— Ты чуть не умер, — сказала она.

— Да, почти.

— И ты хочешь вернуться?

— Да, — ответил я. — Не думаю, что ты сможешь это понять. Представь, что ты, действительно, не сделала того, что считаешь правильным. Но после ранения департамент решил, что делает мне одолжение, отправляя меня в почетную отставку.

Я раздраженно покачал головой. Последняя реплика была небольшой ложью, или, во всяком случае, это была правдивая легенда для общественности.

— И ты написал книгу, — сказала она.

— Вроде как. Я связался с моим издателем и спросил, заинтересован ли он в ней. На самом деле, книгу писал другой парень, а я просто рассказал ему несколько историй.

Она кивнула.

— Тогда для чего весь этот тур? Вся эта публичность?

— Если я не сделаю этого, то все потеряю.

— Тебя не волнуют деньги. Я просто не понимаю.

Я нахмурился, пожимая плечами. Мне хотелось рассказать ей правду, но я понимал, что могу пустить все коту под хвост, если сделаю это. Вместо этого я наклонился и улыбнулся.

— Киски, — сказал я.

— Что?

— Это все из-за кисок. Если бы я не был так известен, то они бы не доставались мне так легко.

Она озадаченно покачала головой, удивляясь.

— Ты такой придурок. Ты не можешь быть серьезным даже на секунду, не так ли?

— Я серьезен, — ответил я, потягивая свой напиток. — Это мой второй навык. Сражаться и трахаться.

— Единственные вещи, которые нужны всесторонне образованному мужчине, — пошутила она.

— Я могу выпить за это.

Она улыбнулась, и мы чокнулись, потягивая напиток из стаканов.

— Так в чем дело? — спросил я ее.

— О чем ты?

— Ты не похожа на тех девиц, которых интересуют только деньги.

Она нахмурилась.

— Все дело в деньгах.

— Ладно, — сказал я. — Очевидно, что ты не должна рассказывать, но мне просто любопытно.

— Ну, не знаю.

Я наблюдал за тем, как она практически закрылась от меня, и я не смог сдержать улыбку.

— Похоже, тебе, действительно, есть что скрывать, — сказал я.

— Я, как открытая книга.

— Не совсем. Ты ведешь себя так, словно между нами только деловые отношения, но я-то знаю, что происходит на самом деле.

— Да, ты что?

Я сделал глоток, кивая.

— Ты не можешь перестать думать обо мне. Ты продолжаешь размышлять над тем, каково это почувствовать мой большой член между своих ног.

— Мужики с большими членами всегда болтают о них столько же, сколько и ты?

Я усмехнулся, глядя на нее.

— Уверен, что да. Я бы с удовольствием дал тебе попробовать.

— Прямо здесь в баре? — поддела она меня.

— Где хочешь.

— Обязательно воспользуюсь этой возможностью в другой раз.

Я подал знак Джимми, и он подошел.

— Джин с тоником, пожалуйста, — сказал я.

Он кивнул и ушел. Я взял ее стакан с виски и вылил содержимое в свой стакан.

— Эй, — произнесла она. — Я же пью.

— Нет. Ты смотришь на него. Джин-тоник — это по тебе.

Она рассмеялась и поблагодарила Джимми, когда тот поставил напиток перед ней. Мы снова чокнулись стаканами, и на этот раз она действительно стала пить его.

Я начал рассказывать ей истории о войне. Людям обычно нравилось слушать мои истории о войне, и при этом я каждый раз с удовольствием рассказывал их. По какой-то причине мне было легко общаться с Селеной, и она не задавала глупых вопросов. Она просто слушала мои байки, смеялась над ними, когда действительно было смешно, хмурилась, когда я говорил о страшных вещах, но, в основном, вела себя так, как будто ей было не все равно.

Что было довольно приятно. Я настолько привык говорить такого рода вещи перед телевизионщикам, что меня, так или иначе, уже ничего не выводило из равновесия. Все, что они хотели, это чтобы я был яркой точкой на их шоу и только. Для них я был легко заменяемой деталью, винтиком в гребаной машине СМИ.

И это смертельно мне надоело. Было так хорошо, поговорить с кем-то, кто тебя просто слушает, а не думает только о том, как играть на аудиторию.

— Таким образом, в конце концов, — говорил я, — мы несемся в казарму, и что же мы видим?

— Что? — спросила она, улыбаясь.

— Маленький Джон, привязанный к чертовой кровати, кричит: «Британцы наступают! Британцы наступают!

Она хохочет, а я улыбаюсь ей. Это была одна из моих лучших историй, такая забавная, над которой невозможно было не рассмеяться. Я не рассказывал ее на телевидении, так она была чистой правдой, и я хотел сохранить некоторые истории только для себя.