Зато нам очень точно известна судьба, вовлечение и конец остальных окружающих обоих романтических героев этой книги храбрых людей (выражение принадлежит Жану Дювернуа, который знает их лучше, чем кто–либо) — мученичество (поскольку только так можно назвать сознательный выбор страшной смерти) последних добрых людей, костер Пейре Бернье, вновь впавшего в ересь, сожжение трупа Жаметты, вечное заточение Бланши де Фергюс и бегство Гийома Фалькета. Нам известно также, что Пейре Маури, хороший пастух, свободно жил, бродя по зимним и летним пастбищам на протяжении десяти лет вместе с таким неоднозначным персонажем, как Гийом Белибаст…

Потому в этой книге есть всё самое главное: все эти слова, все эти речи, которые они произносили, и которые в большинстве случаев я просто переписала из показаний и свидетельств перед Инквизицией, из трактатов и ритуалов катаров и приговоров инквизиторов. Все эти слова, произносимые добрыми людьми — слова, за которые они были замучены; все эти приговоры, звучавшие на самом деле; и слова самой Гильельмы: «С ним — ни живой, ни мёртвой» или «Служить добрым христианам», которые передает ее брат Пейре. Все эти почтительные жесты, которыми приветствовали добрых людей; руки, которыми их обнимали, все эти склоненные головы, вся эта сожженная вера, все эти загубленные жизни.

Настоящие жизни. Не «книжные». Жизни, которым я изо всех сил, может даже слишком, пыталась придать бытие: лица, но также и физиономии, одежды, дома, города и деревни, картинки жизни… Я встречала этих людей, словно старых друзей, приходящих ко мне. Я ощущала их каким–то неописуемым образом, что неудивительно, если я столько лет «работала с ними». И я рискнула пойти еще дальше, благодаря Кристин, которая воодушевляла меня своей живой и искренней дружбой и разделила со мной почти все это путешествие вместе с Гильельмой и Бернатом, и безоговорочно разделила со мной все мои чувства. Кристин Дьюлафе, профессиональный археолог. Наверное, я никогда не сумею достаточно отблагодарить ее за решимость и участие. Это она открыла передо мной двери домов в Монтайю, в Рабастен, в Сен — Жан Л’Эрм, это она сосчитала горшки на всех полках и рисовала мне в красках тогдашних овец и баранов: это она показала мне средневековый Ларок д’Ольме, место, где проводились ярмарки, таверну. Это она показала мне пейзажи того времени, тогдашней Фергюс, Ла Гарде де Верфей, глняные домики Борна и Бельвез, старое кладбище перед бывшим фасадом кафедрального собора Тулузы, где произносились приговоры Бернарда Ги. Она видела местность лучше, чем та выглядит на моих картах де Кассини масштаба 1:25 000, и она проделала со мной всю эту работу. И намного больше. Без нее эта книга не имела бы плоти. Ни дерева, ни камня, ни ткани, ни шерсти, ни земли, ни хлеба, ни вина. Ни жизни. И, без сомнения, души. И я не могла не посвятить ей эту книгу.

Но я не могу также забыть и моих всегдашних подруг по ереси, которые поддерживали меня в моем вечном желании повернуть Историю лицом к человеку; этих университетских преподавательниц, склонявших меня «сжечь мосты» и не придавать больше никакого значения священной «научной объективности» историка: Беверли Кинзли из Гарварда, Даниэлу Мюллер из Утрехта, Ильву Хагман из Швеции, Анни Казенаве из Арьежа.

Я также хочу упомянуть Мишеля Жаса, моего друга и пастора, у которого я нескромно одолжила несколько строк его собственной проповеди на прошлое Рождество, для заключительных слов рождественской проповеди доброго человека Фелипа в Монтайю. Я знаю, что он не будет на меня сердиться.

И еще я хочу сказать, как я благодарна Жану — Луи Мартейлю, который помог мне внести и завершить последние правки, и всегда был доверчивым, ласковым, дружелюбным и улыбчивым.

Спасибо, наконец, всем в Монтайю, кто и сегодня принимал меня так же просто и искренне. Потому что Монтайю всегда останется Монтайю.

Моё последнее спасибо я хочу сказать своему мужу и соучастнику Жану — Луи Гаску, который оставался со мной с начала и до конца, на всех дорогах, от земли д’Айю до инквизиторской тюрьмы в Каркассоне. И до фляги с вином в Пючсерда. Жану — Луи, единственному человеку, который, по моему мнению, понимает добрых людей с полуслова. И чувствует их юмор.

ИСТОЧНИКИ ЭТОЙ КНИГИ

Документы

Жоффре д’Абли, инквизитор Каркассона. Фрагменты допросов жителей графства Фуа.

Geoffre d’Ablis, inqiusiteur de Carcassone. Fragment d’enqu^ete en comt'e de Foix (1308). Ed. Annette Pal'es — Gobilliard. CNRS, 1984.

Бернард Ги, инквизитор Тулузы. Реестр приговоров.

Bernard Gui, inqiusiteur deToulouse. Registre de sentences (1308–1323). Ed. Philippe a Limborch, Historia Inquisitionis, Amsterdam, 1692.

Бернард Ги. Учебник инквизитора

Bernard Gui Practica Inquisitionis/ Le manuel de l’ inqiusiteur. Ed. partielle Georges Mollat, Champion, 1927

Жак Фурнье, епископ и инквизитор Памье. Реестры показаний и допросов.

Jacques Fournier, ev^eque et inqiusiteur de Pamiers. Enqu^etes 1318–1324. Edition (Privat 1965) et tradution (Mouton, Paris-La Haye, 1977) par Jean Duvernoy, 3 volumes.

Приговоры Жана де Бюн, Жана дю Пра, Анри де Шамайю и Жака Фурнье.

Sentences de Jean de Beaune, Jean du Prat, Henri de Chamayou et Jacques Fournier, 1323–1329. Registre de l’Inquisition de Carcassone. Paris, BnF, Manuscrits, Fonds Doat, N 27–28.

Трактаты и ритуалы катаров.

Traites et rituelles cathares. Traduction dans: Rene Nelli, Ecritures cathares. L’ensemble des textes cathares traduits et annotes. Nouvelle ed. actalisee et argymentee par Anne Brenon. Paris. Le Rocher, 1995.

Некоторые книги.