Атмосфера электрическая кругом, чувствуется гроза, но Господь милостив и охранит от всякого зла.

Хотя гроза приближается, на душе мирно — все по воле Божией. Он все к лучшему делает. Только на Него уповать. Слава Ему, что маленькому (Наследнику. — Н.О.) легче (8/21 апреля 1918 г.)» [49] .

Святая Русь, во всей ее духовной силе и красоте, выявляется в замечательных строках той, которая подвергалась такой клевете и поношению, даже некоторыми членами Императорского Дома, пренебрегшими нарочитой присягой, ими даваемой. «Пламенной верой, силой древнего христианства, величием благороднейшей души преисполнены письма узницы революционеров, Царицы Александры Феодоровны», — пишет Н.Д. Тальберг в своей книге «Святая Русь».

Генерал М.К. Дитерихс рассказывает [50] , как после занятия Екатеринбурга белыми войсками в каретнике во дворе дома Ипатьева был обнаружен перерытый убийцами сундук с книгами Царской семьи. В одной из английских книг, принадлежавших Великой княжне Ольге Николаевне, было обнаружено записанное рукой Царицы-мученицы следующее стихотворение, которое, по предположению генерала Дитерихса, было сочинено тоже ею [51] :

О доброте души и человеколюбии Царя-мученика имеется много свидетельств, и перечислить их все невозможно. Но некоторые из них нельзя не привести. В своей книге «Отечественная быль» Н.Д. Тальберг передает в следующих словах рассказанное ему генералом П.П. Орловым: «Будучи, как флигель-адъютант, на дежурстве во дворце в Царском Селе или в Петергофе (точно не помню), он в поздний час вынужден был принять молодую женщину, упорно настаивавшую на свидании с ним. Волнуясь, сквозь слезы она сообщила ему, что через несколько часов предстоит казнь ее жениха, которого судил военный суд вместе с несколькими революционерами. По ее словам, молодой человек только случайно оказался связанным с группой террористов и ни в чем не виноват. Она умоляла испросить у Государя повеление о приостановке его казни. Орлов знал, что Государь удалился уже в спальню и, возможно, спит. Все же искренность ее горячей мольбы побудила Орлова постараться исполнить ее просьбу. Спрошенный им камердинер ответил, что Государь ложится спать. Орлов просил осведомить Царя о необходимости сделать ему доклад по неотложному делу. Через короткое время Государь вышел в домашнем костюме и спросил: „Что случилось, Орлов?“ Выслушав доклад, он поблагодарил Орлова, не побоявшегося побеспокоить его по такому важному делу, и приказал передать немедленно по телефону коменданту Петропавловской крепости Высочайшее повеление о приостановке казни молодого человека. На следующий день Государь отдал распоряжение выяснить обстоятельно степень виновности последнего. Обнаружена была в отношении его судебная ошибка. Он был освобожден, и через год Орлов случайно встретил в Крыму счастливую супружескую пару». Этот эпизод тоже передает в своей книге «Николай и Александра» [52] американский писатель Роберт К. Месси, добавляя к рассказанному Н.Д. Тальбертом подробности о том, что молодая женщина, узнав об исполнении ее просьбы Государем, в порыве благодарности и радости сказала, что она всю свою жизнь будет ежедневно молиться за него. На другой день утром Орлов рассказал об этом Государю, который, выслушав Орлова, сказал ему: «Я Вам очень благодарен, Орлов, так как своим вчерашним докладом Вы сделали счастливыми двух людей: ее и меня» [53] .

В октябре 1915 года Государь в сопровождении Наследника начал объезд фронта. В следующих словах П. Жильяр, неизменно сопровождавший своего ученика, описывает свои переживания и виденное на одном из участков этого фронта. «24 октября, — пишет Жильяр, — мы отправились на фронт. На следующий день мы прибыли в Бердичев, где к нашему поезду присоединился командующий войсками Юго-Западного фронта генерал-адъютант Н.И. Иванов. Через несколько часов мы прибыли в Ровно, где находился Штаб генерал-адъютанта Брусилова. Мы тотчас же сели в автомобили, так как нам нужно было сделать более 20 километров. Эскадрилья аэропланов сопровождала нас до места смотра. Государь и Наследник обошли фронт всех частей. После этого Государь вызвал из строя офицеров и солдат, представленных к знакам отличия святого Георгия, и собственноручно приколол им таковые. Когда смотр и награждение окончились, наступила ночь. Узнав на обратном пути от генерала Иванова, что недалеко от этого места находился перевязочный пункт, Государь тотчас же решил его навестить. Мы направились в густой лес и вскоре заметили маленькую постройку, слабо освещенную факелами. Государь в сопровождении Наследника вошел в дом, обошел каждого раненого и с присущей ему добротой вступал в разговор, не минуя никого. Его неожиданный приезд в столь поздний час в непосредственную близость к фронту вызвал удивление, которое отражалось на лицах солдат. Один из солдат, который только что пришел в себя после перевязки, своей единственной рукой начал ощупывать одежду Царя, чтобы убедиться, что возле него действительно находился Царь, а не призрак» [54] .

В своей книге «Светлой памяти Императора великомученика Николая II» (Париж, 1933) [55] флигель-адъютант В.В. Свечин, со времени еще совместной службы с Государем в Лейб-гвардии Преображенском полку хорошо и близко его знавший, описывает посещение Царем-мучеником лазаретов в Москве, куда Государь прибыл по дороге в Петроград, после посещения Кавказского фронта, где он приветствовал доблестные войска, только что одержавшие блестящую победу над турками при Саракамыше [56] . Сопровождавший Государя при его посещениях лазаретов В.В. Свечин сообщает: «Сопровождая, таким образом, Его Величество в его поездках по лазаретам, я имел неоднократно случай наблюдать, какое глубокое впечатление производил на него вид тяжелораненых, ампутированных, ослепших и изуродованных, еще так недавно вполне здоровых людей, принесенных в жертву Молоху войны, столь всегда противной сердцу Государя. Впечатление это бывало настолько сильно, что, несмотря на присущие Государю выдержку и самообладание, он иногда был не в силах скрыть своего душевного волнения.

И надо было видеть его глаза, когда, переходя от койки к койке, он склонялся над несчастными страдальцами и заботливо расспрашивал о их ранениях и сражениях, где они были ранены, интересовался, какой они части, какой губернии, есть ли семья и т. д.

Я, который знал его глаза и столько лет уже ими постоянно любовался и, казалось, вполне их изучил, я всякий раз в лазаретах поражался их новой скорбной красотой.

Не могу выразить словами, сколько было в них сострадания и любви к ближнему.

Всегда прекрасные, но обыкновенно не легко проницаемые, они были в это жестокое время истинным отражением его благочестивой христианской души, и в них нетрудно было разглядеть, какие сокровенные струны затронула навязанная ему ужасная война и понять, какой искренней и великой печалью звучали эти невидимые струны…

В день своего отбытия в Петроград Государь Император повелел мне остаться еще несколько дней в Москве, дабы объехать неосмотренные лазареты и в первую голову побывать в том, который Его Величество посетил перед самым отъездом.