– Проверим, – пообещал полицмейстер. – Все дома в округе проверим.

– Чудесно… – Ванзаров повернулся к Антонову. – Василий Ильич, не сочтите за дерзость, но с чего вы взяли, что барышня была мертвая? От нее пахло разложением?

Глаза Управляющего расширились до невозможности, хмель, кажется, исчез.

– Но ведь это очевидно.

– Для меня – нет.

– Так ведь сквозь нее проросли корни деревьев? Понимаете? Она восстала из земли, чтобы мстить за наши грехи… О, нет… – и Антонов повалился на руку Ванзарова.

Несчастного следовало сдать под опеку жены. Но Ванзарову было мало. Он спросил, что за колонны белого камня дорического ордера виднеются сквозь молодую зелень. Наконец-то Сыровяткин ощутил некоторое превосходство. Ох, уж эти столичные господа, ничего-то толком не знают.

– Храм Аполлона, – наставительным тоном сказал он. – Памятник архитектуры, некоторым образом.

– А я гляжу: прямо типичный древнегреческий храм, – ответил Ванзаров, на которого навалилось тело Управляющего. – Только не говорите Лебедеву, а то он окончательно возгордится.

– Слушаюсь, – слишком поторопился Сыровяткин. – Вам помочь?

– Справлюсь. – Ванзаров перекинул размякшего Антонова на другую руку. – Лучше займитесь более важным делом.

– Каким же?

– Тем, что надо было сразу делать, хоть ночью.

– Простите, не понимаю, господин Ванзаров…

– Отправляетесь к фальшивому строению, близко сами не подходите и никого – повторяю: никого – не подпускаете. Хоть великий князь возжелает туда пройти.

– Но как… – начал было Сыровяткин.

– Не хватит вашей власти, сошлитесь на строжайший приказ директора Департамента полиции. Я разрешаю. Продержитесь не больше часа, пока я с Лебедевым подоспею…

– Слушаюсь…

– Повторяю в третий раз: никого. Ни военного, ни штатского, ни даму, ни придворного.

– Не беспокойтесь, Родион Георгиевич…

– Рад бы, да не могу, – последовал ответ. – Пришлю вам в помощь первого встречного городового. Вдвоем не так страшно.

– А чего бояться? – спросил Сыровяткин.

– Вдруг кто-нибудь еще из-под земли полезет…

И крепко подхватив Антонова, который еле переставлял ноги, Ванзаров оставил полицмейстера биться над загадкой: шутка ли это была?

Простая задача: взбодрить Сыровяткина – была решена одним махом.

Нельзя сказать, что долгая служба в криминалистике сделала Лебедева бесчувственным чурбаном. По-своему он переживал за каждую жертву. Только его сочувствие выражалось в конкретных формах: поиске улик, выявлении фактов и определении истинных причин происшедшего. За долгие годы службы в полиции он насмотрелся всякого. Вряд ли какой-нибудь преступный гений мог изобрести нечто такое, что повергло бы его в шок и трепет. А если к личному опыту добавить багаж знаний о том, что человек за многие века цивилизации умудрился вытворять над себе подобными, начиная от пыток Нерона и заканчивая изощренными фантазиями инквизиции, то шансы преступника удивить криминалиста сводились к нулю. И все-таки Аполлон Григорьевич некоторым образом был выбит из привычной брони. Выйдя на свежий воздух, он вертел сигарку, никак не находя душевной точки опоры. Он не снял широкий кожаный фартук и длинные перчатки толстой резины. Взгляд его бродил в чистом весеннем небе Павловска.

Появление чиновника сыска не было удостоено движения его бровей. Прекрасно зная повадки великого друга, Ванзаров не стал лезть с вопросами, а набрался терпения. Хитрость имела успех. Аполлон Григорьевич вздохнул и наконец удостоил друга косого взгляда.

– Как успехи? Мастерство не растеряли от безделья?

– Там видно будет, – ответил Ванзаров.

– Психологику вашу уже расчехлили?

Отвечать Ванзаров не счел нужным. Почитая его талант поиска преступников, Лебедев не мог смириться с тем, что младший друг изобрел и успешно использует методику, которую называл психологикой. Лебедев ревновал и не мог принять, что кто-то, кроме него, может придумать нечто похожее на научный метод. Он называл психологику лженаукой, а порой и шарлатанством. А ведь при помощи этой психологики Ванзаров всего-то оценивал характер человека и делал логический вывод о том, как этот характер будет действовать в той или иной ситуации. Никаких формул или метрических таблиц психологика не требовала, нуждалась в остром уме, наблюдательности, опыте и понимании причин человеческих поступков. То есть материях неточных и относительных. Что безмерно раздражало Лебедева. Особенно когда психологика приносила неожиданный результат.

– И что вы от меня ждете? – немного раздраженно спросил он.

– Время смерти мне известно, – ответил Ванзаров. Сейчас надо было взвешивать каждое слово. Психологика успешно работала не только против преступников. Оттого, вероятно, Лебедев и не любил ее.

– Да, мне сообщили. Кстати, этот Шадрин, санитар, толковый малый. Помог тело перенести и вообще дельно рассуждает…

– Рад слышать.

Лебедев скомкал в кулаке сигарку и швырнул под ноги.

– А вот мне радоваться нечему.

– Кроме вас, некому ответить на второй главный вопрос, – как мог мягко, сказал Ванзаров.

– Это какой же?

– Как такое возможно…

– И что вы от меня хотите услышать?

– То, что может сказать только великий криминалист.

Аполлон Григорьевич раздраженно отмахнулся.

– Перестаньте, друг мой, не пытайтесь ко мне подлизываться. Ваши старания вижу на три шага вперед.

– Неужели все так плохо? – спросил Ванзаров.

– Плохо то, что я не могу признавать очевидный факт. И, тем не менее, это есть. Доказательство лежит на столе в мертвецкой…