Он задумчиво повернул штурвал.

— На четыре, так считаю, — сообщил он. — Правда, с математикой у меня в школе все было… где-то между двойкой… и минус двойкой. Ну, давайте сделаем скидку на этот печальный факт и повернем на пять делений. И обороты чуточку увеличим, вот как-то так примерно.

— Что-то не слышно ничего, — заметил Датч, прислушиваясь к тому, что творилось снаружи. Качка и правда не чувствовалась, да и инерция от резкого поворота тоже не ощущалась, они будто стояли на якоре в полный штиль, что здорово контрастировало с несущимися на них волнами, видимыми через передние окна. От такого несоответствия быстро начинали болеть глаза и кружиться голова, да еще где-то в отдалении послышался вдруг протяжный рокот, как от приближающегося поезда метро на выходе из тоннеля, и еще шум, как от сильного прибоя или водопада.

— Так плотность же, — пояснил парень. — Плывем как по сметане. Жирной такой, в которой ложка стоит, чего уж о катере-то. Но ничего, это сейчас пройдет. Аллонс-и!

Повинуясь восклицанию, катер чуть завалился набок и понесся по волнам, почти касаясь бушующей стихии правым бортом. Датчу повезло — он успел вцепиться ручищами в кстати подвернувшуюся скобу, но Бенни оказался не так удачлив и с грохотом закатился на стену, в которую временно превратился пол. Где-то позади — показалось, что совсем близко, но то была, наверное, иллюзия — послышались разрывы гранат. Осколков было не слыхать, значит, опасности разрывы не представляли.

— Хорошо идет, ровно! — весело воскликнул Ружичка и внимательно поглядел вперед, по курсу. — Немного раздражает, правда, только эта скала прямо перед нами. Быстро приближается, чертяка. Как считаете, кто отвернет первым?

— Ты что делаешь? — балансируя как акробат, Бенни попытался подобраться к безумному рулевому. — Не вывернем же!

— Вы-ы-вернем! — скалясь в мертвой застывшей улыбке, парень вцепился в штурвал. — Мы народ не гордый, нам сейчас главное — молодецкую удаль показать!

Поднимая облака брызг, сверкавших серебром, катер осадил прямо перед нежданно выросшей из морской тьмы массой. Это была высокая, угловатая какая-то, выступавшая из черного моря скала, в двадцать раз выше колокольни и раз в девяносто семь длинней их несчастного катера, и потоки воды еще лениво стекали с острых каменных склонов. Вражеского судна было пока не видать — потерялось как-то в происходящем безумии.

Ружичка порывисто бросил штурвал, и не глядя — когда только наловчился — перемахнул тумблер режима хода из положения «самый полный» в «средний вперед». Катер понимающе провернул двигателями и сменил надсадный вой, от которого потрескивали стекла, на размеренное довольное похрюкивание.

— Что ж, можно помолиться, если среди вас имеются верующие — да и баиньки, — объявил он. — Сделали все что могли, спасибо за ценную помощь и поддержку. Теперь настало наше время.

— В каком смысле… баиньки? — даже немного растерялся Бенни. Магнитофон, последние несколько минут подающий о себе вести только неразборчивым шипением и хрипом, наконец щелкнул и заткнулся. — Мы тут болтаемся посреди настоящего «шторма столетия», за нами вовсю гонятся вражьи катера, стреляя из гранатометов, наверху творится черт знает что — а мы что же? Отойти в сторонку? И кстати, что это за риф такой, прямо по курсу? На картах его, насколько помню, нет.

— Отвечаю на все вопросы сразу: в прямом смысле — поскольку ваша помощь и участие, которые в другой момент я принял бы с благодарностью, сейчас не требуются. А скала эта, которая, как ты метко заметил, не числится ни на каких картах — это мой личный, глубоко интимный подарок дорогим товарищам пиратам. Но не последний, прошу обратить внимание.

Он отвернулся от штурвала и снова как-то плавно перетек к двери.

— Вы это… на всякий случай говорю — позаботьтесь о Реви, она все-таки хорошая девчонка, хоть и грубоватая местами. И душевно вас прошу — смените Рока, в конце концов, он рядом с ней уже чуть не сутки безвылазно сидит. Страдает, бедолага.

И бесшумно переместился наружу — на этот раз даже дверь открывать не стал, для экономии времени, наверное.

***

Ночью на море всякое может случиться. Некоторые люди утверждают, что отсутствие солнечного света негативно влияет на физические параметры многих объектов. Оттого — указывают они — в темноте всегда кажется, что ты идешь дольше, и предметы выглядят выше, и слышится порой разное. Все потому, что мы, люди — существа солнечные, и на отсутствие светила реагируем не очень хорошо. Продвинутым безволосым обезьянам страшно находиться в черной равнодушной бесконечности, нас тянет в закрытый уют пещеры, к ласковому потрескивающему огню, к мирно храпящим сородичам. Подальше от этой странной пустой тьмы, где может прятаться кто угодно. Или что угодно.

Наверное, это очень правильный инстинкт.

Вот, к примеру, одной теплой темной ночью по морю плыл торпедный катер без названия, но с гонором — ощетинившийся горячими от непрерывной стрельбы автоматическими пушками и жерлами гранатометов. На борту его были злые и веселые люди, обвешанные оружием и вспомогательным оборудованием, сквозь бинокли, радары и приборы ночного видения они старательно вглядывались в непрозрачную тьму вокруг, пытаясь найти свою цель.