Но директор — человек умный. Он принял мою вер сию о мести, тем более, что после бегства слонихи к диверсиям своих подчиненных притерпелся (да у него, как я потом узнал, и раньше случалось подобное), и разделил стоимость фазанов между зоотехником Филиппычем, бригадиром Антониной, мной и даже взял одного фазана на себя. А фазаны по балансовой стоимости — «от 250 до 700 долларов». Хорошо, что серебряный не погиб, тот вообще стоил 1500 баксов.

Не то чтоб меня это сторублевое удержание шибко ударило по карману, — злорадство толстухи–главбуха раздражало.

Получив деньги, я тоже направился в магазин. Толь ко не в продуктовый, а в промтоварный, где приобрел за 55 рублей радиолу «Серенада». Пластинки Высоцкого, Окуджавы, Галича у меня уже были, и вечерами мне очень хотелось послушать их песни. Тем более, что жилье мое улучшилось: директор переселил меня в другой, тоже фасадный вагон, где я стал обладателем уют ной комнаты с прихожей, кухней и минимумом мебели, в которой главенствовала деревянная двуспальная кровать с атласным матрасом.

Не успел я подсоединить свою радиолу, как заявился Жора. Укрощение Кинги нас сдружило, и Жора при шел выразить свою симпатию бутылкой «Столичной». Пришлось соорудить закуску. Мы выпили по рюмке, и Жора, удовлетворившись моим объяснением, что я в «завязке», удалился опять же вместе с бутылкой. Я, на конец, подсоединил радиолу, размотал комнатную антенну, поставил пластинку.

«Идет охота на волков, идет охота», — мощно по вел Высоцкий, и в дверь постучали. Это явился за свидетельствовать свое почтение главный администратор. И тоже с бутылкой, но хорошего коньяка. Проводив Андросова, я увеличил звук.

«Я не люблю себя, когда я трушу…». Снова стук. На сей раз ко мне в гости — Филиппыч. Он долго плачется из–за необходимости платить за фазанов, хотя еще два года назад ему надо было перевести лис в другую секцию. У него «Зубровка».

Выпив третью рюмку, я понял, что визиты не прекратятся. Наверняка, на подходе были еще армянский коммерсант с жалобами на несправедливость азербайджанской милиции, соседка по вагончику Тося, Царь, который узнал, что я сидел, и теперь искал встреч, а потом и другие сотрудники.

Я накинул куртку и зарулил в кабинет к шефу. Сутки отгула он мне дал без разговора. Паспорт был в кармане, пригласительные билеты тоже. Уже через час я стал обладателем одиночного номера в «Интуристе» лучшей тольяттинской гостинице. Номер вполне оправдывал репутацию отеля: цветной телевизор, горка с посудой, красивый интерьер и даже биде в туалете. Я принял душ и спустился в вестибюль, зашел в бар. Три выпитых рюмки требовали продолжения. Я по просил бармена смешать мне коктейль и обратился к сидящей рядом девице:

— Простите, вы не местная?

— Местная, а что?

— Да так, хотел попросить показать мне город.

— Что его показывать. Город, как город. Вы лучше угостите девушку коньяком.

С ней было все ясно. Небогатая продавщица, или столовская работница вышла на внеурочную работу. Но девчонка была молоденькая, не слишком потрепанная. Я заказал ей коньяк и предложил поужинать вместе. Я не столько нуждался этой ночью в женщине, сколько боялся уйти в запой. Я уже клял себя за мягкость характера. Надо было отказать своим гостям, не боясь их обидеть. Проглотили бы, тем более — все они мои подчиненные. Секс мог удержать меня от пьянки, я это знал. А девчонка была явно не против, но сразу предупредила, что к двум ночи ей надо быть дома, «а то мама убьет».

— Почему же именно к двум, а не к часу или к трем? — спросил я.

— Потому что в два кончается дискотека, — реалистично пояснила она.

Я прихватил в баре бутылку сухого вина, фрукты и мы поднялись в номер.

Так как дальнейшее имеет мало отношения к моему повествованию о зверинцах, я упущу подробности. Предвижу огорченные лица некоторых читателей. Для них я, если будет время, в смысле — если меня не посадят и не грохнут мои новые знакомые, я со временем напишу сексповесть, где постараюсь добросовестно вспомнить свои половые контакты, начиная с 15 лет, и описать их с максимумом подробностей. Это, надеюсь, будет выдержано в стиле настоящего социалистического реализма.

…В два я проводил девчонку до выхода, где сунул сонному швейцару пятерку, и с удовольствием завалился спать. Проспал до 12, принял душ, перекусил в гостиничном кафе и бодрый, счастливо избежавший за поя, направился в зверинец.

Не успел я зайти на хоздвор, как на меня набросился директор.

— Где вы ходите? В зале бардак, клетки не убраны, дежурить некому…

— Простите, — прервал я его, — вы, Виктор Викторович, сами меня отпустили после обеда на сутки. Я даже раньше пришел. Это, кстати, мой первый выход ной за полтора месяца.

— Надо знать, когда брать выходные, не после по лучки же, — сбавил он обороты.

— А какая разница? — искренне удивился я.

— А пройдите по вагончикам, посмотрите, — с ехидцей, но уже спокойно предложил он.

Да, я действительно был еще новичком в этой системе. В первом вагончике водители лежали вповалку, пахло блевотиной, на полу валялся мордвин Кильмяшкин по прозвищу Пельмень, изо рта у него стекала желтая слюна. Во втором вагончике лежал бесчувственный Жора, обнимая недопитую бутылку. На соседней койке по жилая девица, сонно осматривалась, натягивая на дряблые груди простыню. В третьем вагончике жил Царь. На стук он открыть не соизволил. Царь всегда пил в одиночестве, а потом сутки двое сидел взаперти, отходил. В третьем вагончике жили Филиппыч и Андросов. Они встретили нас помятыми рожами и здоровенным жбаном пива. Работы от них сегодня ждать не приходилось. В вагончике, где жили мои рабочие, было не лучше, чем в шоферском. Недавно принятый парень из Тольятти — он отвечал за обезьян — был трезв, но так сильно болел с похмелья, что едва поднимал голову. Стоящий около койки таз был наполовину полон коричневой вонючей рвотой. Рабочий хищного ряда, красивый кореец Ким, уже успел опохмелиться. Он готовно вскочил, но я запретил ему появляться в зале.