Былая родина…

Тремейн уже с трудом мог вспомнить планету, на которой родился… ну разве что то, что она была куда более оживленным, красивым и привлекательным местом, нежели этот уродливый кусок камня. Конечно, сержант понимал, что его представления о родине несколько радужны. Как, впрочем, и вообще воспоминания любого солдата о доме. И все же он, невзирая на это понимание, скучал по пряным ароматам в воздухе и золотистым закатам, озаряющим темнеющее небо.

Он улыбнулся неожиданно нахлынувшему поэтическому настроению и остановился у одной из угловых орудийных вышек, представлявшей собой угловатую конструкцию из армированного бетона, дополнительно защищенную стальной сеткой, призванной помочь при попадании кумулятивного снаряда. Установленная на ней автоматическая пушка смотрела на пустырь перед крепостью; два ствола, высовывавшиеся из амбразуры, приглядывали за дорогой, ведущей от промышленных районов Барбадуса.

Ночь стояла тихая, если не считать рокота моторов и отзывающегося в зубах электрического гула, доносившихся из ремонтного цеха и непривычно тревожащих. Там сейчас находились два космодесантника, которых Фалькаты недавно обнаружили — Тремейну очень не хотелось использовать понятие «арестовали», — а с ними и полковник Каин. Речь шла о какой-то подзарядке брони, хотя сержант не очень-то понимал, что там происходит.

Важно было только то, что ему все это совсем не нравилось. Тремейн вообще не приходил в восторг, когда что-нибудь нарушало статус-кво, а эти двое показались ему источником неприятностей в тот самый миг, когда он впервые увидел их за ограждением вокруг Зоны Поражения.

Кроме того, он был более чем уверен, что Уриил Вентрис солгал ему тогда, в «Химере».

Тремейн поправил ремень винтовки и облокотился на парапет, разглядывая задымленные очертания Барбадуса, выросшего, подобно злокачественной опухоли, посреди пустыни. Вот почему из всех завоеванных миров им должен был достаться именно этот?

Глупо было вот так высовываться, но, с другой стороны, подобное поведение создавало ему в глазах солдат репутацию человека, не слишком обеспокоенного угрозой, какую представляли Сыны Салинаса.

— Вы бы поосторожнее, сержант, — обратился к нему один из караульных. — Не хотите же вы, чтобы какой-нибудь снайпер отстрелил вам башку.

Тремейн покачал головой:

— Не стоит беспокоиться обо мне, приятель. Пусть Сыны Салинаса и любят подраться, но солдаты из них никакие… У них просто нет достаточно метких стрелков, чтобы имело смысл волноваться.

Караульный улыбнулся и продолжил свой обход, а Тремейн выждал еще несколько секунд и отступил назад. Конечно, Сыны Салинаса вполне оправдывали его скепсис касательно их боевых способностей, но судьба не любит гордецов, так что, торча на виду и далее, он вполне мог схлопотать пулю от снайпера.

Тремейн отправился дальше и вдруг осознал, что его взгляд раз за разом возвращается к горам, кажущимся отсюда не более чем неровным темным выступом на горизонте. Он вспомнил тот день, когда эти скалы были залиты огнем, и поежился. Он уже много лет не думал о Зоне Поражения и старался как можно дальше держаться от воспоминаний о том дне, но сегодня вечером воздух был словно напоен тревогой, заставлявшей мысли возвращаться к былым ошибкам и выгнавшей его из теплой казармы на крепостные стены.

Быть может, его просто нервировало присутствие космических десантников, ведь не было ни тени сомнения в том, что информаторы Сынов Салинаса уже доставили весть о прибытии этих двоих всем вражеским боевикам. И все же что-то подсказывало ему, что дурные предчувствия куда сильнее связаны с прошлым, нежели могло показаться на первый взгляд.

Тремейн остановился и посмотрел на знамя, развевавшееся и хлопавшее на ветру, поднимаясь высоко над стеной: золотой клекочущий орел, сияющий на багровом полотнище. Прежде изображение яростной птицы наполняло душу Тремейна гордостью, но сегодня, бросая на него взгляд, он испытывал только странную смесь грусти и сожаления.

Орудие, установленное на северном углу крепости, зашипев гидравликой, развернулось на лафете, и Тремейн тут же скинул лазган с плеча и проверил заряд. Затем он направился туда привычным непринужденным шагом, стараясь не выдавать своего беспокойства, но все-таки заинтересованный тем, что же могло насторожить стрелков.

Задняя часть орудийной турели, по идее, должна была закрываться, но некоторые детали срочно понадобились, чтобы отремонтировать поврежденный «Леман Русс», и Тремейн смог протиснуться внутрь. Два стрелка замерли в неудобных металлических креслах перед консолью управления огнем и мерцающим пикт-экраном. По последнему катились волны белого шума, сквозь который с трудом пробивалось подергивающееся изображение зоны обстрела.

— Что у вас тут? — спросил сержант. — Заметили движение?

Один солдат остался сидеть, как сидел, склонившись над экраном, в то время как второй с явным смущением на лице повернулся к Тремейну.

— Мы не уверены, сержант, — сказал он. — Вначале нам показалось, что какой-то сброд начинает собираться на самом краю нашей дальности, но потом…

Поскольку стрелок замолк на полуслове и не было похоже, чтобы он собирался продолжать, Тремейну пришлось надавить:

— Что «потом»?