Шрифт:
— Я не понимаю, с чего ты это взяла, дорогая. Может, расскажешь?
Сарказм.
Я почувствовала, будто моя голова взорвалась и сорвалась на крик:
— Ты снял сливки, Александр Колтон! Ты снял сливки и пошёл дальше своим, блядь, путём, как ни в чём ни бывало! Женщина умерла!
— Я знаю, — выкрикнул он в ответ, — видел, как её вынимали из петли!
— И ты продолжаешь играть в эту игру?
— Надо знать, что за игра, чтобы в неё играть, Феб.
И тут меня прорвало.
— Вечеринка у Шерри и Шейлы Эйзенхауэр, Колт. Вспомни. Той ночью я застала тебя трахающим Эми Харрис!
И как только я это произнесла, я увидела, как Колт изменился. Это изменение ужаснуло меня. Каждый сантиметр его тела застыл. Это изменение говорило о том, что у меня под ногами ещё осталась земля, она должна быть там, потому что сейчас мой мир рухнет.
Колт уставился на Феб, он даже слышал, как она звала его по имени, но его разум находился в другом месте.
На вечеринке у Шерри и Шейлы Эйзенхауэр. На вечеринке, которую он хорошо помнил и в то же время не помнил совсем.
Она была такой же, как множество вечеринок, на которых он бывал во время учёбы в школе, в колледже и некоторое время после окончания колледжа, до того как Феб переросла их, а точнее порвала с ним.
Родители Шерри и Шейлы уехали. Девчонки купили пару упаковок пива и позвали друзей. Их друзья позвали своих друзей, а те — своих. Через несколько часов ситуация вышла из-под контроля. Пара человек принесли бочонки с пивом. Кто-то достал выпивку покрепче. Кто-то принёс травку. Подростки обжимались, спорили, смеялись, блевали, вырубались — чего только не случилось.
Колт помнил эту вечеринку, потому что на следующий день проснулся в одиночестве в кровати родителей Шейлы и Шерри. Он не помнил, как там оказался. Он был пьян сильнее, чем когда-либо до этого или после в своей жизни. Так пьян, что ничего не помнил. Он чувствовал себя ужасно. Это же не вечеринка школьников, и он был одним из немногих совершеннолетних здесь, а проснуться в кровати чьих-то родителей годится только для школьников.
Однако он помнил, что проснулся одетым. И ещё похмелье. Ужасное похмелье, тоже самое худшее за всю жизнь до этого случая или после.
А ещё он запомнил эту вечеринку, потому что на следующий день Феб, холодная как лёд, порвала с ним. Она не сказала почему, она просто сказала, что всё кончено. Ему было так плохо, что он рассердился, но не особенно. Она могла выйти из себя, хотя никогда не ссорилась с ним. Он знал, что сумеет её переубедить.
Однако ему не удалось, и скоро она пустилась во все тяжкие.
С внезапной ясность он вспомнил, что Эми Харрис была на той вечеринке, она отстранённо стояла у стены и разговаривала со своим другом, Колт не помнил его имени. Он помнил, что, увидев Эми, слегка удивился и улыбнулся ей, а она улыбнулась в ответ.
Он всегда ей улыбался, он помнил, и несмотря на свою застенчивость она всегда улыбалась в ответ. Но теперь он начал понимать, что после этой вечеринки, в те редкие случаи, когда они встречались, он улыбался, но она не улыбалась в ответ, а только торопилась уйти. Он никогда не задумывался об этом, учитывая её характер, но теперь он боялся, что знал, почему она изменилась.
Дело было в той ночи. Но насколько он помнил, он даже не разговаривал с ней.
И Денни Лоу тоже был на той вечеринке. А отец Денни Лоу работал аптекарем.
Он почувствовал, как Феб потянула его за руку и настойчиво окликнула:
— Колт!
Он сосредоточил взгляд на ней.
В его груди не было холода, а в животе тяжести. Замерзло всё его тело, и ему казалось, что он весит целую тонну и если попытается двинуть ногой, поставит её на землю, то земля содрогнется.
— Я не трахал Эми Харрис на той вечеринке, — тихо сказал он.
Феб наблюдала за ним. Рассеянно он отметил, что она больше не злилась, она испытывала что-то другое.
— Трахал, — тихо ответила она. — Я вас видела.
Господи. Нет.
Боже, пожалуйста, нет.
— Нет, — сказал он.
— Колт, я вас видела, ты лежал на ней, и вы целовались.
Он закрыл глаза и покачал головой, потом шагнул назад, вытянув свою руку из её.
Он стал вспоминать вечеринку.
Там легко было бы подсыпать кому-нибудь сильное снотворное. Много народа, много спиртного, травка, толпа и неразбериха. Он не сомневался, что оставлял где-нибудь свой напиток и позже вернулся за ним. Или отдавал свой стакан кому-нибудь, кто предлагал ему налить.