Рейд Симанского залива природою кажется разделен надвое: один можно назвать малым, или внутренним, а другой большим, или наружным, рейдом. Створная линия восточного мыса Фалс — Бая, называемого Фальшивым, и камня, называемого Ноевым Ковчегом, есть предел, разделяющий два рейда. Суда, стоящие на малом рейде, совсем закрыты от волнения при SO ветрах восточным берегом Симанского залива, и чем ближе они стоят к берегу, тем лучше.

Когда колония находилась в руках голландцев, то их военные и ост–индские корабли никогда не останавливались к берегу ближе Ноева Ковчега и так называемых Римских каменьев, а потому при крепких ветрах от SO они были совершенно открыты всей силе океанского волнения, что самое и было причиной, почему Симанский залив считали столь же опасным в летние месяцы, как Столовый зимою. Но тринадцатимесячный опыт совершенно удостоверил нас в противном: во все это время шлюп дрейфовало только один раз, и то не от крепкого ветра, а оттого, что английский военный катер своим канатом задел за наш якорь и поворотил его. Впрочем, как бы ветер крепок ни был, мы всегда могли отстаиваться на одном якоре.

Правда, что мы стояли в самом заливе и, как я выше его назвал, на малом рейде; но при нас много раз линейные и ост–индские корабли стаивали на большом, или внешнем, рейде и жестокие SO штормы никогда их не дрейфовали. Хотя с большого рейда в крепкие от SO ветры на шлюпках ездить невозможно, но на малом рейде очень редко случается, чтоб с берегом нельзя было иметь сообщения, а пристать к берегу у самого города всегда можно без малейшей опасности.

В Симанском заливе прилив поднимается до 5 фут, а в крепкие с моря ветры вода иногда возвышается более 6 фут, но течение едва приметно бывает. Ветры здесь натурально теми же законами управляются, как и в Столовом заливе. Господствующие из них NW и SO: первый в зимние, а последний в летние месяцы. Но горы, разделяющие западный берег от восточного и находящиеся поблизости Столового и Симанского заливов, причиняют немалую разность в силе и действии ветров, дующих в одно и то же время, в тех двух заливах. Разность эта состоит в следующем: северо–западный крепкий ветер в Столовом заливе дует ровно и постоянно, и когда усиливается, то постепенно, а в Симанском заливе в то же самое время приходит он шквалами через несколько минут один после другого, с равною силою и с некоторою переменою в направлении. Юго–восточные ветры, наоборот, точно так дуют в Симанском заливе, как северо–западные в Столовом, и в сем последнем — шквалами.

В 9 часов пополудни 16 мая при лунном свете мы заметили, что оконечность мыса Доброй Надежды находилась от нас по компасу на WtN в 5 милях глазомерного расстояния; от сего места мы стали вести свое счисление.

Намерение мое было скорее удалиться к югу, плыть в больших широтах прямо к востоку и, обойдя Новую Голландию, не приходя на вид берегов оной, пройти между ею и Новой Зеландией, итти по восточную сторону Ново — Гебридского архипелага и, пройдя между Ново — Филиппинскими или Каролинскими островами{159}, править прямо к Камчатке. Расстояние было велико, время коротко и главного провианта — сухарей — немного, так что я принужден был производить команде менее двух третей регламентной порции. Но план мой, благодаря судьбе, как то впоследствии видно будет, удался во всем по моему желанию. День и ночь мы несли все возможные паруса; офицеры и нижние чины были неутомимы.

Необыкновенная расторопность и рвение, каковое оказали все служившие на «Диане» при вступлении под паруса, требовали справедливой с моей стороны признательности, которую я изъявил им формальным образом — письменным приказом, назначив нижним чинам по высочайше данной мне власти денежное награждение.

Малоизвестность пути и недостатки в съестных припасах заставили меня принять некоторые особливые меры осторожности в продовольствии, кои предписал я команде также письменным приказом.

Около полудня 19-го числа увидели мы сверху большое трехмачтовое судно прямо у нас впереди, почему и приготовили шлюп к сражению, но по приближении к оному рассмотрели, что то было купеческое судно, которое шло к востоку.

Пользуясь благоприятным ветром, мы правили к югу до 6 часов пополуночи 21-го числа, а потом, достигнув широты 40°, стали держать к юго–востоку.

В 3 1/2 часа после полудня 22-го числа последовала внезапная перемена ветра. С нашедшим от SW шквалом при дожде и ветер, довольно крепкий, с порывами, начал дуть из сей четверти, причем мы продолжали плыть к SO. Сего числа после полудня мы видели необыкновенное множество альбатросов, пинтад и петрелей. И прежде сии морские птицы, обыкновенные спутники мореплавателей Южного океана, всякий день около нас летали, с самого отплытия от мыса Доброй Надежды, только не в таком множестве.

К ночи ветер стал дуть тише. Погода была облачная с полудня же и дождь пошел. Перед захождением солнца ветер сделался крепкий от О, и на ветре блистала молния, слышен был гром. Тучи постепенно приближались, и временно шел проливной дождь. С 11 часов ночи ветер утих, но до 3 1/2 часов пополудни часто находили легкие, но продолжительные порывы, которые наносили страшные, грозовые тучи, из коих блистала ужасная молния и гремел чрезвычайный гром. Мы, так сказать, были окружены молниеносными огнями, и некоторые удары били в воду очень близко нас. Я хотел было поднять громовые отводы, но беспрестанно почти переменявшиеся ветры, частые порывы и совершенная темнота ночи заставляли меня опасаться, чтоб оные не произвели противного действия и вместо отведения ударов не привлекли бы их.

Гроза продолжалась до 4 часов утра.

Во всю ночь, доколе молния и гром свирепствовали в высочайшей степени своей силы, все офицеры и нижние чины находились наверху на случай пожара.

25-го числа ветер дул при ясной погоде до 10 часов вечера. Потом нанес тучи, с проливным дождем, из которых блистала почти беспрестанно яркая, жестокая молния с пресильными громовыми ударами. Гроза сия была несравненно ужаснее, нежели та, которую мы имели в прежнюю ночь. Она продолжалась до самого рассвета, и в продолжение оной временно мы видели так называемый Сент — Эльмский огонь {160} на вершине флюгерного шпица, который был медный. Огонь сей казался шарообразным, величиною с голубиное яйцо, был виден по нескольку минут сряду. Удары молнии били в воду подле самого шлюпа. Один из них столь близко пролетел мимо лица моего, что я почувствовал непомерную теплоту; яркий блеск оного так меня ослепил, что я несколько минут не мог видеть Рикорда, стоявшего в двух шагах от меня. Начал уже думать, не потерял ли я зрения навсегда, но после понемногу предметы мне показались. Сию ночь мы провели с таким же беспокойством, как и прежнюю. Будучи во все время грозы подвержены сильному дождю, стоя при своих местах наверху, шли своим путем, а в ночь с 5 на 6 июня, когда находились в широте около 42°, а в долготе около 65°, выпала большая роса. Я упоминаю о сем обстоятельстве для того, что многие мореплаватели думают, будто роса есть верный признак близости земли. Но в сем случае ближайшая от нас земля находилась в 250 милях {161}. Разве мы проходили какую–нибудь неизвестную еще землю. Сего числа нашли мы, что многие из водяных бочек были неполны. Почему я счел за нужное уменьшить порцию воды.

В сии дни на море совсем не было зыби, свойственной сему океану; а движение вод не более было, как в каком–нибудь средиземном море. В те же дни видели мы несколько пучков морского растения; по ночам примечали около судна стада морских свиней и двух или трех небольшого роста китов; ночи были яснее дней.

До 7 июля не случилось с нами ничего особенно примечания достойного, ветры дули по большей части из NW и SW четверти и весьма крепкие, при мокрой, сырой погоде. Видели фазного рода свойственных климату птиц, китов и морские растения. А достигнув долготы 120°, стали часто встречать светящиеся тела, которые прежде редко видны были, и однажды между множеством темных альбатросов, обыкновенных в здешней стране, попался один белый. Это большая редкость в сей части Южного океана. А сего числа (7 июля) в 11 часов утра мы прошли меридиан южной оконечности Вандименовой Земли{162} в расстоянии от оного 120 1/2 миль и видели несколько пучков настоящего морского растения, альбатросов, петрелей и пинтад. В ночь летала около нас несколько часов маленькая береговая птичка.