Шрифт:
В общем, хренову тучу подобных тонкостей учитывать приходится, выкорчёвывая остатки партизанщины, дабы не посеять при этом ростков новой. А хрен ли делать прикажете, если здесь такие обычаи? Хочешь лояльности завоёванных — изволь управлять ими так, как у них считается справедливым. А справедливо для них — то, что по обычаю. Два шага влево, один назад, три вправо, два вперёд и один влево — ага, вместо просто одного вперёд, который и был нужен по делу — вот как это, наверное, выглядит на неискушённый взгляд со стороны. Но здесь все взгляды — искушённые и все эти нюансы понимающие. А нам не шашечки, нам ехать, то бишь нужный нам результат получать. А нужно нам, чтобы нормальный человек спокойно работал, богател и размножался, чтобы бестолочь вгрёбывала на рудниках и не размножалась, а ущербный урод — висел на суку. Если этот результат достигается — значит, правильно шагаем. Орднунг юбер аллес…
Отсчитывая втихаря премии за головы смутьянов или вычисляя, насколько следует скостить наказание укрывателю преступника в зависимости от степени их родства, Васькин всякий раз морщится. Хоть и понимает всё, но законник ведь до мозга костей! И в подкорку мозга вбито с детства, что закон должен быть един для всех, и по прежней профессии он — блюститель этого принципа. Можно подумать, я против, гы-гы! Увы, мы не в современном, а в античном мире. У современной законности откуда ноги растут? Правильно, из римского права. А какое оно СЕЙЧАС, это римское право, не по кодексу ещё не родившегося Юстиниана, а по двенадцати таблицам? Единое для всех? Хренушки!
Насчёт этого Юлька нас ещё в Карфагене просветила. Истфак Московского пединститута чистым истфаком стал только относительно недавно, а в совдеповские времена был историко-юридическим — выпускник сразу две специальности получал. Она этого порядка, конечно, уже не застала, но сохраняемая путём преемственности от препода к преподу традиция чувствовалась — история и ей преподавалась с сильным юридическим уклоном. Так вот, что мы имеем в нынешнем среднереспубликанском Риме? А имеем мы там форменный бардак. Нет, в теории-то закон есть закон — нужно ли римские афоризмы по этой теме напоминать? Но на практике помимо общегражданских есть ещё и патронажно-клиентские взаимоотношения. И они — освящены богами, а римляне нынешние — народ благочестивый и богобоязненный. Могут даже результаты консульских выборов опротестовать, если при этом какая-то из религиозных церемоний неправильно была проведена. Вот и с патронажем этим, то бишь с клиентелой ихней закон сам по себе, а клиентела — сама по себе. Патрон и его клиент, например не должны свидетельствовать друг против друга в суде. Нормально? Отношения между ними частные, к государству никакого отношения не имеющие, суд — государственный, а свидетельствовать — один хрен не должны. По нынешним римским понятиям — нормально и естественно. Если патрон свидетельствует против клиента — это достаточный повод для разрыва их отношений, после чего клиент больше ничем патрону не обязан. А если клиент свидетельствует против патрона — свидетельство считается не имеющим юридической силы. Нарушение взаимных обязательств — предательство, противное богам, а боги в Риме выше закона. И это — в Риме, который положено считать оплотом законности. Ну и о каком тут единстве закона для всех можно говорить? О полном бесправии не имеющих ни римского, ни латинского гражданства чужеземцев-перегринов вообще молчу — этим в античном мире никого не удивишь. Зря я, что ли, эту бодягу с фиктивным римским рабством затеял? Гражданство римское нужно, пускай даже и вольноотпущенническое, весьма куцее по сравнению с гражданскими правами свободнорожденных граждан. А куда деваться? Купить римское гражданство нельзя, в награду получить — не того я калибра, усыновлять меня никто из римских нобилей не станет, так что — только через фиктивное рабство, пока не прикрыли эту лазейку. Вот разгребёмся тут со срочняком, и надо будет выкроить время с фиктивным хозяином связаться, да в Рим к нему прогуляться для формального «освобождения» из рабства. Больше года ведь моему «рабству» к тому моменту уже будет, для приличия — вполне достаточно. А то умаялся я тут уже на него вгрёбывать, гы-гы!
— У вас тут ещё более-менее, — заценил наши тыловые расклады Володя, — До бугра далеко, и лузеры смирные — оседлые ведь все, в нормальных деревнях живут. А вы видели, какие они там, в долине Сада и у Тага? Нет, огороды они какие-никакие и там заводят, но строят такие халупы, что их и бросить ни разу не жалко. А так — пасут своих коз с овцами, с места на место перегоняют, сами вслед за ними на телегах, а на стоянках палатки ставят. Стационарных ценностей у них, считайте, никаких и нет. Как что не понравилось — собрали манатки, погрузили на телеги, да и уехали на хрен. Как цыгане, млять! Ну и как их таких к порядку приучать? Это оседлому там, где набедокурил, дальше жить и последствия расхлёбывать, а этим — хрен, и в башке — ветер. Сегодня тут насрали, завтра — там, послезавтра один хрен не засранное место найти рассчитывают. Молодёжь — вообще без тормозов. Привыкли, что напакостил и слинял, а о том, что когда-нибудь снова на это место вернуться придётся, хрен кто думает. Вроде бы и белые, блондинистых хватает, а дикари дикарями. Пока их цивилизуешь — сам с ума на хрен свихнёшься.
— Почему и говорю, что тут только с турдетанами и можно хоть какую-то вменяемую кашу сварить, — ответил я, — Бывшие тартессии, к порядку приучать не надо, сами бардака не любят. Мы тут хоть и катим баллоны на Миликона, что всё у него через жопу, но у него всё — через турдетанскую жопу. Ему растолкуешь, так он въезжает, и по уму сделать ему не в падлу. Уже вон и обувные мастерские в лагере наладил, и вояк африканским зерном кормит. Местное, правда, пришлось ещё закупить или на африканское сменять, чтоб всем на посев хватило, когда он на дембель вояк распустит и землёй их наделит, но теперь уж он хрен кому даст его тупо прожрать.
— Да я уж заметил, — кивнул спецназер, — Думаешь, выйдет толк из нашей затеи?
— Выйдет. Загребёмся, конечно, за всем следить и мозги дурачью вправлять, но выйдет…
— С Рузиром могут возникнуть проблемы, — напомнил Хренио.
— Опять чего-то учудил? — Володе уже рассказали о выходке вождёныша и её последствиях.
— Миликон подарил ему двух блондинок лузитанок, но запретил отлучаться надолго без спросу, — сообщил Велтур, — Держит его на коротком поводке, чтоб снова чего-нибудь не отчебучил.
— Ему ж короноваться скоро на царство, и делать он это намерен в Оссонобе, — пояснил я, — А тут праздник Астарты на носу, и если гоп-компания Рузира ещё и финикийцев оссонобских обидит…
— Вообще звиздец будет! — въехал Володя, — Эти финики и меж собой-то по любой хрени собачатся — по Карфагену помню. Или тут не так?
— Меньше, чем в Карфагене, но посильнее, чем в Гадесе, — прикинул я, мысленно сравнив, — Если с ними без такта, то завестись могут запросто. А нахрена это Миликону? Он и так в печали.
— Он-то отчего?
— Да мы тут с Фабрицием его с текстом Хартии ознакомили — как раз на днях её перевод на турдетанский закончили. Ну, общая-то идея вольностей с ним заранее была согласована, и у него возражений не было, но он ведь как рассчитывал? Что пообещает в узком кругу посвящённых устно, а официально будет чуть ли не самодержцем считаться. А мы теперь требуем, чтобы он её подписал, на коронации зачитал и на ней присягу дал — не нам и не окружению ближайшему, а публично, всем подданным чохом, и только после этого на его башку корону взгромоздят. И это станет неизменной частью ритуала и для всех его наследников — сначала присяга на Хартии, потом только корона.