— Вы должны помнить. Меня зовут Юлия. Мы познакомились в 1992 году, когда в Юсуповском дворце происходило Всемирное дворянское собрание. Конечно, только для наших дворян. Я тогда была стажером в «Смене» и спросила вас, как вы себя здесь чувствуете? А вы ответили: неуютно. Наверное, мы с вами здесь единственные разночинцы.

— Дворянское собрание? — Владимир Константинович наморщил лоб. — Да, помню, еще когда учился в Савельевской гимназии, ходил на бал. Но вас, извините, нет-нет, вы не сердитесь, действительно не помню.

— Владимир Константинович, это было современное собрание. Для «новых дворян».

— А, что-то вспоминаю. Да, да, вы точно были там.

— И вы тогда мне еще сказали: «Заходите когда-нибудь на чашечку чая».

— Да, я люблю приглашать барышень. Но они, почему-то не приходят. Видно, я совсем старый и навещает меня только медицинская сестра. Спасибо, что заглянули. Значит, вас зовут Юлей. Можно вас не называть по отчеству? Хорошо. А как зовут вашу столь же очаровательную спутницу, будто с полотна Локлона?

— Нина. — Хозяйка «Транскросса», сделала реверанс. Это восхитило Карташевского.

— Как приятно. Вы, наверное, из Театрального института?

— К сожалению нет. Сейчас я вынуждена руководить фирмой «Транскросс». Может быть, вы ее помните. В позапрошлом году мой отец подарил Русскому музею противопожарную технику и сказал мне позже, что вы там присутствовали.

— Да-да, припоминаю. Какие-то очень смешные приборы, выпускают углекистый газ, как его формула? А, CO2. Видите, какая хорошая у меня память. Помню со школьной скамьи, хотя никогда никакими газами не занимался. Помню, что кто-то подарил музею эту технику. Так это ваша организация? Сейчас вы мне все расскажете поподробней. Но сначала я распоряжусь, чтобы поставили чайник.

— Мы уже предупредили Клавдию Ивановну, чтобы она его заварила, — сказала Юля, — пока что мы можем просто немножко выпить.

С этими словами она достала из сумочки бутылку ликера «Бейлис», купленную по дороге.

— Это какой-то современный кефир. — Удивился Владимир Константинович, глядя на бутылку с белой жидкостью. — Его, кажется, называют йогуртом.

— Нет, сказала Нина. Здесь есть небольшой градус. Думаю, вам понравится.

— К счастью, рюмочки недалеко. Извините, только я их вытру. Они давно были без употребления. Нет-нет, это я должен ухаживать за дамами.

Они сели за столик, приглушив звук телевизора. Карташевский, извиняясь, указал на него.

— Знаете ли, такая чепуха, но иногда хочется отдохнуть. У меня в Твери живет внучка, даже, извините, правнучка. Купил ей в подарок, а пока сам смотрю. Наливайте до края. Мне, правда, нельзя, но она маленькая, к тому же я редко пью больше двух рюмок. Первую чашу вкушаем…

— «Лишь глотку себе прочищаем». — Закончила Нина.

Владимир Константинович удивленно посмотрел на нее.

— Так. Интересно. «Выпить надобно дважды…«

— «Затем, чтоб умерилась жажда». — Радостно закончила Нина.

— Замечательно. Извините, барышня, я продолжу испытание. Нет, нет, Юля, по второй наливать не надо. Я хочу проверить память вашей подруги. «Но до конца не сгореть ей…«

— «Пока мы не выпьем по третьей».

Хлопнула дверь. Комната наполнилась топотом, словно по паркету гнали табун жеребят. «Уже дозвонились до Смольного и Елисейского дворца». — Шепнула Юля.

— Это что такое? Это журналисты?

Нина обернулась. Сзади стояла Галина Ивановна. Из-за ее спины выглядывали растерянные Три сестры. Что же касается хозяйки, то она глядела на наполненные рюмки, как любительница животных смотрит на соседа, содравшего в ее отсутствие шкуру с любимой кошки.

— Это очень хорошая молочная наливка. — Неожиданно серьезно, почти сердито сказал Владимир Константинович. — Барышни пришли по моему приглашению. И мы сейчас говорим о поэзии Вагантов. Так что, прошу не мешать.

— Но ведь Илья Сергеевич…

— Да, Илья Сергеевич мне не рекомендует много пить. Но я не пью вообще. И еще он рекомендовал мне радоваться как можно чаще. Считайте, я сейчас повышаю настроение.

Галина Ивановна развернулась, топнула ногой и направилась на кухню. Три сестры повторили тот же маневр.

— И поставьте, пожалуйста, чайник. — Крикнул вдогонку Владимир Константинович. — Извините барышни, мы можем продолжить. Итак. «Выпьем четвертую чашу, и…«

«…Мир становится краше». — Закончила Нина.

Следующие полчаса Юля чувствовала себя крайне неуютно. Она присутствовала при разговоре, в котором не могла принять участие. Кончив декламировать вагантовское стихотворение «Десять чаш», Нина и Владимир Константинович обратились к творчеству Франсуа Вийона. От знаменитого поэта-пьяницы перешли к средневековой юриспруденции. Юля уже пару раз пыталась что-нибудь вставить, но тут разговор зашел об Альбигойских войнах, а далее говорили уже только о Южной Франции. Нина рассказывала Карташевскому о Лазурном побережье. Тот слушал, поправлял собеседницу, если она путалась в местной топонимике. Когда профессор упомянул герценовское описание Средиземного моря и спросил, была ли гостья на его могиле в Ницце, Юля испугалась: сейчас разговор пойдет о российской интеллигенции, а это будет надолго. Однако Нина неожиданно вернулась к изначальной теме.