Шрифт:
Между тем, число монахов позади матушки уменьшалось. Сделавшие своё дело, кланялись святым отцам и, бросив последний жадный взглянув на залитую семенем нагую испытуемую, уходили. Куратор испытуемой, отец Джеймс, невозмутимо стоял у выхода и кивком благодарил каждого.
Наконец, и последний монах подал матушке из-под рясы свой загнутый кверху атрибут, который она захватила, едва шевеля усталыми губами. Долго он тоже не выдержал, излился в Чашу и удалился.
Остались только сидящая на коленях матушка Элеонора - вся мокрая, залитая и ошарашенная, но не выпускающая Чаши из рук, да триумвират святых отцов на возвышении. В Чаше, почти до половины её, плескался густой слоисто-белесый кисель.
Святые отцы Ордена переглянулись и поднялись.
– Ну, что же, дочь моя, - торжественно произнёс отец Доминик.
– Вы справились с этим этапом и наполнили Чашу. Поздравляю! Но впереди самое трудное, - возбуждаясь и возвышая голос, говорил Доминик. – Вы должны осушить эту Чашу! И если осушите её до дна, не оставив ни капли, вы – член Святого Ордена!.. Скажу сразу, что с этим испытанием справилась однажды только сестра Тереза, и более никто. Но она была стара, и перед испытанием почти год умерщвляла свою плоть. Дух же её был силён! И нутро её приняло всё семя святого Ордена, и не отторгло, и напиталось им… После этого ей не хотела есть уже никогда. Прожила же она до глубокой старости, питаясь только солнечным светом.
– Вы готовы?
Мокрая, с размазанными чёрными глазами матушка с ужасом смотрела на Чашу, в которой плескалось около пинты гущины, источавшей сильный запах, который, впрочем, она уже не ощущала.
– Готова! – отчаянно воскликнула она, выпучивая глаза: сейчас она была вылитая кикимора, вылезшая из болота.
– Пейте! – махнул рукой отец Доминик, сделав зверское лицо.
– Святой ареопаг зафиксирует и отметит всё. Смотрите, братия, внимательно!
Сестра Элеонора напряглась, поднесла Чашу двумя руками ко рту, попыталась глотнуть, и… Спазм отторжения пронизал всё её тело и стиснул горло. Сделав несколько глубоких вдохов, она решилась на вторую попытку: поднесла Чашу к губам, но при попытке втянуть в себя живой кисель, её снова чуть не вывернуло. «Нет, не смогу… – поняла она с отчаянием. – Но я должна вступить в Орден! Я хочу быть среди них, среди великих! Хочу!!»
Лицо её приняло сумасшедшее выражение, тело напряглось, и, будто прыгая в пропасть, она приникла к Чаше губами… За первым большим глотком сразу последовал спазм отторжения - желудок её хотел было взбунтоваться, но сестра Элеонора подавила бунт, и тут же сделала второй глоток… Потом третий, четвёртый, пятый… Святые отцы заворожено смотрели на это чудо самообладания, силы духа и твёрдости в вере нового члена Ордена.
Глоток следовал за глотком, Чаша постепенно опрокидывалась и пустела, а живот матушки Элеоноры надувался… В конце концов, всё было выпито до капли, и испытуемая, подавив ещё пару раз рвотный рефлекс, перевернула Чашу, демонстрируя святейшему ареопагу, что она пуста. Глаза её светились торжеством.
Отец Доминик с сомнением смотрел на её надувшийся живот.
– Встаньте, дочь моя. Вы выпили Чашу до дна, и наполнились семенем святого Ордена… Да будет так! Но хватит ли у вас выдержки и твёрдости удержать его в себе, и напитать им своё тело? Скажите правду.
Сестра Элеонора глубоко вздохнула, поднялась с колен, приблизилась к столу ареопага и поставила на него святую Чашу Грааля, покрытую слизью и снаружи, и изнутри. Живот её был наполнен живым киселём, и она чувствовала, что там что-то происходит… Но об этом даже думать сейчас было нельзя!
- Да, святой отец, хватит! – твёрдо отвечала она, глядя на отца Доминика ясными, хотя и в чёрных потёках глазами.
– В таком случае… Что скажете, святые отцы? – обратился Доминик к собратьям. – Можем ли мы считать испытание пройденным? Достойна ли испытуемая своей твёрдостью духа войти в наш святой Орден?
– Вполне достойна, - отвечал отец Августин, доброжелательно и даже ласково разглядывая нагую и залитую семенем сестру Элеонору вблизи.
– Думаю, достойна, - важно отвечал и отец Франциск. – Приветствуем нашу сестру в лоне Ордене!
Голая матушка осветилась радостью и хотела что-то сказать, но желудок её в это время сжался, не выдерживая наполнения, и она с трудом сдержала тяжёлый рвотный позыв.
– Дочь моя, Вы удостоены чести и приняты в полноправные члены Ордена! - торжественно провозгласил отец Доминик.
– Соответствующий тайный знак вы получите через преподобного сэра Джеймса. Отец Джеймс! Приведите в порядок нашу испытуемую… и проводите её. Она свободна.
Отец Джеймс с чёрным монашеским плащом в руках подошёл к ней, набросил его матушке на плечи и повёл в боковую дверь. Однако ходьба вызвала колыхания жидкости в желудке, и матушка сильно побледнела.
– Преподобный, - взмолилась она. – Отведите меня к машину, прошу вас… Побыстрее! Без омовения… всё потом.
– Дорогая моя, держитесь!
– шепнул ей преподобный. – Не показывайте вида… Иначе всё будет напрасно, и испытание не будет зачтено! …Неужто сей белковый продукт был несвежим? – усмехнулся он.
– О, падре!.. – матушкино лицо исказилось, ей было нехорошо.
– Слишком свежим! И даже живым… Но его было так много!
Преподобный вывел матушку из мрачного здания монастыря, провёл по дорожке сада и вывел за ворота. Бледная матушка, утирая лицо полою монашеской мантии и пошатываясь, глубоко вдыхала лесной воздух – монастырь Иезуитов был расположен в лесных зарослях, скрываясь от посторонних глаз.