— Зимой я вам назвал бы по имени любого пассажира, — оправдывался заспанный ветеран транспорта, в своей измятой клетчатой рубашке совершенно не соответствовавший моим представлениям об ответственном должностном лице. — А всех дачников кто же упомнит? И так уже порой думаешь: а остается ли в Риге хоть кто–нибудь на ночь? Все едут и едут. А с утра — обратно. Вот скажите: какой смысл вкладывать в землю деньги, строить дом, если приезжаешь только переночевать в нем? Жену молодого Гулбиса знаю, как же. Помню, она еще девчонкой с косичками выкинула в окно билеты родителей. Я тогда работал ревизором.

— Ну, и что вы? Заставили заплатить штраф? — поинтересовался Силинь, вдруг начисто забывший, казалось, о факторе времени.

— У нас не милиция, где и родную мать оштрафуют… когда начальство стоит над душой. Мать Лигиты скорей пешком шла бы в Ригу, чем поехала без билета.

— А этим вечером?

Дежурный не понял.

— Нынче вечером видели Лигиту Гулбис?

— А, понятно. Так точно, видел, далее поздоровался: все же у нее сезонный билет. — Видимо, дежурный осознал свою ответственность и отвечал теперь без обобщений и экскурсов в далекое прошлое.

— Сошло много народу?

— Все те же ночные птицы. Кошкины с ВЭФа, мадам Зирнис — она работает в рижской билетной кассе, ездит по служебному удостоверению. Еще оба официанта из пивного бара. Но вся эта публика свернула налево, лесом пошла только Лигита. Я еще спросил, не страшно ли. А она: что поделаешь, дядя Янис, перешла в вечернюю смену, пока ребенок болеет мы с мужем можем хоть подменять друг друга. Старую Гулбиху сюда ведь и колом не загонишь, она своего благоверного стережет, чтобы не шатался по ночам.

— Все? А поезда на Ригу никто не ждал? — спросил Силинь.

— Да дайте же досказать, не то голова кругом идет… Да, чуть не позабыл тех пэтэушников, что вылезли из предпоследнего вагона.

— Много их было? В какую сторону пошли? Около Гулбис не терлись?

— Кто их знает… Пока мы с Лигитой болтали, они уже пропали со всеми своими палатками и надувными плотами.

— На реке у них своя база отдыха, — вставил Стипран, — когда тут еще хоть мелюзга ловилась, я там иногда брал лодку. Это по ту сторону полотна.

— Спасибо, дядя Янис. — Силинь с его профессиональной хваткой успел, конечно, запомнить имя старика. — Если потребуется, растолкаем вас.

— Я на работе не сплю! — величественно заявил дежурный.

— Твой черед, Карлуша–Давай–давай! — и Силинь сунул Лапиню взятую с дачи синюю ночную тапочку. — Дай понюхать своему зверю, и пусть ищет.

— Ко мне, Мухтар! — скомандовал Лапинь.

— Ну конечно: больше чем на Мухтара у нас фантазии не хватает. Хорошо еще, что пока не стали обозначать лучших друзей человека просто номерами, — проворчал Розенберг.

Пес, казалось, вовсе не стремился выполнять свой служебный долг. Он повел мохнатой головой туда–сюда, оскалил клыки, словно давая понять, что подобная закуска не по нему.

— Молод еще, — заступился Лапинь за своего единственного подчиненного. — Но работает, что надо.

Пес, наконец, понял, что отвертеться не удастся. Глубоко втянул ноздрями запах туфли, потом, опустив нос к самой земле, двинулся по станционной площади, делая все более широкие круги. Вместе с ним, как волчок вокруг оси, вертелся Карлуша, с каждым витком все больше выпуская поводок.

— Идеальная тренировка для космонавтов, — даже сейчас Силинь не мог не съязвить. — Меня уже давно стошнило бы.

— Ищи, Мухтар, ищи! — погонял Лапинь собаку непрерывными окриками.

Когда и мне от одного вида этой карусели сделалось не по себе, она вдруг перестала вертеться. Поводок натянулся, и хозяин Мухтара едва устоял на ногах.

— Есть! Теперь, приятель, давай–давай! — Вот, оказывается, откуда происходило прозвище Лапиня.

Собака бежала уверенно, даже не принюхиваясь к земле. Наверное, видела только ей одной понятные следы. Позади характерным для пограничников стайерским аллюром бежал Карлис, за ним — Силинь, на бегу расстегивая кобуру.

— А вы не спешите! — крикнул он. — Не забудьте, сколько лет доктору!

Впрочем, Розенберг и не собирался включаться в погоню. Негромко вздохнув, он поднял сумку и исполненным достоинства шагом двинулся вслед за фонариками бежавших.

Мы втроем следовали за ним. Некоторое время включенные Анджем фары еще освещали утоптанную сотнями ног лесную тропу, потом вокруг нас сомкнулась темнота.

Вряд ли здесь было светлее и час назад, когда Лигита Гулбис шла домой. Но я заставил себя не думать о ней.