– Эх, выпустить бы стенную газету!.. – сказал Шура Кирюшкин.

– Неплохо бы, – раздались голоса.

– Я готов вновь рисовать, – сказал Витя, – и оформлять художественно, но старшие братья не разрешат.

– А можно их и не спрашивать, – сказал кто-то.

– Ну какой праздник будет, дорогие, – возразила Валя, – если они увидят и будут недовольны. Лучше направим свою энергию в другую сторону.

– У кого какие предложения? – спросил Витя.

– Во-первых, я предлагаю, – откликнулась Фрося Барышникова, – помочь в организации детского праздника. На Рождество будут, конечно, петь дети, но и нашему хору нужно также выступить.

– О хоре не будем беспокоиться, – сказал Петя Фомин. – Петя Кузнецов такой регент, что он не упустит возможности хорошенько подготовиться, да и тете Терезе тоже напоминать не приходится. Она уже начала Рождественские спевки со вторым хором.

– Твоя мама, – сказала Валя Алексеева, смотря на Леву, – уже подготовила программу детского Рождественского праздника, раздала стихи детям и передала программу мне, чтобы ее напечатали на машинке. Кто возьмется, друзья, за это?

– А какая, интересно, программа, нельзя ли ее огласить? – спросил Шура Бондаренко, который собирал материалы для праздника молодежи.

– Хорошо, я прочту ее, – сказала Валя.

– Я, пожалуй, эту программу напечатаю, – вызвался Коля Иванов. – У меня есть тонкая розовая бумага, программа получится очень красивая, можно будет ее раздать заранее.

– Хорошо бы нам, – сказала Валя, – приготовить для детей подарки, открытки с текстами. Мы с Тосей это сделаем.

– Делайте, делайте, – воскликнул Петя. – Нам же нужно подумать о музыкально-вокальном вечере. Силы у нас есть: два хора, солисты, струнный оркестр, есть приближенный брат – скрипач. Тетя и Шура Бондаренко составят программу.

– Когда же будет этот вечер? – спросил кто-то.

– В одно из наших субботних собраний перед Рождеством, – ответил Петя. – На Новый год будет вечеря любви всей общины. Нам нужно принять большое участие. Будут, разумеется, читать стихи, петь песни, рассказывать об обращении, но хотелось бы создать что то особенное.

Все согласились с этим. Но что? Были уже коллективные декламации, на которых молодежь выступала группами, и это производило большое впечатление. Как, например, выступление о неверии. (Женские голоса декламируют: «Не знают разве атеисты?», мужские продолжают: «С ума сошел великий Ницше», и все хором «Кто сумасшедшим быть готов?»).

Были и очень содержательные мелодекламации – с пением и всеобщи движением. Например, трое поют, стоя за кафедрой:

«Сначала горсточка борцов за Ним вослед пошла…», когда доходят до пения слов: «Растет толпа борцов…», тогда поднимаются два хора и устремляются к кафедре с пением, и объединенное пение двух хоров зовет всех присутствующих к подвигу, жертве ради Христа.

Устраивали такие декламации, но всего этого казалось мало. Кто-то предложил устроить лестницу возрастания в благодати, где на каждой ступеньке, подсвечиваемой электрической лампой, будут написаны различные степени духовного роста. Шура Кузнецов отметил, что эта лестница уже была показана и во второй раз – неинтересно. Нужно что-то новенькое, особенное. Что же это особенное, так и не решили, а предложили каждому подумать.

Коля Иванов поделился, что его вызывал директор института и беседовал с ним о вере.

– Он мне прямо сказал, что педагогическая работа и баптизм не совместимы, – рассказывал Коля. – Я ему всячески доказывал, что верующий педагог – самый лучший педагог. Но все мои доводы о том, что мы честные, что стремимся к лучшей жизни и искренно хотим из детей сделать лучших людей, хороших граждан, не привели ни к чему. Он твердит одно: «Материалистическое миропонимание несовместимо с религиозным. Ты, как верующий педагог, будешь только калечить детей». Я не выдержал и сгоряча сказал ему, что он ничего не понимает. Наоборот, жизнь без Бога, жизнь, утопающая только в материальном, без высших идеалов вечной жизни, калечит детей. Он нахмурился и сказал, что мне лучше подать заявление и уйти из института.

– И как же ты думаешь? – спросила Валя Алексеева, с особым сочувствием смотря на Колю. Ей не удалось получить высшее образование, и она особенно радовалась, когда верующая молодежь училась. Любила она учащуюся молодежь еще и потому, что как раз через студентов-христиан она познала истину.

– Я думаю учиться до конца, – ответил Коля, – и сознаю, что мое призвание – быть педагогом, и это от Господа.

– Да, друзья, – задумчиво протянул Петя Фомин, поглаживая свой большой лоб. – Что ждет нас впереди? Мы мало говорим о том, как страдал Сам Христос и первые христиане и, пожалуй, совсем не готовы к страданиям.

Шура Бондаренко взъерошил свой огромный чуб и весело сказал:

– О страданиях, друзья, не будем говорить. Бог милостив, жизнь у нас еще впереди. А вот давайте лучше поговорим о тех из нас, которые женятся, выходят замуж и вместо того, чтобы строить дом Божий, занимаются только своими гнездышками. Вот возьмите для примера Банновых. Ведь какой ревностный был Никодим Федорович?! А Нюра, его жена, девушкой так хорошо проповедовала с кафедры!

– Положим, иногда проповедовала не совсем удачно, – вставил Витя Орлов.