Шрифт:
Осталось самое простое — разжевать и проглотить, но я боюсь.
Снова кто-то гулко ухает там, наверху, неподалёку от моей норы.
Я начинаю жевать, панцирь горячий, я прокусываю его и чувствую, что у меня сводит челюсти — кора явно не противень, и жук не пропёкся.
Он невкусный.
Он совсем невкусный, он омерзительно горький, и мне хочется его выплюнуть.
Но я глотаю и быстро запиваю водой.
И понимаю, что второго жука есть не буду.
Хотя мне его в любом случае не съесть — эта тварь умудрилась выбраться из платка и свинтить.
Но я и так поужинал.
Пожевал корешок — будем считать, что это салат.
Слопал недожаренного жука — это второе.
И запил глотком воды.
Теперь мне остаётся одно: лечь спать, потому что буравить дырки в стенке я сейчас не способен: мне ничего не видно, кроме нескольких звёзд высоко-высоко в небе.
Да и те скорее угадываются.
В яме становится холодно, я сижу на дне и дрожу.
Сумасшедший Майкл, слопавший жука.
Жук оказался ядовитым, у Майкла окончательно съехала крыша.
Я брызжу жёлтой слюной, в голове у меня — жар.
И я начинаю рычать.
Рычать и царапать стенку ямы ногтями.
Хотя это не ногти.
Я царапаю стенку когтями, я пытаюсь пробуравить в ней множество дырок.
Проделать кучу выемок, выгрызть, выбраться.
Спать я всё равно не смогу, так что буду буравить стенки.
Где бессильны когти, — я помогаю себе бутылкой.
Затем пускаю в ход кусок коры, на котором жарил жука.
Наверху кто-то всё время гулко гукает, но я уже не боюсь, я в ярости, я сражаюсь с чёртовой ямой.
И потихоньку поднимаюсь наверх.
Когда начинает светать, край ямы уже близок.
Я хватаюсь за него, руки дрожат, если я сейчас не удержусь, то шмякнусь обратно на дно и точно сойду с ума.
А я не должен!
Я не должен сойти с ума!
Наконец я выталкиваю своё тело из ямы и утыкаюсь лицом в траву.
И ползу, как гигантский земляной червь — если бы мы с ним встретились, неизвестно, кто бы кого съел!
Я отползаю от ямы, переворачиваюсь на спину и гляжу в небо.
Совсем рядом — вершина, за которой угадывается восходящее солнце.
Я лежу и чувствую, что по моим щекам текут слёзы.
А потом закрываю глаза и решаю просто так полежать.
Немного, с полчаса, не больше.
Ведь мне ещё возвращаться в город, но пока на это нет сил.
Сумасшедший Майкл хочет спать.
Папенька хитро улыбается мне и внезапно признаётся, что он этого не ожидал.
— Чего — этого? — пытаюсь спросить у него, но не слышу звука собственного голоса.
Откровения Дракулы
Симба смотрела в удаляющуюся спину Александра Викторовича.
Лучшую мишень трудно представить.
Бери дротик и метай.
Что будет потом — представить нетрудно.
Александр Викторович остановится и завопит.
А потом начнет падать, картинно, как в кино…
Лицом в землю.
Вот хохма-то!
Но нет, он не упадёт, потому что она не кинет ему в спину дротик. По одной простой причине — дротики лежат в сумке, а сумка у Дракулы на плече.
Александр Викторович бодрым шагом взбирается вверх по склону, а на правом плече у него болтается сумка.
Между прочим, она могла достать дротики у водопада, когда вылезла из озерца и Дракула отвернулся.
Стыдливый Дракула, никогда не видевший голых девок с красными волосами!
Симба хихикнула.
Вода в озерце была ледяная, наверное, отсюда и ощущение небывалого счастья, которое она пережила.
Грязная, потная, сомлевшая от подъема Симба бухнулась в воду, и ей стало хорошо.
А Дракула сидел на берегу и пялил на нее глаза.
За это он и заслужил дротик в спину, вот только дротика у неё в руках нет.
Симба опять хихикнула и ускорила шаг.
Она почти бежала вслед за Дракулой — вприпрыжку, как маленькая девочка.
Он её покормил — там, на берегу, после того как она оделась и сказала, что он может повернуться.
Он разрешил ей съесть два бутерброда.
И сам съел два.
А три оставил безумному Майклу.
Но всё равно — он козёл.