Шрифт:
Пока он шел, стемнело, и Уриэля зазнобило от какого-то нездешнего холода.
— Я бы на твоем месте не стал заходить в деревню, — произнес голос за спиной. — Так ты можешь поверить, что все это правда, и тогда вряд ли сможешь вернуться.
Уриэль обернулся и увидел Космодесантника, облаченного в бледно-голубой хитон, такой же, как и у работников в поле. Уриэль расплылся в улыбке, узнав воина.
— Капитан Айдэус! — сказал он радостно. — Вы живы!
Тот лишь покачал бритой головой, покрытой многочисленными шрамами:
— Нет. Я давно мертв. Я ведь погиб на Трации, помнишь?
— Да. Я помню, — медленно выговорил Уриэль. — Вы тогда взорвали мост через ущелье.
— Верно, так оно и было. Я погиб, выполняя наше боевое задание, — многозначительно произнес Айдэус.
— Тогда как вы оказались здесь? Хотя я не очень-то уверен, что могу с точностью сказать, где это «здесь» находится…
— Да нет, все правильно. Ты на Калте сейчас, ровно за неделю до вступления на долгую дорогу, что привела тебя сюда, — сказал Айдэус, неспешно шагая по тропинке, что вела от фермы к одной из ирригационных машин.
Уриэль пошел рядом со своим бывшим капитаном.
— Но как я оказался здесь? И почему вы тут? И почему мне нельзя зайти на ферму?
Айдэус пожал плечами:
— А еще можно задаться вопросом, где ты был раннее, — печально улыбнулся он. — Я могу с уверенностью сказать только то, что мы находимся здесь и сейчас. А почему — это для меня тоже загадка, ведь это все происходит в твоей голове. Ты сам взбаламутил свою память и вызвал меня сюда.
— Но почему именно на родину?
— Возможно, потому что это надежное, безопасное место, куда всегда можно отступить и где всегда тебя укроют, — предположил Айдэус, подняв мех с вином к губам и делая основательный глоток. Затем он передал мех Уриэлю, тот тоже отпил и прикрыл глаза от удовольствия. Этот искрящийся вкус вина Калта ни с чем нельзя было перепутать.
— Отступить? — переспросил, он, возвращая мех капитану. — Я не донимаю. Укрыться от чего?
— От боли.
— Какой боли? — спросил удивленный Уриэль. — У меня ничего не болит.
— Точно? — резко спросил Айдэус. — Тебя не терзает сейчас боль? Боль провала, неудачи?
— Нет, — сказал Уриэль, вглядываясь в темные облака, что стали собираться под сводами пещеры.
Подступающая тьма всколыхнула глубинную тревогу, и безмятежный сельский пейзаж разом потерял все свое очарование.
Затянутые дымом небеса, лязг железа. Животный страх и невыносимые страдания…
Далекий раскат грома привел облака в движение, и Уриэль в смятении посмотрел вверх. Он вынырнул из детских воспоминаний. В подземных пещерах Калта никогда не было таких страшных гроз. Армада черных облаков собралась над ним, и Вентрис почувствовал удушающий страх, поднимающийся к горлу. Тучи наливались угрожающей синевой.
Айдэус подошел поближе к Уриэлю и произнес:
— Ты умираешь, Уриэль. Они каким-то образом отняли у тебя то, что делает тебя Уриэлем Вентрисом, верным Космодесантником Императора… Ты не ощущаешь потери?
— Нет, все как обычно…
— Постарайся! — настаивал Айдэус. — Тебе жизненно необходимо вернуться в боль…
— Нет! — выкрикнул Уриэль, когда первые капли темного дождя забарабанили по его доспеху. Большие, тяжелые, они шрапнелью били по мягкой пыли, быстро превращая ее в непролазную грязь.
Удушающие, омерзительные щупальца, шарящие по его телу, страшное ощущение осквернения…
— Я не хочу возвращаться! — прокричал Уриэль.
— Тебе придется, это единственный способ, если ты хочешь спастись.
— Я не понимаю!
— Подумай! Тебя хоть чему-нибудь научила моя смерть? — настаивал на своем Айдэус. — Космодесантник никогда не примет поражения, никогда не прекратит, бороться и никогда не предаст своих боевых братьев.
А дождь лупил уже так сильно, что удары капель, казалось, прожигают до костей. Ливень прибил колосья к земле, и фермеры побежали к своим домикам. Уриэлю отчаянно захотелось присоединиться к ним, но Айдэус положил ладонь на его плечо. Образ бывшего капитана уже начинал бледнеть, и, словно почувствовав, что скоро исчезнет, старший товарищ постарался закончить свою речь:
— Нет! Воин, которому я передал свой меч, никогда не сдастся и не отступит! Он не испугается даже самой страшной боли!
Уриэль опустил глаза, заранее зная, что он там увидит, потому что уже почувствовал в руке тяжесть великолепно сбалансированного оружия. Лезвие было серебряным, эфес — золотым, и меч сиял ярче солнца. Уриэль закрыл глаза, и ему припомнилось, как этот клинок пел, рассекая воздух и вражескую плоть…
— Что ожидает меня, если я вернусь?
— Страдания и смерть, — признался Айдэус. — Боль и муки.