Шрифт:
Смотр войск и показательное учение прошли как нельзя лучше. Иностранцы и русские вельможи были поражены внешним видом солдат: на них были удобные мундиры — короткие куртки, а не длинные кафтаны; шерстяные шаровары, а не штаны из лосиной кожи; легкие каски, а не огромные треугольные шляпы; не было ни буклей, ни кос — не было того, что при Петре III перекочевало из армии прусской в армию русскую. Но самым удивительным оказалась выучка. Многотысячные массы с четкостью и слаженностью маршировали, совершали перестроения — из линий в колонны, из колонн в каре… В заключение дивизия — пехота, конница и артиллерия — разделилась надвое. И две воинские линии пошли в атаку друг на друга. С двух сторон били пушки, гремели ружейные залпы. Затем солдаты, имитируя удар штыками, побежали, а кавалеристы, обнажив сабли, пустили лошадей в галоп. Из густых клубов порохового дыма донеслись раскаты «ура». Зрителей охватил невольный страх: еще мгновение — и тысячи людей, столкнувшись, умертвят друг друга. Но этого не произошло. Вздох облегчения и восхищения вырвался у всех, когда вдруг увидели на поле две линии, удаляющиеся от места неминуемого столкновения, — солдаты были научены в нужное мгновение поднимать штыки и делать полуоборот направо, пропуская встречных сквозь свой строй.
Русские гусары. Старинная акварель.
Русские пехотинцы и егеря во главе с офицером. Старинная акварель.
«Никогда не видели лучших солдат!» — так говорили иностранные генералы. Сама Екатерина, тоже понимавшая армейские дела, писала потом в письме из Кременчуга: «Мы нашли здесь расположенных в лагере 15 тысяч человек превосходнейшего войска, какое только можно встретить».
К императрице подъехал на коне Суворов. Вместо генеральского мундира на нем была солдатская куртка, украшенная орденами. Соскочив с седла, генерал дважды поклонился Екатерине.
— Чем мне наградить вас? — спросила императрица.
Ответ Суворова, вошедший во все книги, содержащие описание тех времен, приведем и мы, он стоит того.
— Ничего не надобно, матушка, давай тем, кто просит. Ведь у тебя и так попрошаек, чай, много?
— Но я хочу вас наградить, генерал! — настаивала Екатерина.
— Если так, матушка, — согласился Суворов, — спаси и помилуй — прикажи отдать за квартиру моему хозяину. Покою но дает, а заплатить нечем!
— А разве много? — удивилась императрица.
— Много, матушка, три рубля с полтиною.
Чтобы сгладить неловкость, Екатерина из своего кошелька достала деньги и дала их Суворову. Потом императрица подарит генерал-аншефу за смотр в Кременчуге табакерку, усыпанную бриллиантами, ценой в семь тысяч рублей, и Суворов не откажется от подарка, будет благодарить Екатерину в самых пышных выражениях. Но этот диалог, случившийся сразу после демонстрации отличного войска, был расценен иностранцами как вера правителей России в победоносный талант Суворова и как обещание самого генерала разделаться с турками без снисхождения. Если Суворов мог позволить себе разговор, который был укором императрице, окружившей себя тунеядцами, льстецами и другими прихлебателями, и звонкой пощечиной всем им, значит, этот седой, низкорослый старик на самом деле способен уничтожить врага России. Так к впечатлению от грозного войска прибавилось впечатление от его чуть ли не колдовского предводителя.
Палаш кирасира.
В силе одной российской руки — армии — ни английский посол, ни французский, никто другой уже не сомневался. Надо было показать теперь вторую руку — флот. Постройка военно-морского флота вдали от моря, на реках, казалась делом невозможным. Чтобы опровергнуть такое мнение, путешествие, длившееся уже полгода, было продолжено. Галеры спустились по Днепру еще ниже и достигли Херсона.
Город с гаванью, верфями, с крепостной защитой, а главное, с морскими кораблями у причалов существовал на самом деле. Императрица, император, послы и прочие важные персоны стали свидетелями приуроченного к их приезду спуска на воду линейных кораблей и большого 50-пушечного фрегата. Фрегат назывался «Александром Невским», линейный 66-пушечный корабль — «Св. Владимиром», а 80-пушечный не без умысла именовался «Иосифом Вторым». Иосиф-корабль, заскользив по бревнам, смазанным салом, как бы потянул за собой в днепровскую воду Иосифа-императора — такой многозначительный подарок нельзя было истолковать иначе как приглашение Австрии к войне с турками. «Слава Екатерины» и «Иосиф Второй» в одном флоте — это ли не объявление о военном союзе России и Австрии!
Из Херсона, поменяв галеры на кареты, Екатерина с гостями и свитой двинулась в Крым. В Бахчисарае — Дворце садов, в недавней резиденции крымских ханов, — путешественники отдохнули и развлеклись, а затем Потемкин предложил им отбыть в Севастополь и там продолжить знакомство с Черноморским флотом России.
В самом городе, в портовых постройках, как и в кораблях, опытный глаз видел много недоделанного или не так сделанного, но недостатки не затмевали главного — в краткие годы Россия создала свой военный флот на Черном море и он мог, пусть еще не на равных, сражаться с флотом Турции.
О выучке моряков новорожденного флота иностранцы тоже получили представление. На северном берегу бухты была специально построена деревянная крепость. Бомбардирский корабль «Страшный» подошел к ней на орудийный выстрел и открыл стрельбу брандскугелями — зажигательными снарядами. Морские пушкари стреляли так метко, что сразу же подожгли крепость. Русские моряки — это отметили все — были подготовлены лучше турецких.
В Севастополе, как и в Кременчуге, начальники получали от Екатерины награды и повышения в чинах. Федор Федорович Ушаков, командовавший кораблем «Св. Павел» и одновременно второй эскадрой, а также руководивший боевой подготовкой всего флота, был произведен в капитаны бригадирского ранга — чин, предстоящий чину контр-адмирала.
Несколькими страницами раньше мы отметили губительное для врагов появление в вооруженных силах России двух удивительных военачальников. Посмотрим на их жизни, как на две линии, идущие рядом.
Федор Федорович Ушаков был моложе Александра Васильевича Суворова на четырнадцать лет. Когда семнадцатилетний Ушаков поступил в Морской кадетский корпус в Петербурге, а было это в 1761 году, подполковник Суворов был в боях Семилетней войны — во главе отряда гусар и казаков совершал дерзкие нападения на пруссаков; однажды даже ворвался в лагерь короля Фридриха и гнал саблями противника почти до королевского шатра.