— С чего вы это взяли?

— В этом вас изобличают показания гражданина Н., совершившего кражу, и тот факт, что вы не сделали в РОВД соответствующего заявления, хотя, как я выяснил, перевозкой имущества зооцирка руководили вы.

На сердце у меня отлегло.

— Заявление я сделал буквально через час после того, как узнал о краже.

— Вы говорите неправду. Заявление сделал директор Бофимов, а не вы. Вы даже не помогли следствию, хотя вор к вам обращался, и вы об этом рассказывали директору.

— Послушайте, директор третий месяц в Москве.

Я за директора был все время. И в заявлении моя подпись, где оно?

— Что вы мне сочиняете, — следователь вытащил из папки лист. — Вот Бофимов подписал.

— Неужели не ясно, что если перед словом «директор» стоит черточка, вот, видите, то подписывает кто–то, его замещающий. И подпись моя, такая же, как в паспорте. Вот, смотрите.

Следователь начал чесать в затылке.

— Вы оторвали меня от работы, завезли за тридевять земель. Теперь больше часа добираться обрат но, ваш Волгоград очень неудобно расположен, не город, а кишка какая–то. А все это мы могли в пять минут выяснить у меня в вагончике. Еще в камере с каким–то уголовником проманежили.

— Но как же показания гражданина Н.?

— Это вы у него спрашивайте. Крутит, наверное, не знает, что я заявил сразу. Хотя… У меня сразу после этого происшествия уволился шофер, Хохол. Не вступил ли он в сговор, а то я все недоумевал — по чему он так быстро уволился, даже выплаты премиальных не стал ждать. Я вам дам его адрес, мужик безвольный, можно легко расколоть.

Следователь умел быть благодарным. Он сказал:

— Я вам благодарен за помощь следствию. Но я вынужден взять с вас подписку о невыезде. Степень вины каждого участника этого дела будет определять Суд.

Я даже залюбовался этой машиной марки “”CCT»”: (советский следователь, тупой).

Он заставил меня расписаться в бланке о невыезде, указав город Москву. Вот уж не пойму, почему именно Москву. Я ему не говорил, что я из Москвы, я сказал, что зверинец московский, а я через три дня ухожу в отпуск, не хочет же он мне этот отпуск сорвать?

— Где намереваетесь отпуск проводить?

— По месту жительства, естественно.

Вот он и пишет: Москва. Чудак человек. Совершенно не знаком с деятельностью и повадками аспидов, особенно коралловых. Ну, да бог с ним.

— А как же адрес? — спросил следователь, закончив формальности.

— Адрес мы можем взять только в бухгалтерии. Я, признаться, даже фамилии его не помню, он при мне работал очень мало.

— А это далеко, его новая работа?

— Он перешел на мотогонки, такой аттракцион. И они должны гастролировать неподалеку, в области. Но в любой момент могут уехать в Краснодар, были такие разговоры.

«ССТ» клюнул мгновенно и с охотой.

— Как бы мне его перехватить?

— Взять адрес и поехать задержать. Что может быть проще?

— Но адрес же не с вами?

— Поехали, я выпишу его вам со всеми другими данными по Хохлу.

Через несколько минут мы с комфортом на том же «Москвиче», в котором следователь «производил задержание», ехали в зверинец. Представители компьютеров первого поколения марки «ССТ» мне всегда нравились, главное в общении с ними — переключить про грамму на себя.

— Вы знаете, что сказал Сен — Жюст? — обратился я к нему по дороге. — «Всякий правитель обагрен кровью». Как вы думаете, он имел в виду реальную кровь или символическую? Как образное выражение, метафору?

Этот вопрос напрочь выключил его мозговое устройство. Он только кряхтел, а уже около зверинца сказал зачем–то:

— У нас демократия…

Вчера я лег поздно. Поздно и встал. Давненько я не спал до десяти утра. Нет, не потому, что не мог, — не хотелось просто. Старею видно…

Вчерашний день был для меня удачным. Трюк с костюмом сработал безупречно, я получил не удостоверение внештатника, на что надеялся, а настоящие корочки специального корреспондента «МБ». Так что в Арбатское удостоверение, по которому я числился собкорром-Morning news of London, The own reporter, — мне теперь могло не потребоваться. А то, я как–то не очень представлял себя бегло болтающим на английском (не американском, а именно английском).

До Нового года я намерен был поставить точку на затянувшейся угрозе со стороны чеченских мстителей. Теперь, когда отношение к чеченцам стало откровенно враждебным, я мог не бояться преследования со стороны милиции. Это раньше на их стороне выступали какие–то прокуроры и работники угро. Хотя, что мне могли инкриминировать? То, что я пытался выручить чеченскую девчонку? Или агрессию моей слонихи? Смешно!

Конечно, если убийство гражданским прокурора все еще висит на мне, то могут обнаружиться неприятности. Но до сих пор мое открытое проживание в Москве не вызывало недоразумений. И на стендах милиции — «Розыск» моя физиономия давно не фигурировала.