Шрифт:
Фредерик. Замолчите!
Люсьен. Вы не очень много выиграете, если придется убеждаться во всем на практике! Это меня утешает.
Фредерик(неожиданно кричит). Вы лгали, вы лгали снова. Вы все время лгали. Когда теперь я снова смогу поверить вам?
Люсьен. Завтра! Сейчас! Немедленно! Вам только надо уехать с ней, во всем положиться на нее, и с завтрашнего дня вы ей будете верить. Это такое же мудрое решение, как не верить и страдать.
Фредерик. Я не смогу!
Люсьен. Я тоже не смог! Это вариант для более сильных или более глупых.
Фредерик. Я пытаюсь понять.
Люсьен. Что понять? Что происходит в данный момент в этих хрупких оболочках? Никто никогда не поймет, даже они сами. А впрочем, зачем и понимать? Это, должно быть, не так уж прекрасно. Как хотите, а надо приспосабливаться. Ведь существуют же болезни, глупость, нищета, война, смерть. Мы все — малые дети перед этим.
Фредерик падает на диван, закрыв лицо руками. Люсьен садится рядом.
Люсьен. Хорошо же мы выглядим с нашим мужским самолюбием! Ах, как мы надуваемся от сознания, что имеем право зваться мужчинами, с какой важностью мы доказываем, что мы ученые, воины, поэты, и возглашаем, что хотим жить свободными или же умереть, что у нас гениальные замыслы. Как будто в этом дело! (Короткая пауза). Надо прилепиться к своей матери, или к Юлии, если такую повезет встретить, или к женщинам из книг… (Показывает на картину — пожелтевшую гравюру с разбитым стеклом в большой черной раме, криво висящую на стене.) Преклонитесь перед женой Пэта! Эта сторожка очень облегчала страдания нашей семьи. Когда меня бросила жена, я часто прятался сюда ото всех. И в один прекрасный день, смотря на стену и ничего не видя, я вдруг открыл эту гравюру, криво висевшую в простенке. Стекло грязное и видно плохо. Это жена Клодия Публия Пэта, приговоренного Нероном к смерти [4] . Она только что взяла меч из рук центуриона, и, так как Поэт колеблется, первая нанесла себе удар, протягивая смертоносное железо мужу, она говорит с мягкой улыбкой: «Нон долет!»
4
Клодий Публий Пэт — римский патриций, сенатор, оппозиционно настроенный к правлению императора Нерона. Неоднократно выступая в сенате в зажигательными речами, возбуждал общественное мнение против Нерона, за что и был …….
Фредерик бросает взгляд на гравюру и снова опускает голову на руки. Молчание. Жанетта тоже смотрит на гравюру.
Жанетта. Что значит: «Нон долет»?
Люсьен. Это значит: «Не больно». Это сделано в стиле раннего ампира. Она некрасива, жена Пэта, может быть, немного громоздка для таких хлюпиков, как мы. Но все-таки… (вздыхает полу-мечтательно, полу-ворчливо). Чертов Пэт!
Молчание.
Жанетта(неожиданно мягко). Фредерик, я все-таки хочу кое-что объяснить вам. Ведь я открыла дверь в ночь, чтобы этот человек вошел и сказал приблизительно то, сто сказал Люсьен. Я лгунья, это правда, и немногого стою. Правда и то, что я взяла это платье… (После паузы, с усилием). Он вам сказал: Юлия, ваша мать, а теперь еще и римские матроны — все против меня! Все они были стойки и целомудренны… Так вот, я тоже могла бы все это, и даже больше, чем они. Что вам дала, в конце концов, Юлия? Свою добродетелишку и боязнь скомпрометировать себя? А ваша мать? Она укачивала вас ночами, когда вы не спали? Вы думаете, я бы не смогла того же? Вы думаете, я не сидела бы ночами, если бы вы болели, не носила бы вас на руках? Я носила бы вас, как десять матерей, тысячу ночей! Я была бы квочкой, которая не склюет ни одного зернышка для себя, Я была бы волчицей, защищающей своего волчонка, пока ее не убьют. А она? У неё было еще десять других, она десять раз повторяла одно и то же, потому что что-то ворочалось у неё в животе, как ворочается в животе у всех животных, и ей было радостно видеть, как двигается маленький кусочек её плоти, который вышел из неё!
Люсьен. Верно, матерями становятся и худшие. Это, может быть, коснется и тебя в один прекрасный день, и нам придется уважать тебя.
Жанетта. (поворачивается, гневно). Нет! Я не хочу, чтобы меня захватило это чувство, как всех матерей и к какому угодно ребенку! Я не могу быть двенадцать раз возвышенной, самоотверженной, двенадцать раз верной до смерти, двенадцать раз единственной! Мной владеет не темный инстинкт, требующий младенца, который бы продолжил меня! Это его я люблю! Ему [5] я предана, ради него хочу умереть. И эта любовь не будет приливать, как сок деревьев весной, каждый раз, как я разбухну. Это первый и последний раз, пока мой живот не присохнет к позвоночнику. Я готова за это отдать сейчас же всю мою кровь и моё молоко, если оно появится.
5
То есть Фредерику.
Люсьен(вставая, зло). Свою кровь и свое молоко! Не слишком ли скоро? Ты его знаешь только один день!
Жанетта. Вы все заладили одно и то же! Разве я виновата, что прошел только один день?
Люсьен. Твоя кровь и твое молоко! Какие они находят великолепные слова, особенно, если слушать с закрытыми глазами и не видеть, как искажаются их лица! К счастью, стоит только взглянуть на них, когда они в истерике… Ты отдала ему свои губы, и у него на языке вкус твоего поцелуя, вот и все дела. Ты — девка, которую он взял на одну ночь!
Жанетта. Нет! Я его жена!
Люсьен. Его жена? Ты? Ты уморишь меня со смеху! Взгляни на него: прочный, искренний, надежный. Настоящий образцовый французский солдат. Его просто распирают благородные чувства. И ты его жена? Ты захотела его, он захотел тебя. Желаю удачи!.. Управляйтесь побыстрее, но не сооружайте над этим собора!
Жанетта. А если я в один вечер стала всем тем, что ему дорого? Если вдруг оказалось, что я не лжива, не ленива и не неряшлива? А если у меня появились мужество и честь? Если я стала для него самым близким человеком на свете?