Шрифт:
Полная представительная дама в накрахмаленном переднике, сияя червонным золотом широкой улыбки, щедро наливала бадаевской пены в пивные кружки и скупо цедила «белую головку» (еще недавно совсем «рыковку» — названную в честь Предрика Союза тов. Рыкова) в граненые лафитнички и стопочки с обманчивой внешностью: вроде абсолютно цилиндрические, ан глянь! дно на конус так и сходит…
Взяв, чтобы два раза не ходить, сразу графинчик беленькой и к ней пару пива прицепом, Бекренев поставил угощение перед о. Саввой. О закуске два новых знакомца не беспокоились: к такой порции выпивки автоматом шла сковородочка жареной с грибами картошки, уже включенная в стоимость казенной. Без закуски, как я уже отмечал, спиртные напитки в общепите вообще не отпускались.
Выпив по первой («За знакомство!») и тут же молча добавив по второй, «За здравие!» мужчины разом достали курево: Бекренев вынул из кармана дорогую «Пушку» в красной картонной коробочке с тисненным (и весьма точным) изображением 42-линейной полевой пушки на ней, а о. Савва кисет, вышитый умелыми жениными руками, увы, не с ридным (так в тексте) малорусским самосадом, но лишь с самой дешевой моршанской махоркой, перемешанной по обычаю с сором и нитками.
Закурили, пуская к низкому потолку сизые струйки гонящего из глаз слезу свирепого табачного дыма. Помолчали. Отхлебнули жидковатого, но хоть зато весьма свежего и вкусного пивка, которого после отстоя пены оказалось ровно пол-кружки…
Выпили и по третьей. На душе у о. Саввы захорошело.
— Батюшка, а можно мне как на духу? — спросил вдруг Бекренев.
О. Савва вынул из кармана красный фуляровый платок, вытер рот и бороду, сказал основательно:
— Слушаю вас внимательно.
— Батюшка, вы также думаете, как и я?
— Что именно думаю, сын мой? — насторожился священник.
— Да то, что эта история уж больно мерзко пахнет. Посудите сами: взяли нас на ответработу, троих. И… кого же? Девочку после техникума, со светлой душой и без всяких мозгов. Вас, с волчьим билетом, которого поганой метлой из школы погнали… погнали ведь? Верно?
— Есть такое дело! — не стал отпираться о. Савва.
— И присовокупили ещё и меня… тоже, знаете… меченого…
— Офицер? — понятливо кивнул головой о. Савва. — Сидели, поди?
— Да, три года в концлагере. — мотнул головой Бекренев. — И вот, взяли нас таких… и куда? В Госинспекцию Наркомата, вроде как в священную инквизицию… Явно не по Сеньке нам сия шапка Мономаха. Но ведь взяли же? А… Только вот… Зачем?!
— Может, именно затем, чтобы мы себе шею сломали? — задумчиво произнес о. Савва. — Я ведь и сам, грешный, сумлеваться стал. Первое же дело, и вот такое… м-нда-с… Необычное, прямо скажем…
— Вот я и говорю… Думаю, батюшка, использовать нас хотят в темную… — решительно произнес его собеседник. Потом вдруг резко переменился в лице, понизил голос:
— Прошу Вас! Вы человек, гляжу, разумный…
— Да пожалуйста, все что угодно…, — опрометчиво пообещал о. Савва. Была у него такая скверная черта, от которой он и сам нередко страдал: мало кому он мог отказать в сердечной просьбе! Благо, попадались о. Савве люди всё больше приличные, можно сказать, душевные, и чрезмерного от него не требовали.
Бекренев схватил его за руку своей горячей и сухой рукой и горячечно зашептал:
— Батюшка Савва, отговорите ЕЁ, ну прошу Вас… Хотите, на колени встану? Пусть только она не едет с нами! Пусть от работы этой проклятой откажется… Ведь это же против самого Эн-Ка-Вэ-Дэ идти придется!
— Да что вы, что вы! — испуганно замахал руками о. Савва. — Не надо на колени-то… Я ведь не икона! Конечно, отговорю.
… Но обещания своего сдержать увы, не смог…
Спецсообщение.
Довожу до Вашего сведения, что я вхожу в состав комиссии по проверке клеветнического письма о деятельности Барашевской школы-интерната, находящейся в ведении НКВД. Остальные члены комиссии настроены резко антисоветски, возможно составление ими отчета, искажающего работу органов ГУЛАГ по перековке малолетних преступников. Прошу Вашего разрешения на нейтрализацию фигурантов. Сексот Олеся.
Резолюция
Провести оперчекистскую работу по выяснению подоплеки создания данной комиссии. Нейтрализацию фигурантов временно отложить. Сообщать мне о ходе операции лично. Ст. л-т ГБ Сванидзе.
Глава третья
«Цыгане шумною толпою по Бессарабии бредут…»
Составить комиссию! Отправиться немедленно! Ага, ага…
Вылетевшая, как бомба, из высокого кабинета (и вправду высокого! Лепной потолок, с которого свисала старинная, потемневшая бронзовая люстра, нежно сиял своими розовыми пухлощекими ангелочками — или голыми амурчиками? купающимися среди небесной лазури и похожих на вату туч, не иначе как на пятиметровой высоте!), Натка с размаху хлопнулась своим тощим задком на жесткое заседательское (чтобы не слишком долго заседали!) противогеморройное сиденье… Опытная платино-пергидролевая секретарша уже подносила ей граненый стакан с холодным кипяточком.
Пока Натка судорожно пила прославленную лучшим поэтом Советской страны кипяченую воду, мимо неё с дробным топотом, как крохотное стадо мамонтов, пробежали Бекренев и Охломеенко и сгинули разом во тьме внешней, коридорной… У! Охломоны проклятые… Смылись. Истинно мужской поступок.
Поставив стакан на приставной столик, испещренный пересекающимися окружностями следов от чашек и ожогами от не погащенных папирос, положенных на него «только на секундочку», Натка вытерла холодный пот и крепко задумалась…