Шрифт:
Но я всё равно не хочу, чтобы папенька с матушкой узнали о том, что я собираюсь делать.
Собираюсь — и сделаю.
Потому что должен…
Просто должен — и всё тут!
Я возвращаюсь на кухню, укладываю свёрток с бутербродами и бутылку с водой в рюкзачок, завязываю его и тихо-тихо, чуть не на цыпочках, отношу обратно в прихожую.
А затем иду в комнату, обнаруживаю возле Симбиного компьютера листок бумаги, аккуратно отрываю от него полоску, беру ручку и пишу:
«Симба, не волнуйся, я скоро приду. Наверное, к обеду».
И подписываюсь: «Майкл».
Записку можно оставить здесь, но пока проснувшаяся Симба доберётся до компьютера, она уже начнёт волноваться.
А этого допускать нельзя.
И я решаю положить записку рядом с её кроватью, на тумбочку — там справа тумбочка стоит.
У двери, за которой спит Симба, я медлю.
Отчего-то я боюсь входить, но солнце за зашторенным окном палит всё сильнее, мне надо спешить, и я открываю дверь.
Окно здесь тоже зашторено, однако я не смотрю на окно.
Света и так достаточно.
Симба спит на спине поперёк кровати, сбросив простыню, закинув руки за голову.
И я вижу всё, чего мне не полагается видеть.
Я вижу её грудь и чёрную поросль между ног.
Ещё никогда я не видел этого у реальной женщины.
Пусть спящей, но реальной.
Мне не хочется уходить, мне хочется стоять и смотреть: час, два, три, всё то время, пока Симба будет спать…
Но тут она вздрагивает, сводит ноги, поворачивается на бок.
Я сглатываю слюну и последний раз смотрю на спящую Симбу.
Её красные волосы кажутся сейчас такими же чёрными, как те, которые я только что видел.
Разве лишь не такими курчавыми.
Мне вдруг становится стыдно, я чувствую, что краснею.
Меня прошибает пот.
Я осторожно кладу записку на тумбочку и, стараясь не оглядываться, выхожу из комнаты.
А потом выскакиваю в коридор, хватаю рюкзачок и оказываюсь на площадке.
Я ещё могу вернуться — дверь в квартиру открыта.
Но я захлопываю её, сбегаю по лестнице вниз.
И оказываюсь в пустынном, уже залитом солнцем дворе.
Таком же пустынном и залитом солнцем, как приснившийся мне сегодня ночью белый город.
Вот только небо другого цвета, а вместо моря — гора.
И до её подножия идти совсем недолго — каких-нибудь десять минут.
Я забрасываю рюкзачок на правое плечо и убыстряю шаг.
Поиски Дракулы
Симба смотрит на листок бумаги и в который раз перечитывает коряво выведенный текст.
«Симба, не волнуйся, я скоро приду. Наверное, к обеду».
Подпись: «Майкл».
Со времени обеда прошло уже два часа, нормальные люди обедают в три, не позже.
Это европейский обед сервируется после шести, может и в семь, и в восемь, а порою в девять.
Но Майкл не принадлежит к тем, кто питается на европейский манер, он привык обедать максимум в три — в доме сестрицы режим соблюдают.
Чёртова сестрица, валяющаяся с мужем на турецком песочке.
А Симба тут сходит с ума, точнее, начинает сходить с ума.
Этот ботаник, постоянно краснеющий и потеющий, выкинул абсолютно неожиданный финт, смылся.
Накарябав записку, из которой понятно одно: меня всё достало, и я пошёл погулять. Проветриться. Размяться. А ты не беспокойся, всё будет тип-топ, я скоро приду, ещё до обеда…
Симба и сама обед приготовила: спагетти болоньезе.
Звучит красиво, хотя это не что иное, как обыкновенные макароны по-флотски. Только чуть более навороченные. Рецепт Симба вытащила из сети ещё в тот раз, когда собиралась кормить обедом харю. Она надеялась, что это поможет.
Симба покосилась на харю. Тот загадочно улыбался, и Симба почувствовала, что по её спине бежит холодок.
И всё это перестало ей нравиться.
Даже запах с кухни ей больше не нравился, хотя сегодня макароны получились намного лучше, чем когда она пыталась ублажать желудок хари.
То ли фарш был свежее, то ли помидоры спелее, а может она специи положила какие-то другие, но пахло круче.
Вот только легче от этого не становилось.
Племянник ушёл из дому, и ему давно пора бы вернуться.