— К чему эта спешка, — ворчал Ягуа, — ведь тут места открытые, все видно.

Внуки молча провели его на берег. Здесь на небольшом мыске стоял шалаш-барбакоа. В таких барбакоа держат сушеную рыбу, и в них в пору созревания маиса сидят живые пугала — мальчишки, наводящие страх на птиц.

Также молча внуки ввели Ягуа в шалаш.

— Сразу же за барбакоа, — сказал младший внук, — начинается полоска, которую захватил Гуакан. Он сидит и сторожит ее день и ночь, но по утрам отлучается в селение. Зачем, мы знаем — там у него Каона, но только не твоя, а другая. Когда солнце поднимется вот над той рощей, Гуакан явится сюда и полезет в барбакоа. Тут-то мы и разделаемся с ним.

— Будет шум, — проговорил Ягуа, — шум на совете старейшин. Но не думайте, что я боюсь шума, я боюсь за вас.

Старший внук, который до сих пор молчал, процедил сквозь зубы:

— Ничего не будет. Маски на что?

Действительно, в одном из темных углов уже приготовлены были четыре маски: куски хлопчатой ткани с прорезями для глаз.

Солнце взошло над рощей, и появился Гуакан-младший.

— Маски! — Команда старшего внука была исполнена мгновенно.

Нарушитель, не подозревая о засаде, бодрым шагом приближался к своему наблюдательному пункту. Он просунул голову в шалаш, и мигом восемь рук втащили его внутрь. Кто-то из внуков засунул ему в рот кляп. Из-за тесноты борцы мешали друг другу, и в какой-то момент Гуакану удалось на короткое время выскользнуть из их цепких объятий. Его снова скрутили, но он успел нанести Ягуа удар в плечо, и при этом в плечо больное. Рана раскрылась, и Гуакан-младший это заметил.

Связав нещадно избитого, друзья удалились. Спустя полчаса они прогуливались по селению, а Ягуа сидел у своей Каоны.

Вечером потерпевший, опираясь на палку и прикрывая рукой подбитый глаз, явился к великому вождю Гуабине.

На батее перед бохио Гуабины топталось десятка два зевак. Среди них не было людей из рода старого Гуакана.

— Меня бил сын твоего младшего брата, — заявил Гуакан-младший великому вождю.

— Возможно, — спокойно ответил Гуабина. — И ты это можешь доказать?

— Могу!

— Пусть придет Ягуа!

Ягуа пришел. Гуакан-младший, задыхаясь от ярости, проговорил:

— Вот он, злодей. Видите — у него на плече кровавый рубец. Это дело моих рук.

— Видим, — хором ответили зрители.

— Вижу, — сказал Гуабина, — но совсем не то, что видишь ты.

Двадцать и еще трое молодых островитян прошли друг другу в затылок мимо великого вождя. У всех были кровавые рубцы на правом плече.

— Ты великий воин, Гуакан, внук Гуакана, — улыбаясь проговорил Гуабина. — Двадцати и еще четырем молодцам оставил ты по себе отличную память. Мой совет тебе: отправляйся за Большое озеро и пережди, пока стихнет молва о твоих подвигах. Я сказал!

До дня «Икс» оставалось три дня.

Вторник, 9 октября. Плыли к юго-западу. Прошли 5 лиг. Ветер переменился, и (корабли) приняли направление на запад, четверть к северо-западу и так прошли еще 4 лиги. Всего же за день сделали 11 лиг, а за ночь — 20 1/2. Людям насчитали 17. Всю ночь слышали, как пели птицы.

Шел шестьдесят восьмой день плавания. Давно уже на кораблях назревала смута. Чем дальше уходила в море-океан флотилия, тем громче моряки выражали свои опасения. «Куда ведет нас генуэзец?» — ворчали они. «Когда будет конец этому плаванию?» Позади 800 с лишним лиг, а земли, к которой вел их безумный иноземец, нет как нет. Кто знает, быть может, она плод его досужего воображения.

9 октября страсти накалились. Что именно произошло в этот день на кораблях, мы доподлинно не знаем. Испанский историк Гонсало Фернандес Овьедо-и-Вальдес — он не раз встречался с участниками великого плавания — писал, что на шестьдесят восьмой день пути моряки потребовали, чтобы адмирал взял курс на Испанию, и что с большим трудом он убедил их дать ему три дня отсрочки. В самом дневнике запись о мятежных настроениях команды помечена десятым числом, но, очевидно, критическими были оба этих дня — 9 и 10 октября.

До Гуанахани оставалось 109 1/2 лиг.

Время, когда бог Ураган выпускает из своей сумы злые ветры, — сезон сбора диких лесных плодов. Занимаются этим юные девы, и занимаются с удовольствием.

Леса на Острове Людей всякие. За Большим озером на восточной стороне, где нет селений, на полдня пути тянется непролазная, знойная и пьяная чащоба. Там огромные деревья перевиты цепкими лианами, через них надо прорубаться топорами, а попробуй прорубись, когда гибкие зеленые петли арканят ноги, а кожу раздирает густая колючая поросль.

Но за Большое озеро девушки не ходят. К самому селению подступают тихие и светлые леса с бархатистыми лужайками и звонкими ручейками. И чего только нет в этих лесах! Тут и гуанабаны — зеленые шишки с сочной мякотью, и кругленькие хикако — кожица у них сморщенная, а в середине большая косточка, и чудесные плоды хагуа — испей их сок, и усталость с тебя снимет как рукой. И конечно, дары красавца мамея, дерева с густой и ветвистой кроной. Они круглые, эти рыжеватые с кулак величиной плоды, и мякоть в них цвета меда, и ни с чем не сравнить ее нежный вкус и тонкий аромат. И пахучие зерна корбаны в длинных стручках, и желтые, чуть кисловатые асаны, и буроватые каймиты — от этих сладковатых рожков без ума все дети, и сочные плоды аноны…