдём по палаткам, посмотрим, как живут люди, и сразу к тебе. Тороплюсь. Видишь, как гоняюсь за тобой. — Уже у палатки оглянулся и крикнул: — Товарищ Колосов, Если не наладятся ваши взаимоотношения, звони мне лично!

— Как повернул всё. Видать, ладный мужик-то, — проговорил Бондаренко, берясь за топор. — Мудрено рассудил, вот и пойми…

Гаражи и жилые дома посёлка автоколонны/ разделяла речка Аркагала. Шахты и посёлок угольщиков находились за сопкой, и туда убегала дорога.

Солнце жёлтым прямоугольником ворвалось в окно, легло на половицы и заискрилось на новых ботинках Прохорова. Худой, чистенький в новом чёрном костюме, в белой сорочке он сидел неуверенно и тихо рассказывал. Колосов за письменным столом перелистывал почту.

— Да, Юрий Евгеньевич, и не думал, а вот взяли, и через десять дней уже решение тройки за подписью Гаранина. Хорошо, что удалось попасть на Утинку. Меня там как водителя знали.

— Озлобился?

— Всякое было. Работал не за деньги, не за страх, а за совесть — и вдруг на тебе. Обидно. — Прохоров задумался, поправил галстук. — Как-то на перевале лопнул карданный вал, тормозов нет, и машина пошла задом. А в кузове Ящики со спиртом… За такой груз и лагерем не отделаешься. Я на подножку — и за руль. Удастся вывернуть — моё счастье, а нет, так вместе с машиной. Только выехал из-за поворота, а на дороге машина Павлова. Не знаю, что со мной случилось, даже пот прошиб. Всё равно конец-то один, так уж, думаю, за всех. — Он вздохнул.

Юрий встал и распахнул окно. Тёплый ветер рванул занавеску.

— Неужели бы решился?

— Думал. Покажи Павлов, что испугался, или выскочи, не дрогнул бы. А он глядит сквозь стекло на меня и как бы ждёт. Не знаю, может, пожалел или испугался, но руки сами рванули руль.

— Но это было бы преступлением.

— Да ведь теперь и не понять, где преступление, где возмездие. Всё перемешалось.

— Гаранин арестован. Решения тройки отменяют, вот и тебя отпустили. Разберутся и с остальными.

Прохоров вынул коробку «Казбека» и долго рассматривал скачущего чёрного всадника. — Гаранин под конец всякую меру потерял. Даже вольных/ росчерком пера на клочке бумажки/ сажал в лагерь.

— А ты не упрощаешь, Прохоров? — недоверчиво заметил Колосов.

— Нет, взять моё дело. Вижу, освободили почти всех, а меня держат. Я самовольно в Магадан — и к прокурору. Так, мол, и так. Он — за телефон и в управление лагерей, а там в картотеке я и не числюсь. Запросили Утинку. Пришла пустая папка с карточкой, заполненной со слов. Вот и освободили. А молчи, сидел бы, пока случайно кто-нибудь не наткнулся.

— Наверное, уже надежду терял?

— Бывало и отчаивался, а больше верил, что разберутся. Гараниных и Павловых немало наплодил тридцать седьмой год. Попробуй пробиться через них. Время надобно. — Прохоров замялся и поднял насторожённые глаза. А помните Исаака Каца? Его колонизировали. Построился, выписал семью, жил мирно, тихо и дохнуть громко боялся. Вдруг сняли с колонизации — и в лагерь досиживать срок.

— Кац? Знаю, а где он теперь? — заинтересовался Юрий.

— На «Большевике». Когда направляли этапы из Оротукана в Чай-Урью, кто-то включил старика в списки для счёта. Хорошо, что об этом узнал Тыличенко, устроился на том же прииске трактористом и приспособил Исаака в кладовую гаража.

— И Вася тут? Не знал.

— Он больше в лесу. Всё такой же, как малое дитя. Кац скоро заканчивает срок, и оба вернутся в Оротукан.

Юрий припомнил, что и верно видел громадного человека в гараже на «Большевике», но Ему и в голову не пришло подойти. Надо забрать обоих к себе, решил он.

— Теперь на материк?

Прохоров оживился.

— Нет. Почитай уже десяток лет на Колыме, привык, и всё тут вроде бы своё. Приехал наниматься. Возьмёте?

— Бери любую ходовую машину хоть сейчас, — обрадовался Юрий. — А подождёшь, можно подобрать из консервации, там получше. А то иди механиком колонны.