— Приехали! — проговорил он.

Ни Цзао вышел из машины. Холодный ветер с дождем заставил его поежиться. За те два часа, пока шел дождь, температура воздуха резко упала, что особенно чувствовалось здесь, в пригороде. Пока они ехали, он еще хранил в себе тепло и уют итальянского ресторанчика.

Спасаясь от дождя, он вслед за Чжао побежал под навес над воротами четырехэтажного дома. На лицо ему упал отсвет фонаря, скрытого в густой листве. Деревья, подсвеченные сзади, казались совершенно темными, словно выкрашенными черным лаком. Усеянные мелкими жемчужинами дождя, они тихо покачивались. От них веяло печалью и безысходностью. Красивые железные ворота оказались запертыми. Деревянная дверь за ними была обита кожей. Несколько верхних окон здания освещались, и в них можно было увидеть красивые занавески и растения, украшавшие подоконник. Сбоку от дома стояло пять легковых машин. К их мокрым от дождя кузовам прилипли листья, принесенные ветром. По шоссе, тянувшемуся рядом, бежали автомобили. Огни фар то и дело освещали ограду, которая вслед за тем быстро погружалась в темноту. «Какое тихое и уединенное место!» — подумал Ни Цзао и вновь поежился от холода.

Слева от железных ворот небольшой, тускло мерцающий фонарь; под ним металлическая таблица с надписью. Внизу кнопка звонка. Чжао Вэйту, внимательно изучив надписи, нажал на четвертую кнопку. Совсем рядом с собой, почти возле уха, Ни Цзао услышал голос старой женщины. От неожиданности он отпрянул.

— Это Сяо-Чжао? — спросил голос на чистейшем пекинском диалекте. Дама говорила немного в нос. Ни Цзао даже слышал ее дыхание.

— Да, да, мы приехали, я вместе с господином Ни! — торопливо ответил Чжао.

Раздался щелчок, и дверь автоматически открылась.

Ни Цзао догадался, что сбоку от ворот есть переговорное устройство — «переговорная трубка», как ее еще называют. На металлической таблице видны фамилии здешних жильцов. Нажав на соответствующую кнопку, гость может поговорить с человеком, к которому пришел. После необходимого «уточнения» хозяин с помощью дистанционного устройства отдает распоряжение открыть дверь. Такой нехитрый аппарат позволяет избежать нежелательных встреч со всякого рода людьми вроде жуликов, нищих или сумасшедших — словом, со всеми теми, кого не ждут. Если хозяин не желает с кем-либо встречаться, ему достаточно не вступать в переговоры.

Они вошли за ограду, ворота за ними тотчас плотно закрылись.

Ни Цзао подумал: «Так же и мы, технически отсталые китайцы, стоим сейчас перед огромными железными воротами!»

Чжао Вэйту сделал рукой церемонный жест, уступая гостю дорогу.

— Нам на четвертый этаж, — пояснил он.

Они поднялись по узкой лестнице с необычайно высокими ступенями. Кругом стояла тишина. Они ничего не слышали, кроме собственных шагов и своего прерывающегося дыхания. На стене тускло горели лампы, какое-либо другое освещение отсутствовало. Прекрасно устроено, дом совершенно изолирован от звуков и лишнего света! Ни Цзао подумал об этом с удовлетворением. Внезапно он почувствовал тупую боль в ноге. Весь день на ногах, без отдыха. И сердце в предельном напряжении — ни секунды покоя.

Они достигли четвертого этажа. Одна половина двери оказалась приоткрытой. Из образовавшейся щели лился свет. Госпожа Ши заранее открыла дверь.

— Госпожа Ши! — В голосе Чжао послышались нотки радостного возбуждения. Он распахнул дверь. В передней ни души. Гости остановились.

В передней на стене Ни Цзао заметил небольшую темно-красную таблицу, на которой изысканной древней вязью были написаны зеленые иероглифы: «Кабинет Устремленного вдаль». Под надписью один-единственный крупный иероглиф, исполненный в скорописной манере, в котором Ни Цзао с большим трудом узнал знак «юй» — «невежественный». По обеим сторонам таблицы — парные надписи-дуйляни [10] : «Блюди себя как драгоценный нефрит» и «Копи добродетель — она злата ценней!».

Ни Цзао заморгал глазами. Где он? Какой сейчас год?

К ним навстречу семенила полная старуха, по виду ни дать ни взять стопроцентная китаянка. На ней лиловатое, с красным оттенком китайское платье, на ногах расшитые цветами шелковые туфли. Ее улыбающееся лицо с набрякшей свисающей кожей казалось довольно приятным и добрым, лишь три поперечные морщины на переносице свидетельствуют о ее далеко не ангельском характере.

Госпожа Ши встретила гостей с вежливым достоинством, однако на Ни Цзао взглянула настороженно и с некоторым сомнением.

Ни Цзао заметил это выражение ее глаз и сразу решил объяснить цель своего визита.

— Отец просил навестить вас. У меня от него есть для вас письмо и кое-какие мелочи, которые он презентует вам и дядюшке Ши Фугану.

— Прошу входите, прошу! — Хозяйка закивала головой. — Вот уж никак не думала с вами встретиться.

Сама я прилетела лишь вчера, а господин Ши остался в Маниле.

Ни Цзао вступил в просторный холл, тонувший в полумраке. Хозяйка предложила гостям сесть на изрядно потертый диван, обитый бордовой материей. Они обменялись несколькими фразами, после чего госпожа Ши заковыляла в другую комнату и вскоре появилась с чаем. Ни Цзао, сразу расслабившись, огляделся по сторонам.

Трудно представить себе, что в этой квартире живет европеец. Прямо перед собой он заметил надпись всего из трех знаков: «Терпение — истинная высота!» Это написал некий Кун Линъи, далекий потомок Конфуция, правда, неизвестно в каком колене. Рядом картина Ци Байши [11] , которую Ни Цзао, кажется, где-то уже видел. На ней изображены головастики, резвящиеся в горном ручье. Здесь же еще одно полотно с изображением пейзажа, однако Ни Цзао так и не смог разобрать, кто автор картины. Возле полотна с пейзажем стоит черный столик, на нем плоский сосуд с орхидеями. Ни Цзао перевел взгляд вправо, где находилась дверь. То, что он увидел, заставило его широко раскрыть глаза от удивления — поперечная доска с надписью — эстампом. Древние знаки гласили: «С трудом обретенная глупость». Сердце Ни Цзао почему-то учащенно забилось. Он поднялся и подошел к эстампу поближе. В самом деле… Один из иероглифов, «нань» — «трудный», написан весьма необычно. Так писал Чжэн Баньцяо [12] — смело и энергично. Внизу еще одна надпись, вернее, целая фраза: «Обрести мудрость трудно, так же трудно обрести и глупость. Но еще труднее мудрость превратить в глупость. Посему отложи писание, отступи на шаг, и сердце твое обретет покой. Не помышляй о грядущем вознаграждении. Баньцяо познал!» Когда-то давно Ни Цзао знал эту фразу почти назубок и мог повторять ее наизусть. Только смысл ее не вполне был ему понятен тогда, а впоследствии он забыл и само изречение.