Шрифт:
– Он один, по крайней мере, всегда добр и сострадателен к тебе и ко мне.
– А ты, когда меня не будет, привяжись к нему и люби его, как твой отец, Гакон, – ответил Свен, с любовью приглаживая темные кудри ребенка.
Мальчик вздрогнул и, наклонив голову, прошептал про себя:
– Когда тебя не будет?!.. не будет! Разве вала [7] и тебе изрекла гибель?.. и отцу и сыну – обоим?
Между тем Гарольд сел в лодку, спущенную для него с борта короля. Гурт взглянул с умоляющим видом на отца и последовал за братом.
7
Вала – предсказательница.
Годвин задумчиво следил глазами за удаляющейся шлюпкой.
– Нет надобности, – проговорил он вслух, хоть и про себя, – верить прорицателям или Хильде, когда ока предсказывала, еще до нашего изгнания…
Он остановился: гневный голос Тостига прервал его думу.
– Отец! Кровь приливает к мозгу, когда ты припоминаешь предсказания Хильды насчет своего любимца! – воскликнул молодой человек. – Они уже и без того посеяли немало раздора в нашем доме. Если мои распри с Гарольдом навели преждевременную седину на твою голову – вини в этом себя!.. Вспомни, как ты, под влиянием этих нелепых предсказаний, сказал нам, при первой нашей ребяческой ссоре, с твоим любимцем: «Не ссорьтесь с Гарольдом: его братья со временем подчинятся ему!»
– Докажи, что предсказание ложно, – ответил Годвин спокойно. – Умные люди всегда сами создают себе будущность, сами определяют себе жребий. Благоразумие, терпение, труд, мужество – вот звезды, управляющие участью человека!
Тостиг не успел возразить, потому что вблизи раздался плеск весел, и два корабля, принадлежавшие двум знатнейшим вождям, принявшим сторону Годвина, подплыли к борту рунической эски, чтобы узнать результат посольства к королю.
Тостиг кинулся к борту корабля и вскричал громким голосом:
– Король, увлекаясь внушениями безрассудных советников, не желает нас выслушать… Оружие должно порешить наше дело!
– Молчи, безумный юноша! – воскликнул Годвин, заскрежетав зубами при буйных криках злобной и негодующей радости, поднявшихся на кораблях после ответа Тостига.
– Да будет проклят тот, кто первый прольет родную кровь! – продолжал Годвин. – Слушай, кровожадный тигр, тщеславный павлин, гордящийся своими пестрыми перьями!.. Слушай, Тостиг, и трепещи: если ты еще одним словом расширишь пропасть, разделяющую меня с королем, то помни, что как изгнанником ты вступил в Англию, так и выйдешь из нее опять тем же изгнанником. Ты променяешь графство и поместья на горький хлеб изгнания и на волчью виру [8] !
8
Вирой называлась денежная пеня не только за убийство, но и за выдачу оцененной головы, или даже – за убиение вредного животного.
Гордый Тостиг смутился от этих слов отца и молча удалился. Годвин перешел на палубу ближайшего корабля и силился могуществом своего красноречия смирить страсти, возбужденные безрассудной выходкой Тостига.
– В то самое время, когда он убеждал негодующих вождей и ратников, в рядах войск, стоявших на берегу, раздался восторженный крик: «Гарольд, наш граф Гарольд!» Годвин посмотрел в эту сторону: королевские полки колебались, переговаривались и вдруг, уступая какой-то непреодолимой силе, тысячи голосов произнесли единодушно: «Гарольд, наш Гарольд!.. да здравствует наш благородный граф!»
В то время как это совершалось на улице, во дворце происходила сцена другого рода. Эдуард вышел из Совета и заперся со Стигандом, имевшим на него громадное влияние именно потому, что он считался ревностным приверженцем норманнов и. даже пострадал за слишком явную преданность к норманнке Эмме, матери Эдуарда. Никогда еще Эдуард не выказывал такой твердости, как в настоящем случае. Дело шло не только о его государстве, но и об его домашнем спокойствии и счастье. Он уже предвидел, что будет принужден, по возвращении могущественного тестя, вернуть свою супругу и отречься от прелестей уединенной жизни. Кроме того, его норманнские любимцы будут тотчас же изгнаны, и он снова очутится в обществе ненавистных его сердцу саксонцев. Убеждения Стиганда разбивались о страшное упрямство Эдуарда, когда вошел Сивард.
– Король и господин, – сказал граф нортумбрийский, – я уступил в Совете твоей воле не поддаваться требованиям Годвина, пока он не распустит войска и не покорится суду Витана… Граф прислал мне сказать, что он вверяет мне свою жизнь и честь и будет поступать по моему совету. Я ответил ему словами человека, который не способен обманывать врага или употреблять во зло его доверие.
– Что же ты ответил ему? – спросил Эдуард.
– Чтобы он подчинился законам Англии, как датчане и саксонцы клялись повиноваться им, при короле Кануте. Чтобы он и сыновья его не требовали ни власти, ни земель, а покорились бы решению Витана.
– Прекрасно! – произнес поспешно Эдуард. – Витан его осудит, как он бы осудил его за непокорность?
– Витан будет судить его по правде и законам! – ответил старый воин.
– А войска между тем…
– А войска будут ждать, и если здравый смысл и сила убеждения не разрешат вопроса – его решит оружие.
– Я не дозволю этого! – воскликнул король. В эту минуту в коридоре послышались тяжелые шаги, и несколько королевских вождей, норманнов и саксонцев, вбежали в кабинет в совершенном расстройстве.