На алтаре горели свечи, источая благоухание, и язычки пламени трепетали на сквозняке, идущем от воздухоочистителя. Длинные свитки, исписанные крупным почерком Пазаниуса, лежали на постели. Бывший сержант бережно взял позолоченный свиток перепачканными кровью пальцами и начал читать нараспев слова епитимьи, написанные там, хотя и так знал их наизусть. Он поднял сверкающую искусственную руку, распрямил пальцы и положил ладонь на залитую кровью грудь. Кровавые очертания двуглавого орла с распростертыми крылами застыли — кровь Ультрамаринов сворачивалась быстро.

Пазаниус провел рукой по груди, размазывая запекшуюся кровь по блестящему металлу, и начал молиться. Когда он закончил, то осторожно поднес свиток к трепещущему пламени свечи и держал до тех пор, пока пергамент не загорелся. Голодные языки пламени лизали свиток и ползли вверх, жадно поглощая слова и обжигая кончики пальцев.

Скоро свиток превратился в пепел и разлетелся оранжевыми искрами, которые гасли, не долетев до пола. Наконец последний догорающий кусочек выпал из рук Пазаниуса, и он ударил сжатым серебряным кулаком в стену каюты, оставляя глубокую вмятину в переборке.

Затем он поднял руку к лицу и стал рассматривать повреждения на блестящем протезе. Его металлические пальцы треснули и погнулись от удара, но Пазаниус скривил губы в брезгливой гримасе, завороженно глядя на металл, который замерцал и начал выправляться сам.

— Прости меня, — прошептал Пазаниус.

Уриэль достал пустой магазин из болтера и ловко всадил новый, а в это время враг появился в дверном проеме здания, находившегося за спиной. Капитан откатился в сторону под шквалом лазерных вспышек, в прыжке перевернулся и, оттолкнувшись от песка лишь единожды, занял выигрышную позицию за грудой старых ящиков для боеприпасов. Движения бойца были настолько отработанными, что он едва осознавал, почему действует именно так, а не иначе. Ультрамарин посмотрел, спустил курок, снеся голову мишени одним точным выстрелом.

Еще один стрелок с резким хлопком появился на карнизе здания, и Уриэль также снял его одним выстрелом. Болт прошел навылет и взорвался позади появившейся фигуры,

Пазаниус побежал к дверям здания, пока Уриэль проверял верхние окна и окружающие крыши на предмет наличия новых мишеней. Никто не появился, и он опять обратил внимание на главный вход. И в этот момент Пазаниус снес двери с петель, обрушив на себя град обломков.

Уриэль побежал к зданию, а Пазаниус прикрывал его тыл; Уриэль слышал характерное шипение лазгана и отвечал ревом болтера. Когда он добрался до цели, то впечатался спиной в стену рядом с дверью. Пазаниус метнул гранату внутрь и отскочил в сторону, чтобы его не снесло взрывной волной.

— Вперед! — крикнул Пазаниус, и Уриэль ринулся в наполненную дымом комнату. Изувеченные тела разбросало по всему помещению, едкая пыль раздражала глаза, но авточувства Уриэля позволяли ему видеть сквозь дым, указывая ему на двух врагов, которые пережили взрыв. Он уложил одного, а Пазаниус снес голову второму.

Комнату за комнатой, этаж за этажом два Ультрамарина прочесали все здание, поразив еще тридцать мишеней. Здание было зачищено за четыре минуты с того момента, как была сломана дверь.

Уриэль снял свой шлем и провел рукой по волосам. Дыхание его было совершенно спокойным.

— Четыре минуты, — сказал он. — Плохо! Капеллан Клозель заставил бы нас поститься неделю после такого спектакля.

— Ага, — согласился Пазаниус, тоже снимая шлем. — Но мне почему-то совершенно не хочется тут выпендриваться.

— Я понимаю, что ты имеешь в виду, но это большая честь — обладать такими способностями, как у нас. Следовательно, мы обязаны оттачивать их до совершенства, — сказал Уриэль, проверив болтер и прошептав слова молитвы, обращенной к духу оружия.

Все Космодесантники относились к своему оружию бережно и почтительно, но для Ультрамаринов болтер был чем-то гораздо большим, чем просто оружие. Он был божественным орудием воли Императора, своеобразным проводником его гнева на тех, кто смел оказывать открытое неповиновение Империуму.

Уриэль был согласен с Пазаниусом: они здорово сдали. Четыре минуты, чтобы зачистить здание такого размера, можно было считать неплохим результатом, но он знал, что это можно сделать гораздо быстрее, а сама идея не особенно напрягаться уязвляла гордость и беспокоила его.

С тех пор как ему исполнилось шесть лет и его поселили в Казармах Аджизелуса, он чувствовал потребность быть лучшим во всем. Наставники не выделяли его и во всем уравнивали с остальными, но само осознание, что он не сделал всего, что мог, подстегивало. Пазаниус был прав — без постоянной муштры и тренировок, к которым они привыкли, будучи Ультрамаринами, их умения и навыки не то чтобы утрачивались, но словно притуплялись.

— Все равно, — продолжал Пазаниус, — нам теперь больше не надо быть лучшими. Может быть, мы вовсе и не принадлежим больше к Ордену?