В конце года родилась Ни Пин. Стремясь облегчить жене роды, Ни Учэн позвал врача-специалиста и акушерку, чтобы принять ребенка как надо — по-научному. Все это время он проявлял необычайную заботливость и суетился, а когда родился ребенок, выказал большую нежность к нему. Но с Цзинъи он держался довольно странно: иногда оказывал знаки внимания, а порой даже не смотрел в ее сторону. Но настроение у него было хорошее. Он забавлялся с ребенком и разглагольствовал о прагматизме Дьюи [75] . Он заявил, что за всю свою жизнь уважал лишь двух людей: Ху Ши и свою мать. «Старая побирушка!» Цзинъи ждала, когда же муж скажет, что он любит еще одного человека — свою дочурку.

А как же я? «Какое место в твоей жизни занимаю я, твоя жена?» — спросила Цзинъи… И тогда разверзлось небо, обрушились горы, облака в небе изменили свой цвет! Впервые за четыре года их супружеской жизни Цзинъи попыталась заявить о себе и своих нравах. Ни Учэн был не то чтобы удивлен, он был просто потрясен. Вместе с чувством радости и благородного возбуждения он ощутил и некоторый стыд. Прибегнув к избитым фразам, в которые он старался вложить горячие чувства, Ни Учэн попытался объяснить ей, что он стремится к подлинной любви, что его жизнь должна быть современной, то есть культурной и счастливой. Он популярно ей разъяснил, что Китай отстал на двести лет, а потому их прошлая жизнь, включая и брак, лишена всяких человеческих черт, она примитивная и варварская, более того — «она пошлая, она грязная». Ни Учэн любил эти слова, которые никогда не употребляли в разговоре жители их родных мест и которые вызывали у жены какое-то неприятное чувство. «Вот ты и есть пошляк!» — бросила Цзинъи, но Учэн, увлекшись своей речью, пропустил это замечание мимо ушей или, возможно, сразу не понял его смысла. Он продолжал говорить, что так жить дальше нельзя, иначе все превратятся в животных, в скотов. Объясняя это жене, он мерил комнату широкими шагами и размахивал руками, его голос то и дело менял тембр и высоту. Ни Учэн походил сейчас на актера, который выступает перед публикой, или на проповедника. Он сказал, что всегда будет ей благодарен за то, что она родила ему ребенка. И тут же подчеркнул свою уверенность, что новое поколение, несомненно, будет жить в современном и цивилизованном мире, ибо он, Ни Учэн, по своей природе оптимист и верит в будущее. Что же касается их двоих — его голос при этом дрогнул, вот-вот заплачет, — то между ними никогда не было настоящей любви и полностью отсутствовала культура взаимоотношений. Но забудем прошлое — пусть оно исчезнет без следа. Море страданий беспредельно, но брег ты найдешь, если сумеешь вовремя осмотреться. Прошлое умрет, как вчерашний день. Будущему суждено длиться, как дню, который только что зародился. Нам с тобой всего двадцать с небольшим, и мы лишь делаем первые шаги в новой жизни. Я побывал за границей, я магистр наук, через несколько лет я стану профессором, ректором университета. За границей я научился плаванью, танцам, овладел искусством верховой езды, научился пить кофе. Поэтому сейчас я способен полюбить лишь современную женщину, только такая женщина может быть объектом моих устремлений, мечтаний и грез. Что до тебя, то ты, конечно, слишком далека от этого идеала. Впрочем, это совсем неважно, дорогая жена, мать моей Пин-эр. Все в руках человеческих, то есть свою судьбу сам человек определяет. Одно европейское изречение гласит: «Бог помогает тому, кто сам себе помогает!» И еще говорят: «Жизнь похожа на фортепьяно, из которого человек извлекает такие звуки, какие он хочет…» Взять, к примеру, меня, человек я в общем хороший, большой гуманист, никому не причиняю зла, тем более тебе, потому что ты мать моего ребенка. Я прожил уже порядочно, и за все это время пальцем не тронул даже курицы. Если я раздавлю муравья, я сниму перед ним шляпу, ибо знаю, что он мне ничем не мешал. Я знаю, что твои ноги исковерканы бинтованием, но я терплю… Однако я хочу, чтобы ты училась — для меня это очень важно. Не уверен, что ты станешь магистром наук, но хотя бы научись правильно произносить слова «мисс» и «мистер». И еще ты должна ходить выпрямившись, грудью вперед — ведь это так красиво, это впечатляет! Если женщина не умеет выставлять вперед грудь, лучше ей не жить на свете! Застенчивость и скованность — проявление невежества или своего рода пустой наигрыш. Этот человек не хочет расти над собой, он удовлетворен тем, что плетется где-то позади всех. Почему Китай такой слабый и отсталый? Потому что его народ не хочет двигаться грудью вперед… Перед незнакомым человеком надо уметь проявить свою вежливость, уметь вовремя улыбнуться, слегка кивнуть головой, скажем, как делаю я. Надо научиться танцевать, пить кофе и есть мороженое. Но едва ли не самое главное — научиться пить молоко, поэтому я договорился, чтобы тебе приносили молоко. А ты его, увы, не пьешь, выдумала, что у него дурной привкус сырости, что оно будто бы порождает в организме «огонь», что у тебя, мол, от молока отрыжка. Какая дикость!..

Что за глупость! Плетешь невесть что! Бредни и чушь! Очнись и протри глаза! Вспомни, мы поженились по всем правилам, со сватами. Меня доставили в ваш дом, как положено, в паланкине, который несли восемь человек. Мы должны друг другу оказывать уважение, до седых волос быть вместе. Вспомни старую поговорку: «Супруги на одну ночь, а взаимная любовь на сто дней». Представляешь, сколько любви должно быть между нами! А сейчас у нас с тобой появился еще и ребенок — можно сказать, второе поколение, как ты сам признал. Как же ты после этого смеешь говорить о какой-то «современной женщине»? Эх ты! Ничего себе придумал картинку! Знаешь, где ты сможешь найти такую женщину? В борделе!.. Что до меня, то я женщина порядочная, потому что я вышла из семьи образованных людей, где чтут церемонии. Понятно, что из меня никогда не получится лиса-оборотень [76] , которая творит блуд… Ты обезумел! Недаром говорят: «Горы Тайшань закрылись туманом». Раскрой очи, оглянись по сторонам! Ты говоришь, что вокруг тебя дикари, идиоты, пошляки… Значит, и наши родители, наши предки тоже идиоты?! Только ты один — цивилизованный умник! А я вот считаю, что только ты один живешь во сне и грезишь о своей Европе да загранице. Ну что ты носишься со своей заграницей! Что до твоих «мисс» и «мистеров», то этим словам я давным-давно научилась. А еще я знаю слово «гуд бай» и «сенькью вери мач». Только не люблю я их произносить вслух, потому что я китаянка. Для чего мне эти английские слова, если я все равно не еду в Англию?.. Знаешь поговорку: «Высоко дерево в тысячу чжанов, а листья падают к корням…» Вот ты ездил в свою Европу и прожил там целых два года, а потом все равно вернулся обратно. Так неужели за это время ты успел забыть свои имя и фамилию, забыл, где надо приносить жертвы и ставить таблицу предкам? Ни Учэн, я хорошо слушала тебя, и вот что я тебе скажу: образумься и не суетись! Ты — мой муж, я — твоя жена, а вот твой ребенок — плоть твоя. И как бы ты ни мудрил, все останется как есть! Вот ты толкуешь, что нет у тебя ко мне любви. Если так, то откуда же на свет появилось это дитя? И еще скажи: на чьи деньги ты учился в своей Европе?.. Наболтал ты невесть что!

Цзинъи распалялась все больше и больше. В результате… Впрочем, понятно, каков результат.

Подобные сцены заполняли всю жизнь Ни Учэна и Цзинъи, едва ли не каждый из трехсот шестидесяти пяти дней и ночей, хотя, разумеется, в их жизни происходило множество других событий — разных взлетов и падений, расхождений и соединений. Случались, например, неприятности у мужа на работе в его общественных делах, которые сейчас же отражались на доходах семьи. Произошли события у моста Лугоуцяо, пал Пекин, после чего город был переименован в Бэйцзин — Северную столицу. Появился на свет второй ребенок — Ни Цзао. Потом Цзинъи, даже не простившись, увезла одного ребенка в деревню, после чего назад в Пекин уже нагрянули все три женщины вместе. Домашняя жизнь Ни Учэна резко осложнилась, и противоречия обострились. И хотя в семье происходили разные перемены независимо от того, жили ли они вместе или порознь, иногда подолгу — чуть не по году — их ссоры, которые Цзинъи уже перестала понимать, но которые неизменно приводили ее в состояние безумия, никогда не прекращались и не могли прекратиться, даже по ночам. Впрочем, иногда Цзинъи засыпала довольно спокойно, и, если ее не будили дети, она спала до рассвета, но, проснувшись, всегда чувствовала во всем теле страшную усталость, и ей порой было трудно дышать. Ей казалось, что всю ночь она проплакала, она кричала, шумела, она приплясывала, как в трансе, и тряслась в судорогах. Она спорила с мужем. Они ссорились, проругались всю ночь, и вот только сейчас она пробудилась…

Увы! Нет добродетели в восьми поколениях! Но за какие грехи она терпит эти наказания? Почему оказалось все так, а не иначе? Ведь она знает других мужчин, многих из них видела, о многих слышала. Среди них, понятно, немало очень дурных, и все же ни одного нельзя поставить рядом с Ни Учэном, ни одного нельзя сравнить с ее мужем. Ни Учэна просто невозможно понять!

К мужу часто заходили друзья и сослуживцы, с которыми он обсуждал планы добычи денег. Скажем, можно сорвать хороший куш, если добыть денежный чек, который потом пустить в ход от имени какой-то влиятельной персоны. Можно еще перепродать какую-нибудь вещь. Для этого Ни Учэну достаточно всего-навсего кивнуть головой — и дело в шляпе! Только один кивок — двести юаней в кармане! Услышав о таком легком способе добычи средств, Цзинъи сразу же загорелась, желая проверить их на практике. Дай ей волю, она давно бы заработала тысячу юаней! Но муж даже слушать не хотел. Он продолжал обсуждать с гостями идею Декарта: «Я мыслю, значит, я существую». Он рассказывал о слепой кошке Рассела, о Хьюме и Бергсоне. Друзья почтительно внимали его разглагольствованиям.

Кто же он? Затхлый книжный червь или мудрец? Неужели правда, что он не возьмет и вэня [77] , если они заработаны нечестным путем? А его дорогие удовольствия, привязанности, его распутная, безалаберная жизнь? Ведь на одни его подарки в борделях семья может прожить целый месяц — мать, сестра… несколько человек! Он направо и налево берет деньги взаймы, тащит вещи в заклад. Он дошел до того, что заставляет расплачиваться за свои долги жену, которой приходится растить двух детей, ограничивая себя во всем: в еде, в одежде, едва сводя концы с концами.

Ты распутничаешь? Ну и распутничай! Тогда пускай я буду лучше вдовой, пусть у детей не будет отца. Все равно это будет лучше, чем теперешняя моя жизнь… И все же он любит своих детей, тянется к дому. Иногда он даже извиняется перед ней, раскаивается. Только чего стоят его раскаяния?.. Но зато как трогательно выглядит картина, когда он с детьми! Он их моет, подстригает им ногти. Делает это с большим терпением и вниманием, нежели сама Цзинъи, потому что она порой из-за спешки способна поранить нежный пальчик у маленького Ни Цзао, так что на пальчике даже появляется тоненькая ниточка крови. А все потому, что Цзинъи часто торопится, и потом ей приходится раскаиваться в происшедшем. У мужа такого не случается, когда он подстригает ноготки детям. Иногда Ни Учэн приносит детям иностранное питание, и, если в доме появляется что-то вкусное, он предлагает сначала детям, а сам наблюдает за ними, сидя в сторонке. Он объясняет жене, что точно так же поступает курица, которая, приведя свой выводок на ток и обнаружив червячка, начинает кудахтать, подзывая цыплят. Сама она червяка не ест, а отдает цыплятам, очевидно получая от этого большое удовольствие.

Цзинъи слышала от пожилых женщин, что у всех мужчин (разве кроме жалких бедняков) непременно есть женщина на стороне и удивляться этому не следует. Мужчина, имеющий положение в обществе, часто берет себе наложницу, вполне обычное явление. Даже поговорка есть: «Жена и наложница создают прекрасную гармонию!» Но главное, чтобы мужчина любил своих детей. Если он их любит, значит, он человек хороший, порядочный и добрый. Любить детей — это значит любить дом и заботиться о своей семье. Однако на это способен лишь очень хороший человек. Логика жизни непоколебимая, не вызывающая сомнений. Если мужчина любит своих детей, его связи на стороне не могут продолжаться слишком долго. Он скоро изменит свое поведение, вернется в семью и будет честно жить с женой всю остальную жизнь до гробовой доски.