Штабс-капитан, заметно волнуясь, уселся в седло. Комбриг наблюдал за ним сбоку.

— Павел Тимофеевич, последнее слово. Как вы понимаете, я сильно рискую. Давайте договоримся сразу: малейшая попытка — и вас нету.— Он достал из кармана и снова спрятал наган со взведенным курком.— Не отрывайтесь от меня даже на метр. Я должен все время чувствовать ваше стремя. Вот так,— и коленом ткнул его колено.

— Послушайте... вы! — вспылил штабс-капитан.— Да подумайте сами... куда мне деваться? Куда? К ним? — мотнул головой в сторону леса.— К покойникам? Я жить хочу. Понимаете — жить!

И отвернулся, сгорбил спину.

За ними со стороны наблюдал Владимир Девятый, с беспокойством ловил взгляд комбрига. Григорий Иванович улыбался. Дерзость арестованного он объяснял отчаянием и ничем больше. Человек сделал выбор и теперь бесится от бессилия что-либо изменить. Так сказать, издержки трудного решения.

— Павел Тимофеевич, скоро все кончится. Постарайтесь вести себя спокойнее. Ладно?

По сообщению Симонова, Матюхин со штабом и передовыми отрядами остановился на виду деревни. Однако на том месте, где «хорунжий» получил приказание «есаула», Котовского с командирами встретила бандитская застава, человек пятьдесят. Дальше в лес поехали как бы под усиленной охраной.

Матюхинцы, ожидая, не слезали с седел и держали оружие наготове. Большая поляна была запружена народом. Густые человеческие массы угадывались в окружающем осиннике, там то и дело съезжались и разъезжались конные группы.

— A-а... Пал Тимофеич! — осклабился Матюхин, увидев Эктова, но не сделал ни шагу навстречу, ждал, когда подъедут.

Котовский шевельнул коленом и убедился, что штабс- капитан точно выполняет полученную инструкцию — едет вплотную. По лицу Эктова угадывалась мучительная душевная борьба. Сейчас достаточно одного слова, одного жеста! Напоминая ему о себе, Григорий Иванович звякнул стременем о стремя. Эктов точно очнулся от своих мыслей и с облегчением вздохнул.

— Заждались, Пал Тимофеич, заждались,— приговаривал Матюхин, вглядываясь в штабс-капитана из-под спутанных волос. Атамана Фролова он до поры до времени будто не замечал.

— Дорога трудная, Иван Сергеич,— оправдывался Эктов.— Вон какого кругаля пришлось давать.

— Съездил как? С пользой, нет?

— Потом будет разговор, Иван Сергеич. Пока знакомься. Больших людей тебе привез.

С этой минуты Григорий Иванович больше не сомневался в Эктове,— свою роль штабс-капитан доведет до конца [3] .

Представление главаря бандитов «атаману Фролову» прошло натянуто. Соблюдая офицерское достоинство, «войсковой старшина» заметил:

— Признаться, потерял всякую надежду увидеть вас.

— Быстро робят, слепых родят, ваше благородие. А мы люди темные, деревенские. Нам все руками пощупать охота.

В ответ на офицерскую острастку Матюхин решил прикинуться придурковатым мужичком.

Решительно заворачивая коня назад, в деревню, «войсковой старшина» пожаловался:

— У меня критическое положение. Половина сил занята под Медным. Смею ли я рассчитывать на вашу помощь?

— Это можно,— с наигранным простодушием согласился Матюхин, пристраиваясь слева от Котовского.— Коли надо, почему не помочь? Мы, ваше благородие, никому не отказываем.

За Котовским и Матюхиным тронулись штабные.

Сзади раздалась команда:

— Справа по три...

Лошади шли шагом, колонна войск растянулась по дороге. Григорий Иванович не вынимал руку из правого кармана, со стороны было похоже, что бравый войсковой старшина едет, молодцевато подбоченясь.

— Стой! Кто идет?

Из свежего окопчика в сторону приближающейся тесной группы смотрело тупое рыльце станкового пулемета. За пулеметным щитком блеснул офицерский погон.

Вперед выехал Симонов и громко назвал пароль:

— Киев.

— Отзыв? — потребовали из окопа.

— Корсунь.

Начальник заставы Тукс, с погонами подпоручика, вылез из окопа, взял под козырек.

— Можно следовать дальше.

— Строго у вас,— одобрил повеселевший Матюхин.

С готовностью высунулся длинноволосый Макаров:

— Муха не пролетит, Иван Сергеич! Сам проверил.

За командирской группой, в колонне, чей-то хриплый, простуженный голос затянул песню, припев подхватили громко, но вразнобой:

Увидев свежую виселицу с болтавшейся петлей, Матюхин оживился:

— Кого это собираетесь?

— Да тут,— «войсковой старшина» небрежно дернул выбритым подбородком,— кое-кто из «красноты» попался.