— К черту геральдику, — резко отозвался Хедли, — что он означает?

— Это — герб Трансильвании. Бывший герб бывшей страны, едва ли известной в Англии (и во Франции тоже) даже до войны. Итак, венгерское имя, потом венгерский герб. Потом — эти книги, которые я показывал вам. Вы знаете, что это за книги? Это английские книги, переведенные на венгерский язык. Я не смог прочитать их…

— Слава богу!

— …но я смог, по крайней мере, узнать полное собрание сочинений Шекспира, “Письмо Йорика к Элизе” Стерна и “Эссе о человеке” Попа. Это было настолько странно, что я просмотрел их все.

— А что здесь странного? — спросил Рэмпол, — обычные книги, как в любой домашней библиотеке. В вашей, например.

— Конечно. Но представьте, что француз хочет почитать английских авторов. Он прочтет их по–английски или достанет французский перевод. Но едва ли он начнет свое знакомство с английской литературой с перевода на венгерский язык. Другими словами, это не просто венгерские книги, но это и французские книги, по которым француз мог бы практиковаться в своем знании венгерского языка, это — книги английских авторов. Родным языком того, кто был их хозяином, был венгерский! Я просмотрел книги, надеясь обнаружить имя, и когда нашел “Кароль Гримо—Хорват, 1898 год”, нацарапанное на одном форзаце, это все поставило на свои места. Если “Хорват” было его настоящим именем, почему он так долго скрывал это? Вспомните слова: “похороненные заживо” и “рудник”, и вам все станет ясно. Но когда вы спросили, кто стрелял в него, он ответил “Хорват”. Профессор явно говорил не о себе, а о ком–то еще по фамилии Хорват. Когда я подумал об этом, Миллз как раз рассказывал о человеке в таверне по имени Флей. Миллз сказал, что в этом человеке ему что–то показалось очень знакомым, хотя раньше он его никогда не видел, а его речь звучала пародией на профессорскую. Что это может означать? Да только то, что это был его родной брат! Вы помните, речь шла о трех гробах, но Флей упомянул только о двух братьях. Значит, Гримо был третьим братом!

Только я об этом подумал, как вошла мадам Дюмон, славянская внешность которой не оставляла никаких сомнений. Если бы я сразу сказал, что Гримо — выходец из Трансильвании, это бы сузило область нашего расследования. Но к ней нужно было подходить осторожно. Обратите внимание на фигурку буйвола на столе профессора. Это ничего вам не напоминает?

— Во всяком случае не Трансильванию, — ответил Хедли, — это скорее наводит на мысль о Диком Западе — “Буффало—Билл”, краснокожие и прочее… Постойте! Поэтому вы спрашивали у нее, был ли когда–нибудь Гримо в Соединенных Штатах?

Доктор Фелл кивнул:

— Это был вполне невинный вопрос, и она ответила. Я бывал в Венгрии, Хедли. Я, начитавшись о Дракуле, ездил туда в молодые годы. Трансильвания — единственная европейская страна, где выращивают буйволов, — их используют как тягловый скот. Венгрия полна самых разных вероисповеданий, но Трансильвания принадлежит к греко–католической церкви. Я спросил Эрнестину Дюмон о ее вероисповедании, и она подтвердила мои подозрения. И тогда я подбросил ловушку, которая не сработала бы, если Гримо каким–либо законным образом был связан с рудниками. Но я назвал единственную тюрьму в Трансильвании, заключенные которой работают на рудниках, — Зибентюрмен, Семь Башен, даже не упомянув, что речь идет о тюрьме. Это почти добило мадам. Теперь вы, наверно, поймете мое замечание о семи башнях и стране, которой не существует. И ради бога, дайте же мне наконец спички!

— Они у вас в руке, — ответил Хедли, подойдя к доктору и взяв у него сигару. — Ну что ж, это звучит вполне правдоподобно. Ваша ловушка насчет тюрьмы сработала. Но предположение о том, что три человека являются братьями… Честно говоря, считаю это самым слабым местом в ваших рассуждениях…

— Допустим. И что из этого?

— Только то, что это решающий момент. Предположим, что Гримо хотел сказать не о человеке по фамилии Хорват, стрелявшем в него, а каким–то образом имел в виду самого себя? Тогда убийца может быть кем угодно. Но если все же эти трое братьев — не выдумка, и он хотел об этом нам сообщить, тогда все очень просто. Мы приходим к выводу, что стрелял Пьер Флей, или, в крайнем случае, брат Флея. Флея мы можем схватить в любое время, а что касается его брата…

— А вы уверены, что узнаете этого брата, — спросил доктор Фелл, — если встретите его?

— А как вы думаете?

— Я подумал о Гримо. Он владел английским языком в совершенстве и не менее свободно сходил за француза. Я не сомневаюсь, что он действительно учился в Париже, а мадам Дюмон в самом деле шила костюмы в Опере. Потом он почти тридцать лет жил в Англии, читал свои лекции, никому ничем не угрожая и ничем не выделяясь. Никто и никогда не замечал в нем ничего дьявольского, хотя мне кажется, что это был подлинный дьявол в человеческом обличье. Никто его ни в чем не подозревал. Он носил твидовые костюмы, аккуратно стригся, любил портвейн и стал заурядным британским сквайром… А где же его третий брат? Он–то меня больше всего интересует. Представьте, что он сейчас здесь, среди нас, и никто не знает, кто он такой на самом деле.

— Возможно. Но мы ничего не знаем об этом брате.

Доктор Фелл, пытаясь раскурить сигару, поднял глаза кверху:

— Да. И это беспокоит меня, Хедли. — Он на мгновение замолк, потом отбросил спичку и выпустил клуб дыма. — Мы имеем двух теоретических братьев, которые взяли себе французские имена, Шарль и Пьер. Кроме них, есть еще третий. Для краткости назовем его Анри…

— Послушайте, вы хотите сказать, что вы о нем тоже что–то знаете?

— Напротив, — ответил доктор Фелл, — я хочу подчеркнуть, как мало нам известно. Мы знаем о Шарле и Пьере. Но у нас нет ничего об Анри, хотя Пьер и использовал его в своих угрозах. Это было, если помните: “У меня есть брат, который может больше, чем я”, “Он очень опасен для вас” и так далее. Но за этим никто не вырисовывается: ни человек, ни призрак. Это беспокоит меня. Мне кажется, что за всем этим делом стоит поистине ужасная фигура, он использует полоумного Пьера в своих гнусных целях и он также опасен для Пьера, как был для Шарля. Я не могу избавиться от мысли, что в сцене в “Уорвикской таверне” он был тайным режиссером, и сам был где–то рядом, наблюдая за происходящим. Что… — Доктор Фелл обвел взглядом присутствующих. — Я надеюсь, что ваш констебль задержит Пьера и не спустит с него глаз? Он может оказаться чрезвычайно полезен.

Хедли сделал неопределенный жест рукой.

— Да, я понимаю, — сказал он, — но вернемся к фактам. Собрать факты будет нелегко, предупреждаю вас заранее. Сегодня же я свяжусь по телеграфу с румынской полицией. Но если Трансильвания была аннексирована, в неразберихе и беспорядке, которые царили там, официальные документы могли и не сохраниться. К тому же сразу после войны в тех местах был большевистский мятеж, не так ли? Но как бы то ни было, нам нужны факты! Давайте поговорим с Мэнгэном и с дочерью Гримо. Я не совсем, кстати, понимаю его поведение…