Хитрый Расков не стал себя утруждать, наблюдая за борьбой понятых со следователем, а занялся неотложными делами: направил прибывшего участкового в поквартирный обход, успел подробно переговорить со старушкой-свидетельницей, безуспешно очередной раз попытался пообщаться с начинающей трезветь задержанной, дал еще несколько срочных указаний подчиненным, а затем, сидя в теплой машине, посматривал в сторону парфюмерного магазина, ожидая, когда оттуда появится оперативник, выяснявший, не помнят ли продавщицы женщину, купившую недавно «Шипр».

Журналистка после окончания осмотра всучила Алексею визитку и заторопилась в редакцию, чтобы успеть дать в номер горячий материал, а Нертов, плюнув на все оставшиеся дела, поехал с Расковым в райотдел.

Если говорить честно, то дел-то особых сегодня у Нертова не было. Дома ждала только пыльная пустота холостяцких комнат и немытая посуда. Леонида Павловича Алексей не видел уже месяцев восемь, с того времени, когда они так неудачно пытались задержать президента страховой компании Сергея Борисовича Царева, подозреваемого в убийстве опера-оборотня. Говорили, что Царев, уже находясь под арестом, умудрился попасть в «дурку» на стационарную психиатрическую экспертизу, но дальнейшая его судьба Нертова сейчас не волновала. В общем, Алексей успел сбегать в ближайшие «24 часа», за это время Палыч закончил неотложные дела и, сказав дежурному, что он «умер», запер изнутри дверь кабинета.

— Давай, юрист, показывай, что принес.

Алексей выложил на предусмотрительно постеленные бланки протоколов продукты и бутылки.

— Ну, за встречу. — Расков быстро выпил коньяк и одобрительно хмыкнул, кивнув в сторону бутылки. — Настоящий.

Алексей вспомнил, как во время стажировки он случайно заскочил в кабинет Раскова, работавшего еще простым опером. Времена были суровые. По всей стране шла очередная борьба. На этот раз с виноградниками. Впрочем, она не мешала никому добывать алкоголь. Разве что стоить он стал дороже, да смекалки приходилось применять поболе, если кто собирался выпить. В помещении было полно народа. Оказалось — кого-то встречали из отпуска. На столе красовался очередной конфискат, который, как водится, уничтожали «путем выливания в раковину», а точнее — путем выпивания. Нертов извинился и хотел поскорее удалиться, но был властно остановлен: «Заходи». Тут же дверь была заперта. Стажеру подали стакан с бормотухой, а на возражения, дескать, я не пью, Расков строго вопросил:

— Знаешь первый закон кабинета?

— …

— Кто не пьет — тот закладывает. Это выпей, а потом, если больше не будешь — можешь идти…

Нертов усмехнулся, вспоминая свое стажерство (интересно, а действует ли этот «закон» сейчас?) Но Палыч не был настроен на веселые воспоминания, разговор зашел о нынешней службе в милиции.

— Понимаешь, — возмущался Расков, — я прекрасно знаю, что здесь не мед. Но, подумай сам, с кем работать? Раньше хоть после срочной службы в те же постовые брали. А теперь не хочешь служить в армии — дуй в милицию. Где опера нормального найти? Как только выслуга к двадцати годам подойдет — сразу норовят сбежать. Да, чем сейчас людей удерживать? Разве что такие, как сегодняшний следак идут. Ему что? — Был просто безработным — стал следователем. А завтра, глядишь, начальником сделают. Главное, строевым шагом почетче пред генеральским взором ходить, да честь молодцевато отдавать…

Что касалось последних кадровых перестановок — о них Нертов слышал не только от Леонида Павловича. То зажравшегося майора, на которого Управление собственной безопасности нагребло столько компромата, что ни на один бы срок хватило, повышают в должности после одного «молодцеватого» подхода к начальству, то вдруг принародно заявляется, что чуть ли не все главковские замы имеют грязные руки, то, с учетом успехов по самбо, тетечку из неведомственной охраны во главе целого РУВД ставят. А визит начальника главка в «убойный» отдел, когда разнос начался из-за увиденного на стене старого портрета Дзержинского: «Так вот вы чем занимаетесь! 37-ой год вспомнили»?! Опытные «волкодавы» предусмотрительно молчали, зная, с начальством спорить бесполезно, тем более объяснять, что работы в отделе хватает и тратить время на борьбу с портретами, тем более, находящимися на балансе «конторы», нет никакого желания. Может, все бы так и кончилось. Но тут, как некогда писал наивный советский поэт, «будто ожегом рот скривило господину». Это господин начальник главка увидел в углу кабинета обыкновенную 32-х килограммовую гирю, с помощью которой опера время от времени проверяли крепость своих мускулов. Руководитель заявил, что теперь-то он все понял: здесь — логово недобитых энкэвэдэшников, с помощью гири выбивающих показания из честных убийц. И, пылая справедливым гневом, удалился. Опера остались в кабинете, обсуждая между собой, у кого такой гирей можно выбивать показания и в итоге согласились, что только у гиппопотама. Вскоре на столы кадровиков легло сразу несколько рапортов об увольнении. Впрочем, что там удивляться, если зарплата (даже не у простого опера!) у следователя-»важняка» не более трехсот баксов в месяц. При чем тут начальник главка?..

…В последние годы складывалось впечатление, что в ГУВД честные только самые большие руководители. Все они проводили умные операции, девизом которых могло бы быть: «Мыло «Сейф-гад» защищает ваши руки от грязи с утра до вечера»! Кстати, о чистых руках некогда говаривал и так нелюбимый очередным милицейским начальством Феликс Эдмундович. Правда, он не открывал счета ЧК в банках, которыми руководили его родственники, учитывая патологическое равнодушие тогдашних большевиков к деньгам. А у нас как ни новый начальник, так новый счет в банке. То в «Южном торговом», благополучно лопнувшим примерно в одно время с уходом прежнего генерала, то в «Синатепе», питерским филиалом которого руководила жена очередного начальника ГУВД…

Был бы Нертов более осведомлен о тайнах больших кабинетов, может, он осторожней обсуждал кадровые проблемы. Он не знал, например, что произошло после того, как журналистка Юлия Громова, с которой он только что познакомился, написала однажды статью «Следствие ведут циркачи». Суть публикации сводилась к тому, что девушка, умудрившись ознакомиться со статотчетом ГУВД о структуре кадров и проделанной работе, пришла к выводу: все — «липа». Реальная нагрузка на одного следователя или оперативника занижена, как минимум, в три раза. А это значит, что ни о каком соблюдении законности речи быть не может. Со всех спрашивают показатели: «Давай, раскрывай!», а даже если добросовестно написать только по одной бумаге по всем имеющимся в производстве делам, то потребуется часов 25 в день. Юлия наивно задала через газету вопрос, мол, когда прекратится это безобразие и что конкретно предпринимает руководство ГУВД для этого? Реакция последовала незамедлительно. Прежний начальник главка сначала вызвал руководителя пресс-службы и чуть не уволил его с работы. К счастью, разобрался, что информация получена не оттуда. Тогда он собрал всех своих замов и, топая ногами, орал: «Найти того чудака, который «слил» информацию и завтра же, слышите! Завтра! — Уволить из органов»!.. К чести замов следует сказать, что «чудака» безуспешно ищут по сей день. Но начальство как всегда уверено: кадры решают все. Цирк, да и только…

Нертов уже начал разливать вторую бутылку, когда Расков вдруг вспомнил сегодняшнее происшествие.

— Знаешь, Леша, я перестаю понимать, что происходит. У меня на территории только за последний месяц — несколько детских смертей. Правда, такое убийство — первое. Но на прошлой неделе трехлетний ребенок выпал из окна. Когда мы вошли в квартиру, мать спала в обнимку с бутылкой. В квартире — бардак, мороз, а окна нараспашку… За день до этого — примерно такое же падение, но в лестничный пролет. И снова мамаша пьяная валяется. Ничего не видит и не помнит. Еще за пару дней — утопление в ванной — соседи вызвали милицию. Ребенок, видно, играл в кораблики и упал случайно в воду. А мать, опять же, в стельку. И глаза пустые. Говорим: сын утонул, а ей все по фиг… Что-то, кажется, надломилось у меня. Пора уходить…