Своя прародина есть у каждого клана Гха'а, но немного осталось древних агхов, помнивших другие времена... Кетха знала, что раньше весь могучий хребет Старых гор принадлежал агхам, как и часть Малых гор на юге Обетованного. И что под каменными толщами цвели и шумели десятки, сотни городов, подобных Гха'а...

Она всё это знала, но представить себе не могла. Для неё мир ограничивался Гха'а. Всё здесь было так знакомо, так правильно, и ей всегда не удавалось понять Бадвагура: отчего же его, неугомонного, постоянно тянет наверх?..

Ещё раз вспомнив о Бадвагуре, Кетха чуть не оглохла от звенящего стука сердца - а в следующий миг узнала в нём стук кузнечного молота. Кто-то, несмотря на время, трудится у наковальни... Странно. Среди агхов не принято не спать по ночам.

Спускаясь, Кетха слышала, как стук приближается - значит, кто-то на нижних ярусах...

Ступени лестницы были сделаны ладно и крепко, как всё в Гха'а. По ступеням Кетха просеменила меж двух колонн - справа и слева, - каждую из которых украшала резьба с деяниями из прошлого агхов. Далеко вверх и вниз, в тёмное чрево гор, уходила летопись с бородатыми фигурками в доспехах и шлемах. Пока рука Кетхи скользила по холоду кованых перил, она вспоминала, как Бадвагур критиковал эту резьбу. Вечно то одно, то другое казалось ему грубым, бессмысленным - или, наоборот, слишком неправдоподобным... Кетха не спорила: ему, конечно же, было виднее. Они вообще никогда не ссорились, даже в детстве, потому что легко соглашались друг с другом.

Кадмут был совсем не таким. Впрочем, она и общалась-то с Кадмутом от силы раза три... Их отцы сговорились быстро и без особых сложностей, Тингор - как-никак вождь клана - был всецело не против. Кадмут казался Кетхе слишком серьёзным и взрослым, почти стариком.

Стук становился громче - решительный, какой-то даже бунтарский. Кетха забеспокоилась: кто бы это мог быть? Звук, кажется, доносится как раз со стороны Святого места - оттуда, куда она направляется... На два яруса ниже он стал совсем отчётливым, обрёл звонкую величественность, которую Кетха обычно не замечала днём, когда весь Гха'а и жил одним стуком молотов.

В полумраке тускло сияла медная статуя Дагарат Доброй - жены первого вождя клана Эшинских копей. Она считалась лучшей врачевательницей среди женщин горного народа. Бадвагур рассказывал Кетхе, что этот вождь (имя его не сохранилось в хрониках), единственный из агхов, однажды бился с драконом и победил его. Было это, конечно, ещё в ту пору, когда драконы не покинули Обетованное... Сам Бадвагур был бы не против жить в ту эпоху. Он редко говорил об этом - смущался, - но Кетха о многом догадывалась сама. С Бадвагуром вообще было несложно догадываться самой: всё было будто бы ясно прорисовано на его широком, по-медвежьи выпуклом лбу.

Семья Бадвагура жила прямо за этой статуей, а ещё чуть дальше находилось Святое место. Кетха вздохнула, признавая своё поражение, и подняла голову: ей нет необходимости прятаться.

– Да благословит Катхаган твой молот, Котр, сын Бадвагура, - сказала Кетха. Проклятая необходимость произносить это имя; хорошо, что сейчас не видно, как она покраснела. Бадвагура назвали в честь деда - распространённый обычай в Гха'а.

Голос в темноте звучал тоненько и как-то беззащитно. Оторвавшись от наковальни, старый Котр посмотрел на неё. Точнее, сначала куда-то вдаль - в сторону видневшихся отсюда чёрных точек пещер. В клане Кетхи их величали Приютом Нетопырей, а в клане Бадвагура - Ноздрями Скал (вариант родного клана, как часто бывало, нравился Кетхе больше).

Старый Котр, наконец нащупав её полуслепыми глазами, отёр пот со лба. Его пряди - курчавые, как у сына - насквозь промокли от долгой работы. Они были белыми, эти пряди, будто жирное козье молоко, которое мать Кетхи ставит на стол к ужину.

Кетха не видела старика очень давно - безумно, непозволительно давно, если учесть, что провела в доме Котра почти всё детство. Это произошло не по её вине, но сейчас ей стало стыдно... И ещё она поняла, что скучала не только по единственному обитателю вот этого дома, который одной из стен привалился к кузнице.

– И тебе добра в каждом деле, Кетха, дочь Кольдара, - тускло откликнулся Котр. Кетхе показалось, что он не сразу вспомнил её имя. Ничего удивительного: в последние луны старик был так медлителен и погружён в себя... Большая, тёмная тягота томила его изнутри - в чём-то та же, что саму Кетху.

– Отчего ты так поздно работаешь?
– нерешительно спросила Кетха. Старик выглядел одиноким и потерянным, ей хотелось обнять его. А ещё, конечно же, щипало женское любопытство: Котр успел встать так, чтобы закрыть от неё наковальню и то, что лежало на ней, почти готовое.

– Отчего ты так рано не в родительском доме?
– в тон ей прогудел Котр. В лукавом прищуре его глаз - карих и тёплых, как у Бадвагура - Кетха узнала родное, одному резчику свойственное выражение.
– Девушкам не полагается бродить по городу в темноте.

– А кузнецам - будить соседей шумом.

Котр не ответил. Словно позабыв о присутствии Кетхи, он повернулся к наковальне и вытянул с неё что-то длинное - необычайно длинное и громоздкое, учитывая его рост, невеликий даже по меркам агхов. По-молодецки крякнув, замахнулся (Кетха отшатнулась) и погрузил выкованное, всё ещё обжигающее оружие в бадейку с водой, поджидавшую тут же. Раздалось сытое шипение, и над водой поплыли клубы пара. Кетха робко подступила поближе.