На берегу он разулся, закатал поношенные брюки выше колен и, раздвигая руками сплетения тальника, спустился к воде. Опасливо глянул на другой берег и, когда убедился, что там ни души, перешел речку вброд. Мутная глина, перемешанная с илом, налипла к ногам, и он, словно в черных носках, долго шлепал босиком по вязкому прибрежью, искал подходящее место, где бы можно было смыть грязь. Потом обулся, раскатал брюки, одернул пиджачишко и спорым военным шагом устремился к амбару, что высоко поднял свою кровлю за деревьями агеевского сада. Приблизившись к амбару, он сел в кусты у плетня и стал наблюдать.

Возле распахнутых дверей копошились мужики, всхрапывали запряженные лошади. Пригибаясь до земли, мужики выносили на спинах из амбара тяжелые мешки, сбрасывали их в рыдваны — и чуть ли не рысью спешили за новой порцией груза.

Когда все рыдваны были наполнены и возчики собрались было двинуться в путь, из амбара вышла Дуня Калягина.

— Через Ерик лугами поедете, — сказала она отъезжающим. — Прямиком к Волге, где баржа стоит.

— Дорога знакомая. Доставим точно по адресу! — ответил один из мужиков.

— Ну, тогда трогайте…

И длинный обоз с мешками свернул на дорогу, запылил по степи. Дуня с Кирькой Майоровым ухватились за скрипучую амбарную дверь, прихлопнули ее потуже и стали навешивать замок.

Человек за плетнем с ухмылкой глянул на них, отпрянул в глубину сада и украдкой стал пробираться между деревьями. Пересек дорогу, вышел к болоту и, обойдя его, зашагал по тропинке, ведущей к избе Архипа Калягина. Потоптался возле калитки в нерешительности и. вошел во двор.

Не успел он ступить на крыльцо, как дверь сеней открылась, и показалась жена предревкома — круглолицая и ясноглазая Пелагея. В руке она держала порожнее ведро. При виде ее гость попятился к калитке.

— Чего испугались-то? — дружелюбно спросила Пелагея. — Али дурной приметы — что с пустым ведерком навстречу иду? Так ведь обратно могу унести…

— Что вы, что вы! — смущенно отмахнулся гость и вдруг заулыбался голубыми глазами. — Неужто меня не признали? Здравствуйте, тетя Поля!

Он бойко взбежал по ступенькам и протянул руку.

— Ой! Батюшки мои святы! — Пелагея выронила ведро, и оно с грохотом покатилось с крыльца. — Никак, Мишка! Ровно с неба свалился. Истинный бог, не узнала. Да и как узнать-то! Стоко лет странствовал… Да что ж мы стоим-то тут, словно остуканы? Заходь в избу, племянник!

— Дядь-то Архип дома? — спросил племянник.

И Пелагея заметила, как густые брови его при этом настороженно дрогнули.

— С коих это пор родного дядю стал побаиваться? Вроде бы не из робких… Али мне просто показалось? Тогда прости… Нету дома Архипа Назарыча. И бывает раз в год, да и то по обещанию. В волость его забрали. Слышал небось?

— Как не слышать! Все уши мне прожужжали: «Уж не твой ли, Емельянов, дядюшка в ревкоме всеми делами заворачивает?» Знаменитый он теперь человек. Бог революции!

— Какой там — бог! Мотается по селам, как ломовая лошадь. Без сна, без еды, без приюта. Хоть бы на часок в родной угол завернул. Где там! Сегодня, сказывали, будет. А все нет и нет. Уж не оказия ли какая стряслась? Беспокоюсь.

— Напрасные опасения, тетя Поля. Он теперь без охраны — никуда. Берегут его как представителя власти…

В воздухе снова затарахтел аэроплан.

— Вернулся, пират ненасытный! — боязливо глянула в небо Пелагея и потянула племянника за рукав. — Айда в избу, а то еще бомбу бросит…

Последние слова ее заглушил грохот взрыва. Крыльцо дрогнуло, заскрипели стропила на чердаке. Пелагея присела со страха, руками голову обхватила.

— Где-то в лугах за Ериком бабахнуло, — предположил Михаил Емельянов. — В самую точку бросает…

— За Ериком, говоришь? Так там же наши! Обоз хлебный. И Дуняша с ними, — застонала Пелагея.

— Успокойтесь. Дуняша с ними не поехала. Я только что у большого амбара ее встретил. Так что волноваться не стоит.

— Как же не волноваться-то? Дуняша не поехала, так в обозе другие нашенские мужики. И хлеба много… Вот напасть-то!

— Причитаниями, тетя Поля, не поможешь. Что случилось — того не воротишь. Пойдемте-ка лучше в избу щи хлебать, — повеселевшим голосом произнес племянник. — Помню, вкуснее ваших горячих щец не едал в детстве. Мастерица, каких поискать! А я сегодня способен целый чугунок опорожнить. Проголодался, как волк.

Пелагея повела племянника в избу.

— Не всякая бомба, чай, попадает, куда метит? — спросила она. — Как ты думаешь?

— Всякое может быть, — уклончиво ответил племянник.