Битва королей. Книга II

Аннотация

Король умер, да здравствует король! Да, но какой из королей? Кто воссядет на Железный трон после смерти Роберта Баратеона? Кто поддержит его в борьбе с претендентами? И на что он готов, чтобы победить в этой борьбе?

Вторая часть саги Джорджа Мартина проиллюстрирована ветераном фантастической живописи, известным американским художником Ричардом Хескоксом.

George R.R. Martin A Clash of Kings. Volume Two Печатается с разрешения автора и литературных агентств The Lotts Agency и Andrew Nurnberg Associates Copyright © George R.R. Martin, 1999 All artwork Copyright © Richard Hescox, 2014. All Rights Reserved * * * Кейтилин Когда они нашли нужную деревню, уже совсем стемнело. Кейтилин не знала даже, как называется это место, – бежавшие жители унесли эту тайну вместе со всем своим скарбом, даже свечи из септы забрали. Сир Вендел зажег факел и ввел Кейтилин в низкую дверь. Семь стен внутри растрескались и покосились. «Бог есть един в семи лицах, – учил ее септон Осминд, когда она была девочкой, – как септа есть единое здание с семью стенами». В богатых городских септах каждый из Семерых имел свою статую и свой алтарь, в Винтерфелле септон Шейли повесил на каждой стене резную маску, но здесь Кейтилин нашла только грубые рисунки углем. Сир Вендел вставил факел в кольцо у двери и вышел, чтобы подождать снаружи с Робаром Ройсом. Кейтилин разглядывала лица. Отец был с бородой, как всегда. Матерь улыбалась, любящая и оберегающая. Под ликом Воина был изображен меч, под лицом Кузнеца – молот, Дева была прекрасна, изборожденная морщинами Старица – мудра. А вот и седьмой… Неведомый, не мужчина и не женщина, но оба вместе. Вечный отверженец, пришелец из дальних стран, меньше и больше, чем человек, непознанный и непознаваемый. Здесь он был черным овалом, тенью со звездами вместо глаз. Кейтилин стало не по себе и подумалось, что она вряд ли найдет здесь утешение. Она преклонила колени перед Матерью: – Госпожа моя, взгляни на эту битву материнскими очами. Ведь все они чьи-то сыновья. Сохрани их, если можешь, и моих сыновей тоже сохрани. Не оставь Робба, Брана и Рикона и сделай так, чтобы я вновь была с ними. Через левый глаз Матери змеилась трещина, и казалось, будто она плачет. Кейтилин слышала громовой голос сира Вендела и тихие ответы сира Робара – они говорили о предстоящей битве. Только они и нарушали тишину ночи. Где-то трещал сверчок, боги же молчали. «Хотела бы я знать, отвечали ли тебе когда-нибудь твои старые боги, Нед? Слышали ли они тебя, когда ты преклонял колени перед твоим сердце-деревом?» Свет факела плясал на стенах, и лики богов менялись, как живые. Статуи в больших городских септах носят лица, которые им дали ваятели, но эти рисунки могли изображать кого угодно. Отец напоминал ей собственного отца, умирающего в своем Риверране. Воин был Ренли и Станнисом, Роббом и Робертом, Джейме Ланнистером и Джоном Сноу. Она даже Арью увидела в нем – правда, только на миг. Потом порыв ветра проник в дверь, факел зашипел, и струя оранжевого света унесла сходство. Дым ел глаза, и Кейтилин протерла их своими израненными руками. Когда она снова взглянула на Матерь, это была ее собственная мать. Леди Миниса Талли умерла в родах, пытаясь дать лорду Хостеру второго сына. Ребенок умер вместе с ней, а из отца ушла частица жизни. «Она всегда была такая спокойная, – думала Кейтилин, вспоминая мягкие руки матери, ее теплую улыбку. – Будь она жива, и наши жизни сложились бы совсем по-иному. Что сказала бы леди Миниса о своей старшей дочери, стоящей перед ней на коленях? Я проехала много тысяч лиг, и все зря. Кому от этого польза? Дочерей я потеряла, Роббу я не нужна, Бран и Рикон наверняка считают меня холодной и бездушной. Меня даже с Недом не было в час его смерти». У нее кружилась голова – а казалось, что септа кружится. Тени, словно испуганные животные, метались по растрескавшимся белым стенам. Кейтилин ничего не ела сегодня – пожалуй, это было неразумно. Она говорила себе, что осталась голодной из-за недостатка времени, но правда заключалась в том, что без Неда для нее всякая пища утратила вкус. «Отрубив ему голову, они убили и меня». Факел снова зашипел, и на стене появилось лицо сестры, только взгляд был жестче – взгляд не Лизы, а Серсеи. Серсея тоже мать. Не важно, кто был отцом ее детей, – она чувствовала, как они шевелятся в ней, рожала их в крови и муках, качала у своей груди. Если они и правда от Джейме… – Скажи, о Матерь, Серсея тоже молится тебе? – спросила Кейтилин. На стене ей виделись гордые, холодные, красивые черты королевы Ланнистер. Трещина никуда не делась – даже Серсея способна плакать о своих детях. «Каждый из Семерых воплощает в себе всех остальных», – говорил септон Осминд. Старица не менее прекрасна, чем Дева, Матерь может быть свирепее Воина, когда ее дети в опасности. Да… Глядя на Роберта Баратеона в Винтерфелле, Кейтилин видела, что король не питает к Джоффри особо теплых чувств. Будь мальчик в самом деле от Джейме, Роберт предал бы его смерти вместе с матерью, и мало кто осудил бы его. Бастарды – явление достаточно обычное, но кровосмешение – это чудовищный грех и перед старыми, и перед новыми богами, и плоды подобного союза именуются гнусными и в септе, и в богороще. У драконьих королей братья женились на сестрах, но они происходили из старой Валирии, где это было в порядке вещей, и, подобно драконам, не отвечали ни перед богами, ни перед людьми. «Нед, должно быть, знал это, а до него – лорд Аррен. Неудивительно, что королева убила их обоих. Разве я не сделала бы того же ради своих детей?» Кейтилин стиснула пальцы, рассеченные до кости сталью убийцы, когда она боролась за жизнь своего сына. – Бран тоже знает, – прошептала она, опустив голову. Боги праведные, как же иначе? Он что-то видел, что-то слышал – вот почему мальчика пытались убить в его постели. Павшая духом и усталая, Кейтилин Старк предалась своим богам. Она преклонила колени перед Кузнецом, налаживающим все, что сломано, и попросила его сохранить ее милого Брана. Перешла к Деве и попросила ее вдохнуть мужество в Арью и Сансу, оградить их невинные души. К Отцу она обратилась с молитвой о правосудии, о силе, чтобы стремиться к нему, и о мудрости, чтобы понять, когда оно совершится; к Воину – с просьбой дать Роббу сил и хранить его в сражениях. Под конец она повернулась к Старице, которую ваятели часто изображали с лампой в руке. – Веди меня, о мудрейшая. Укажи мне путь, которым я должна следовать, и не дай споткнуться во тьме, что лежит впереди. Тут позади нее послышались шаги, и за дверью зашумели. – Прошу прощения, миледи, – мягко сказал сир Робар, – но наше время на исходе. До рассвета мы должны вернуться в лагерь. Кейтилин поднялась. Колени ныли, и она многое отдала бы сейчас за мягкую перину и подушку. – Благодарю вас, сир. Я готова. Они молча ехали через редкие рощи, где деревья, как пьяные, клонились в сторону, противоположную морю. Беспокойное ржание лошадей и бряцание стали указывало им дорогу к лагерю Ренли. Длинные шеренги коней и всадников в доспехах вырисовывались во мраке, словно Кузнец самую ночь перековал в сталь. Знамена тянулись и справа, и слева, и на много рядов впереди, но в предрассветной тьме не видно было ни цветов, ни эмблем. «Серая армия, – подумала Кейтилин. – Серые люди на серых конях под серыми знаменами». Теневые всадники Ренли ждали, подняв копья вверх, и она ехала через лес с высокими нагими деревьями, лишенными листьев и жизни. Штормовой Предел казался сгустком более глубокой тьмы, черной стеной, сквозь которую не просвечивали звезды, но на поле, где разбил свой лагерь лорд Станнис, мелькали факелы. Шелковый шатер Ренли, озаренный свечами, светился точно волшебный изумрудный фонарь. Двое радужных гвардейцев охраняли вход. Зеленый свет из шатра придавал странный оттенок лиловым сливам на камзоле сира Пармена и болезненный – подсолнухам, усеивающим желтый эмалевый панцирь сира Эммона. Длинные шелковые плюмажи украшали их шлемы, плечи окутывали радужные плащи. Внутри шатра Бриенна одевала короля в доспехи перед боем, а лорды Тарли и Рован обсуждали с ним диспозицию и тактику. От дюжины маленьких жаровен шло приятное тепло. – Мне нужно поговорить с вами, ваша милость, – сказала Кейтилин, назвав его вопреки обыкновению королевским титулом: что угодно, лишь бы он ее выслушал. – Одну минуту, леди Кейтилин. – Бриенна как раз застегивала его панцирь поверх стеганого нижнего камзола. Густо-зеленые, цвета летних листьев, королевские доспехи были так темны, что поглощали пламя свечей. Инкрустации и застежки отсвечивали золотом, точно костры в лесу, мерцая при каждом движении Ренли. – Продолжайте, пожалуйста, лорд Матис. – Я говорю, ваша милость, что наше войско уже выстроено и готово к бою, – сказал Матис Рован, покосившись на Кейтилин. – К чему ждать рассвета? Прикажите выступать. – Чтобы все потом говорили, что я победил предательским путем, предприняв вероломную атаку? Сражение назначено на рассвете. – Назначено Станнисом, – заметил Рендилл Тарли. – Ему-то как раз выгодно, чтобы мы наступали против восходящего солнца. Мы будем наполовину слепы. – Только до первого удара. Сир Лорас прорвет их оборону, и все перемешается. – Бриенна затянула зеленые кожаные тесемки и застегнула золотые пряжки. – Когда мой брат погибнет, позаботьтесь, чтобы его тело не бесчестили. Он моя кровь, и я не допущу, чтобы его голову таскали на копье. – А если он сдастся? – спросил лорд Тарли. – Сдастся? – засмеялся лорд Рован. – Когда Мейс Тирелл осадил Штормовой Предел, Станнис ел крыс, но ворот так и не открыл. – Как же, помню. – Ренли поднял подбородок, чтобы Бриенна могла закрепить латный воротник. – Ближе к концу сир Гавен Уайлд и трое его рыцарей попытались улизнуть через калитку, чтобы сдаться врагу. Станнис схватил их и велел выстрелить ими из катапульты. До сих пор вижу лицо Гавена, когда его привязывали. Он был у нас мастером над оружием. – Но к нам со стен никого не сбрасывали, – удивился лорд Рован. – Я бы запомнил. – Мейстер Крессен сказал Станнису, что нам, возможно, придется есть своих мертвецов и незачем выбрасывать хорошее мясо. – Ренли откинул волосы назад; Бриенна связала их бархатным шнуром и натянула на уши стеганый подшлемник. – Мертвых нам благодаря Луковому Рыцарю есть не пришлось, но мы были уже на грани. И сиру Гавену, умершему в темнице, грозила большая опасность. – Ваша милость. – Кейтилин ждала терпеливо, но время было на исходе. – Вы обещали уделить мне внимание. Ренли кивнул. – Ступайте к войскам, милорды… и вот что: если Барристан Селми будет на стороне моего брата, я хочу, чтобы его пощадили. – О сире Барристане ничего не было слышно с тех пор, как Джоффри его выгнал, – возразил лорд Рован. – Я этого старика знаю. Ему непременно нужен король, которого бы он охранял, – только ради этого он и живет. Однако ко мне он не явился, и леди Кейтилин говорит, что у Робба Старка в Риверране его тоже нет. Где же еще ему быть, как не у Станниса? – Приказ вашей милости будет исполнен. Ему не причинят вреда. – Лорды откланялись и вышли. – Я слушаю вас, леди Старк. – Бриенна накинула плащ на широкие плечи Ренли – тяжелый, парчовый, с выложенным кусочками янтаря коронованным оленем Баратеонов. – Ланнистеры пытались убить моего сына Брана. Я тысячу раз спрашивала себя почему, и ваш брат дал мне ответ. В тот день, когда он упал, была охота. Роберт, Нед и почти все остальные мужчины отправились травить вепря, но Джейме Ланнистер остался в Винтерфелле – и королева тоже. Ренли быстро смекнул, в чем дело. – И вы полагаете, что мальчик застал их на месте преступления… – Прошу вас, милорд, позвольте мне отправиться к вашему брату Станнису и рассказать ему о моих подозрениях. – С какой целью? – Робб сложит с себя корону, если вы с братом поступите так же. – Кейтилин очень на это надеялась. Она заставит его, если нужно. Робб послушает ее, даже если его лорды не послушают. – Вы втроем созовете Великий совет, который не созывался уже целое столетие. Мы пошлем в Винтерфелл за Браном, он расскажет свою историю, и все услышат, что настоящие узурпаторы – это Ланнистеры. Пусть лорды Семи Королевств сами выберут себе правителя. – Скажите, миледи, – засмеялся Ренли, – разве лютоволки решают большинством голосов, кто будет вожаком стаи? – Бриенна подала перчатки и шлем с золотыми оленьими рогами, которые сделают короля на полтора фута выше. – Время разговоров прошло. Настала пора решить, кто из нас сильнее. – Ренли надел расклешенную, зеленую с золотом перчатку на левую руку, а Бриенна стала на колени, чтобы застегнуть на нем пояс с мечом и кинжалом. – Умоляю вас именем Матери… – начала Кейтилин, и тут сильный порыв ветра внезапно ворвался в дверь шатра. Ей померещилось какое-то движение – но нет, это только тень короля перемещалась по шелковым стенам. Ренли шутливо сказал что-то, и его тень, черная на зеленом, подняла меч. Огоньки свечей колебались, мигали, что-то было не так – и Кейтилин вдруг поняла что: меч короля оставался в ножнах, в то время как теневой меч… – Холодно, – тихо и удивленно промолвил Ренли, а миг спустя его стальной латный ворот лопнул, как сырная корка, под напором теневого клинка. Ренли едва успел ахнуть, прежде чем кровь хлынула у него из горла. – Ваше вел… нет! – закричала Бриенна Синяя, перепугавшись, как маленькая девочка. Король упал ей на руки, и кровь залила его доспехи темно-красной волной, затопившей и зелень, и золото. Свечи мигали и гасли. Ренли, пытаясь сказать что-то, захлебывался собственной кровью. Ноги подкосились под ним, и только сила Бриенны не давала ему упасть. Она запрокинула голову и издала громкий вопль, не находя слов от горя. Тень. Произошло нечто темное, злое и недоступное пониманию Кейтилин. Эту тень отбрасывал не Ренли. Смерть вошла в эту дверь и задула его жизнь так же быстро, как ветер задул его свечи. Всего через пару мгновений в шатер ворвались Робар Ройс и Эммон Кью – а казалось, будто прошла половина ночи. Позади толклись латники с факелами. Увидев Ренли на руках у Бриенны, залитой кровью, сир Робар в ужасе вскрикнул, а сир Эммон в расписанном подсолнечниками панцире завопил: – Ведьма! Прочь от него, гнусная женщина! – Боги праведные, Бриенна, за что? – спросил сир Робар. Бриенна подняла на них глаза. Ее радужный плащ, весь мокрый от крови, сделался красным. – Я… я… – Ты поплатишься за это жизнью. – Сир Эммон выхватил боевой топор с длинной рукоятью из груды оружия у двери. – Твоя жизнь за жизнь короля! – Нет! – вскричала Кейтилин Старк, обретя наконец голос, но было уже поздно: кровавое безумие овладело ими, и они кричали громче, чем она. Зато Бриенна проявила невиданное проворство. Ее собственный меч был далеко, поэтому она выхватила из ножен клинок Ренли и успела отразить удар топора. Сталь, стукнувшись о сталь, высекла иссиня-белую искру, и Бриенна вскочила на ноги, бросив мертвого короля. Тело упало на Эммона, и он пошатнулся, а меч Бриенны расщепил деревянную рукоять топора, выбив его из руки рыцаря. Кто-то другой швырнул факел Бриенне в спину, но промокший радужный плащ не загорелся. Бриенна, повернувшись, отсекла руку, бросившую факел. Пламя ползло по ковру, раненый громко кричал. Сир Эммон возился с мечом. Второй латник ринулся вперед, Бриенна встретила его, и их клинки зазвенели. Эммон Кью пришел на подмогу, Бриенне пришлось отступить, но она умудрялась отбиваться от них обоих. Голова лежащего Ренли беспомощно откинулась набок, и на ней разверзся второй рот, медленно выбрасывая остатки крови. Сир Робар, до сих пор медливший, тоже взялся за меч. Кейтилин схватила его за руку. – Нет, Робар, послушайте меня. Это не она. Помогите ей! Это не она – это Станнис. – Кейтилин сама не знала, как ей пришло на ум это имя, но, произнеся его, поняла, что это правда. – Клянусь вам, вы же меня знаете: это Станнис убил его. Молодой рыцарь уставился на нее, как на сумасшедшую, побелевшими от страха глазами. – Станнис? Но как? – Не знаю. Это колдовство, какая-то темная магия: здесь была тень. Тень! – Ей самой казалось, что ее голос безумен, но слова продолжали литься из нее под неутихающий лязг клинков. – Тень с мечом, клянусь. Я видела. Слепы вы, что ли, – эта девушка любила его! Помогите ей! – Кейтилин оглянулась – солдат упал, выронив меч из ослабевших пальцев. Снаружи слышались крики – вот-вот сюда ворвется еще больше разгневанных мужчин. – Она невинна, Робар, даю тебе слово, клянусь в том могилой моего мужа и честью женщины дома Старк! Это его убедило. – Я удержу их. Уведите ее. – Он повернулся и вышел. Огонь добрался до стенки шатра. Сир Эммон наступал – желтая сталь против шерстяного камзола Бриенны. Он совсем забыл о Кейтилин, а напрасно: она огрела его по затылку железной жаровней. Он был в шлеме, и удар не причинил ему особого вреда, только повалил его на колени. – Бриенна, за мной, – скомандовала Кейтилин, и девушка послушалась незамедлительно. Взмах клинка распорол шелк палатки, и они вышли в сумрачный холод рассвета. С другой стороны шатра слышались громкие голоса. – Сюда – только медленно, иначе нас спросят, почему мы бежим. Иди как ни в чем не бывало. Бриенна сунула меч за пояс и зашагала рядом с Кейтилин. В воздухе пахло дождем. Королевский шатер позади пылал, выбрасывая высокий столб пламени. Женщин никто не останавливал. Люди бежали мимо них с криками «Пожар!», «Убивают!», «Колдовство!». Другие, собравшись в кучки, тихо переговаривались. Кто-то молился, а молодой оруженосец, стоя на коленях, плакал навзрыд. Слух передавался из уст в уста, и боевые порядки Ренли ломались. Костры догорали, на востоке брезжил свет, громада Штормового Предела вырисовывалась на небе, как каменный сон, и клубы тумана ползли через поле, убегая от солнца на крыльях ветра. Утренние призраки, называла их Старая Нэн, духи, что возвращаются в свои могилы. Теперь и Ренли стал одним из них – как его брат Роберт, как дорогой муж Кейтилин Нед. – Я ни разу не обманывала его прежде, – тихо сказала Бриенна, идя сквозь суматоху встревоженного лагеря. Ее голос показывал, что она может сломаться в любое мгновение. – Только что он смеялся, и вдруг эта кровь… миледи, я ничего не понимаю. Вы ведь видели, да? – Я видела тень. Сначала я подумала, что это тень Ренли, но это была тень его брата. – Лорда Станниса? – Я почувствовала, что это он. Я знаю, это звучит бессмысленно, но… Но для Бриенны это имело смысл. – Я убью его, – заявила она. – Убью собственным мечом моего лорда – клянусь. Клянусь. Клянусь. Хал Моллен и другие люди Кейтилин ждали с лошадьми. Сиру Венделу Мандерли не терпелось узнать, что стряслось. – Миледи, весь лагерь точно обезумел, – закричал он, увидев Кейтилин. – Правда ли, что лорд Ренли… – И он осекся, уставившись на залитую кровью Бриенну. – Он мертв, но мы в этом неповинны. – Но битва… – начал Хал Моллен. – Битвы не будет. – Кейтилин села на коня, и весь эскорт последовал ее примеру. Сир Вендел поместился слева от нее, сир Первин Фрей – справа. – Бриенна, коней у нас вдвое больше, чем всадников. Выбери себе какого хочешь и едем с нами. – У меня есть свой конь, миледи. И доспехи… – Оставь их. Надо ускакать как можно дальше, пока нас не хватились. Мы обе были с королем в миг его гибели, и нам этого не забудут. – Бриенна молча отправилась выполнять приказ Кейтилин. – Поехали, – скомандовала та, когда все расселись по седлам. – Рубите всех, кто попытается задержать нас. Длинные пальцы рассвета потянулись через поля, возвращая миру краски. Там, где серые люди сидели на серых конях с теневыми копьями, заблистали холодным блеском десять тысяч наконечников, и знамена налились красным, розовым и оранжевым, стали синими и бурыми, засверкали золотом и желтизной. Здесь была представлена вся мощь Штормового Предела и Хайгардена – мощь, еще час назад принадлежавшая Ренли. Теперь они принадлежат Станнису, поняла Кейтилин, хотя еще об этом не знают. Куда же еще им податься, как не к последнему Баратеону? Станнис победил их всех одним коварным ударом. «Я законный король, – заявил он ей, сцепив свои железные челюсти, – а сын ваш изменник не в меньшей степени, чем мой брат. Его час еще настанет». Кейтилин проняло холодом. Джон Холм вздымался над лесом, одинокий и видный за много миль. Разведчики сказали, что одичалые называют его Кулаком Первых Людей. Он и правда походил на кулак, пробивший землю и лес, – голый, с каменными костяшками. Джон въехал на его вершину вместе с лордом Мормонтом и офицерами, оставив Призрака внизу. Волк во время подъема убегал трижды и трижды неохотно возвращался на свист Джона. На третий раз лорд-командующий потерял терпение и рявкнул: – Отпусти его, парень. Я хочу добраться до вершины еще засветло. После отыщешь своего волка. Подъем был крут и каменист, вершину венчала кое-как сложенная стена по грудь вышиной. Им пришлось проехать немного на запад, прежде чем нашелся проем, достаточно широкий для лошадей. – Хорошее место, Торен, – заметил Старый Медведь. – Едва ли мы могли надеяться на лучшее. Разобьем лагерь здесь и подождем Полурукого. – Мормонт спешился, стряхнув с плеча ворона, и тот, громко жалуясь, поднялся в воздух. С холма открывался широкий вид, но внимание Джона прежде всего привлекла стена, обветренные серые камни с пятнами белого лишайника и зеленого мха. По преданию, Кулак был крепостью Первых людей в Рассветную эпоху. – Древнее место. Крепкое, – сказал Торен Смолвуд. – Древнее, – подтвердил ворон Мормонта, хлопая крыльями у них над головами. – Древнее, древнее. – Тихо ты, – проворчал Мормонт. Старый Медведь был слишком горд, чтобы сознаться в своей слабости, но Джона обмануть не мог. Усилия, которые он прилагал, чтобы держаться наравне с молодыми, тяжело сказывались на нем. – Эту высоту будет легко оборонять в случае нужды, – заметил Торен, направив своего коня шагом вдоль стены. Его подбитый соболем плащ трепетал на ветру. – Да, она нам в самый раз подходит. – Старый Медведь подставил руку под ветер, и ворон сел на нее, царапая когтями по черной кольчуге. – А как же вода, милорд? – спросил Джон. – У подножия холма течет ручей. – Далеко же придется спускаться, чтобы попить, – и для этого надо будет выйти за стену. – Тебе лень лишний раз влезть, парень? – спросил Торен. – Другого такого удачного места нам не найти, – сказал лорд Мормонт. – Воды мы натаскаем и позаботимся, чтобы она всегда была в запасе. – Джон промолчал. Приказ был отдан, и Ночной Дозор разбил лагерь внутри каменного кольца, сложенного Первыми людьми. Черные палатки выросли на холме, как грибы после дождя, и голую землю устелили одеяла. Стюарды привязывали лошадей, поили их и давали корм. Лесовики взяли топоры и при слабом предвечернем свете пошли запасать дрова на ночь. Строители корчевали кусты, копали отхожие канавы и распаковывали связки устойчивых против огня кольев. – Чтоб до темноты все дыры в стене были загорожены, – приказал Старый Медведь. Джон, поставив палатку лорду-командующему и позаботившись о лошадях, спустился с холма поискать Призрака. Волк сразу же появился, очень тихий. Только что Джон шел по лесу, крича и свистя, ступая один по шишкам и опавшим листьям, и вдруг рядом с ним возник большой лютоволк, белый, как утренний туман. Но как только они дошли до стены, Призрак снова отступил. Он настороженно понюхал проем и повернулся назад, словно ему не понравился запах. Джон сгреб волка за шкирку и попытался втащить за кольцо, но не тут-то было: волк весил столько же, сколько он, и был гораздо сильнее. – Призрак, что с тобой? – Это было совсем на него не похоже, но делать нечего – пришлось Джону в конце концов сдаться. – Ну, как хочешь. Ступай охотиться. – Красные глаза волка следили за ним, когда он прошел за обомшелые камни. Позиция как будто бы сулила полную безопасность. С холма было видно далеко кругом, склоны на севере и западе представляли собой крутые обрывы, а восточный был немногим более доступен. Но по мере того как сгущались сумерки и темнота заполняла прогалы между деревьями, беспокойство Джона усиливалось. «Это ведь Зачарованный лес, – сказал он себе. – Быть может, здесь водятся привидения, духи Первых людей. Как-никак это их место». «Перестань ребячиться», – велел он себе, влез на стену и стал смотреть на закат. Река Молочная, текущая на юг, сверкала, как кованое золото. Вверх по течению местность делалась более гористой – густой лес на севере и западе уступал место голым каменным холмам. На горизонте цепь за цепью вставали горы с вечно одетыми снегом вершинами, уходя в серо-голубую даль. Даже издали они казались бескрайними, холодными и негостеприимными. Ближе к Кулаку царили деревья. На юге и востоке лес тянулся, сколько видел глаз, переливаясь тысячью оттенков зелени. Красные пятна виднелись там, где чардрево росло среди сосен и страж-деревьев, желтые – там, где меняли цвет широколисты. Когда дул ветер, ветви, старше годами, чем Джон, поднимали стон и скрип, мириады листьев приходили в движение, и лес превращался в глубокое зеленое море, колеблемое штормом, вечное и непознаваемое. «Призрак уж верно там не один», – подумал Джон. Что угодно может двигаться в глубинах этого моря, прячась под деревьями, подкрадываясь к холму сквозь темный лес. Что угодно. Неведомо что. Джон долго стоял на стене, пока солнце не скрылось за зубьями гор и тьма не затопила лес. – Джон? – позвал Сэмвел Тарли. – Я так и думал, что это ты. Все в порядке? – Вроде бы. – Джон соскочил вниз. – А у тебя как день прошел? – Хорошо. Правда хорошо. Джон не хотел делиться с другом своими опасениями, благо Сэм Тарли наконец-то начал обретать мужество. – Старый Медведь хочет дождаться здесь Куорена Полурукого и людей из Сумеречной башни. – Что ж, место как будто подходящее. Крепость Первых людей. Как ты думаешь, здесь были сражения? – Конечно, были. Ты готовь птицу, вот что. Мормонт наверняка захочет отправить отсюда весть. – Я бы всех воронов охотно разослал. Уж очень они не любят сидеть в клетке. – Ты тоже не любил бы, если б умел летать. – Если б я умел летать, я был бы уже в Черном замке и ел пирог со свининой. Джон стиснул плечо Сэма обожженной рукой, и они вместе зашагали по лагерю. Повсюду зажигались костры, а на небе показывались звезды. Длинный красный хвост Факела Мормонта светил ярко, как луна. Джон услышал воронов до того, как увидел их. Некоторые выкрикивали его имя. И любят же они погалдеть. Они тоже это чувствуют… – Пойду-ка я к Старому Медведю. Он тоже начинает каркать, если его не покормишь. Мормонт разговаривал с Тореном Смолвудом и полудюжиной других офицеров. – А, вот и ты, – проворчал старик. – Принеси-ка горячего вина. Холодно что-то. – Да, милорд. – Джон развел костер, взял у обозных бочонок любимого Мормонтом красного вина, наполнил котелок и подвесил его над огнем, а сам стал собирать остальное. Старый Медведь был очень разборчив относительно своего горячего вина. Столько-то корицы, столько-то мускатного ореха, столько-то меда – ни больше ни меньше. Изюм, орехи, сушеные вишни, но лимона не надо – это гнуснейшая южная ересь. Странное дело – ведь утреннее пиво Мормонт всегда пьет с лимоном. Напиток должен быть достаточно горяч, чтобы согреть человека как следует, но не должен обжигать. Джон бдительно следил за котелком. Занимаясь своим делом, он слышал голоса из палатки. Джармен Баквелл говорил: – Самая легкая дорога в Клыки Мороза – это идти по Молочной вверх до ее истока. Но если мы пойдем этим путем, Налетчик узнает о нашем приближении как пить дать. – Можно пойти по Лестнице Гигантов, – сказал сир Малладор Локк, – или через Воющий перевал, если он свободен. От вина пошел пар. Джон снял котелок с огня, наполнил восемь чаш и отнес в палатку. Старый Медведь, щурясь, разглядывал грубую карту, которую нарисовал ему Сэм в Замке Крастера. Он взял чашу с подноса, сделал глоток и коротко кивнул в знак одобрения. Ворон скакнул ему на руку, сказав: – Зерно. Зерно. Сир Оттин Уитерс отмахнулся от вина. – Я бы вовсе не стал лезть в горы, – сказал он тонким, выдающим усталость голосом. – Клыки Мороза даже летом не подарок, а уж теперь… если нас там застигнет буря… – Я пойду туда лишь в случае крайней нужды, – сказал Мормонт. – Одичалые не больше нашего способны жить среди камней и снега. Скоро они спустятся со своих высот, а для войска, какой бы величины оно ни было, путь один – вдоль Молочной. Если так, то наша позиция здесь очень выгодна. Мимо нас они не проскочат. – Может, им это и ни к чему. Их тысячи, а нас вместе с людьми Полурукого будет триста. – Сир Малладор взял у Джона чашу. – Если дойдет до боя, нам тем более нельзя терять эту позицию, – заявил Мормонт. – Мы укрепим оборону. Ямы, колья, колючки на склонах, все бреши в Стене заделаем. Джармен, поставь наблюдателями самых глазастых своих ребят. Пусть станут кольцом вокруг нас и вдоль реки тоже, чтобы сразу предупредить о приближении врага. Рассади их на деревьях. Кроме того, начнем таскать воду, чтобы запасти как можно больше. Выроем цистерны. Это даст людям занятие и пригодится впоследствии. – Мои разведчики… – начал Торен Смолвуд. – Твои разведчики будут ограничиваться этой стороной реки, пока не подойдет Полурукий, а там поглядим. Я не хочу больше терять людей. – Может быть, Манс Налетчик собирает свое войско в дневном переходе отсюда, а нам и невдомек, – возразил Смолвуд. – Мы знаем, где собираются одичалые. Крастер сказал нам. Я его не люблю, но не думаю, что он солгал нам в этом. – Воля ваша. – Смолвуд надулся и вышел. Остальные допили вино и более учтивым манером последовали за ним. – Принести вам ужин, милорд? – спросил Джон. – Зерно, – крикнул ворон. Мормонт ответил не сразу, да и то вопросом на вопрос: – Нашел твой волк сегодня какую-нибудь дичь? – Он еще не вернулся. – Свежее мясо нам бы пригодилось. – Мормонт запустил руку в мешок и дал ворону пригоршню зерна. – По-твоему, я не прав, что удерживаю разведчиков здесь? – Рассуждать не мое дело, милорд. – Отвечай, когда спрашивают. – Если разведчики будут оставаться в виду Кулака, я не вижу, как они найдут моего дядю, – признался Джон. – Они его и так не найдут. Этот край слишком велик – что для двухсот, что для десяти тысяч. – Ворон принялся клевать с ладони Мормонта. Когда зерно кончилось, Старый Медведь перевернул руку. – Но вы же не откажетесь от поисков? – Мейстер Эйемон говорит, что ты умный парень. – Мормонт пересадил ворона на плечо. Тот склонил голову, поблескивая бусинками глаз. Джон понял, что это и есть ответ. – Мне кажется… кажется, что легче одному человеку найти двести, чем двумстам одного. Ворон издал скрипучий вопль, а Старый Медведь улыбнулся в седую бороду. – Такое количество людей и лошадей оставляет след, с которого даже Эйемон бы не сбился. Костры на этом холме должны быть видны от самых Клыков Мороза. Если Бен Старк жив и свободен, он придет к нам сам, не сомневаюсь. – Ну а если… если он… – Мертв? – подсказал Мормонт. Джон неохотно кивнул. – Мертв, – сказал ворон. – Мертв, мертв. – Он все равно придет к нам. Как пришли Отор и Яфер Флауэрс. Я боюсь этого не меньше, чем ты, Джон, но мы должны и это принять в расчет. – Мертв, – крикнул ворон, встопорщив крылья, громко и пронзительно. – Мертв. Мормонт погладил его черные перья и зевнул, прикрыв рот рукой. – Не буду я ужинать, пожалуй. Лучше отдохну. Разбуди меня, как рассветет. – Спокойной ночи, милорд. – Джон собрал пустые чаши и вышел. Где-то слышался смех, и жалобно пела волынка. В середине лагеря трещал большой костер, и пахло мясной похлебкой. Джон, не в пример Старому Медведю, проголодался и пошел на огонь. Дайвен разглагольствовал с ложкой в руке: – Я знаю этот лес, как никто, и вот что скажу вам: не хотел бы я оказаться в нем один нынче ночью. Не чуете разве? Гренн молча пялил на него глаза, Скорбный Эдд сказал: – Я чую только дерьмо двухсот лошадей да еще похлебку. Одно на другое похоже, если принюхаться хорошенько. – Схлопочешь сейчас, «похоже». – Хейк налил миску варева Джону. Похлебка была густая, с ячменем, морковкой и луком. Кое-где попадались кусочки разварившейся солонины. – А ты что чуешь, Дайвен? – спросил Гренн. Лесовик отправил ложку в рот. Свои зубы он вынул. Лицо у него было морщинистое, пальцы скрюченные, как старые корни. – Сдается мне, что пахнет тут… холодом. – Зубы у тебя деревянные и башка тоже, – сказал Хейк. – У холода запаха нет. Есть, подумал Джон, вспомнив ночь в покоях лорда-командующего. Он пахнет смертью. Ему вдруг расхотелось есть. Он отдал свою миску Гренну, который явно нуждался в лишней порции – у парня зуб на зуб не попадал. Ветер усилился. К утру землю покроет иней, и палаточные растяжки задубеют. В котелке еще оставалось немного вина. Джон подбросил топлива в огонь и разогрел питье. В ожидании он сгибал и разгибал пальцы, пока по руке не побежали мурашки. Первая стража заняла посты вокруг лагеря. Вдоль всей стены мигали факелы. Ночь была безлунная, но с множеством звезд. Из мрака донесся звук, слабый и далекий, но легко узнаваемый: волчий вой. Голоса стаи поднимались и опадали – от этой жуткой унылой песни у Джона встали дыбом волосы на затылке. При свете костра он увидел пару красных глаз, глядящих на него из темноты. – Призрак, – изумленно выдохнул Джон, – так ты пришел все-таки? – Белый волк часто охотился всю ночь, и Джон не ожидал увидеть его до рассвета. – Что, охота плохая? Иди сюда. Лютоволк беспокойно обошел вокруг костра, понюхал Джона, понюхал ветер. Мяса ему, похоже, сейчас не хотелось. «Когда мертвые встали, Призрак знал. Он разбудил меня, предостерег». Джон в тревоге поднялся на ноги. – Там что-то есть? Ты что-то чуешь, да? – Дайвен сказал, что чует холод. Лютоволк скакнул прочь, остановился, оглянулся. «Хочет, чтобы я шел за ним». Подняв капюшон плаща, Джон оставил тепло костра, двинулся мимо палаток, мимо загона с лохматыми лошадками. Одна из них тревожно заржала, когда около пробежал Призрак. Джон ласково пошептал ей, потрепал по морде. Стена была близко – ветер свистел, проникая в ее трещины. Услышав оклик часового, Джон вышел на свет факела. – Мне надо принести воды для лорда-командующего. – Ну давай, только быстро. – Съежился под черным плащом, нахлобучив капюшон от ветра – даже не посмотрел, есть у Джона ведро или нет. Джон протиснулся боком между двумя острыми кольями, Призрак пролез внизу. Факел, воткнутый в трещину, под ветром выбрасывал бледно-рыжие языки. Джон взял его, выйдя за стену. Призрак понесся вниз по холму. Джон последовал за ним чуть медленнее, светя себе факелом. Звуки лагеря затихли позади. Ночь была черна, склон крут, каменист и неверен. Оплошаешь – и можно запросто сломать лодыжку… или шею. «Что я, собственно, делаю?» – спросил себя Джон, спускаясь вниз. Под ним стояли деревья, воины в броне из коры и листьев. Молча сомкнули ряды – ждут команды, чтобы двинуться на холм. Черные… зелень проглядывает, только когда свет факела попадает на них. Слышалось слабое журчание воды по камням. Призрак скрылся в подлеске. Джон двинулся за ним, прислушиваясь к ручью и к шелесту листьев. Одни ветки цеплялись за плащ, другие, сомкнувшись над головой, заслоняли звезды. Волк лакал из ручья. – Призрак, – позвал Джон, – ко мне, быстро. – Волк поднял голову, зловеще светя красными глазами, вода стекала у него по морде, как слюна. Что-то страшное было в нем в этот миг. Он шмыгнул мимо Джона, понесся между деревьями. – Призрак, погоди. – Но волк его не слушал. Белый, он исчез во мраке, предоставив Джону выбирать – снова лезть на холм в одиночку или следовать за ним. Джон сердито углубился в лес, держа факел как можно ниже, чтобы разглядеть камни и корни, сами лезущие по ноги, и ямки, где можно свихнуть ногу. Через каждые несколько футов он звал Призрака, но ветер, рыщущий между деревьями, уносил его голос. Это безумие, думал он, уходя все дальше. Он уже собирался повернуть назад, когда увидел белый проблеск впереди справа, по направлению к холму, и устремился туда, ругаясь вполголоса. Он почти нагнал волка, потерял его снова и остановился перевести дух среди кустов, колючек и каменных осыпей у подножия холма. Мрак обступал его факел со всех сторон. Скребущий звук заставил его обернуться. Он пошел в ту сторону, пробираясь между валунами и терновником. За поваленным стволом он опять увидел Призрака. Лютоволк яростно рыл землю, выбрасывая ее вверх. – Что ты там нашел? – Джон опустил факел, осветив круглый холмик мягкой земли. Могила. Но чья? Он стал на колени, воткнув факел в землю. Рыхлая песчаная почва легко поддавалась пальцам. Здесь не было ни камней, ни корней. Что бы ни лежало там внизу, это положили сюда недавно. На глубине двух футов его руки нащупали ткань. Джон ожидал и боялся найти труп, но это было что-то другое. Под тканью чувствовались мелкие, твердые, неуступчивые предметы. Запаха не было, могильных червей тоже. Призрак сел, наблюдая за Джоном. В земле лежал круглый узел около двух футов в поперечнике. Джон подцепил его пальцами за края и вытащил – внутри при этом что-то звякнуло. «Клад», – подумал он, но содержимое узла не походило на монеты, а звук был не металлический. Джон разрезал кинжалом истрепанную веревку и развернул ткань. Содержимое высыпалось на землю, сверкая темным блеском. Джон увидел дюжину ножей, листовидные наконечники копий, многочисленные наконечники стрел. Он взял в руки клинок – легкий как перышко, черный и блестящий, без рукоятки. При свете пламени тонкая оранжевая линия по краям указывала, что нож остер, как бритва. Драконово стекло. Мейстеры называют его обсидианом. Может, Призрак открыл древний тайник Детей Леса, укрытый здесь тысячи лет назад? Кулак Первых Людей – место старинное, вот только… Под драконовым стеклом лежал рог зубра, оправленный в бронзу. Старый боевой рог. Джон вытряхнул из него грязь и наконечники стрел, а после потер между пальцами угол ткани. Хорошая шерсть, толстая, двойная основа. Отсырела, но не сгнила. Она не могла долго пролежать в земле. И она темная. Джон подтянул ее ближе к факелу. Не просто темная – черная. Не успев еще развернуть ткань, Джон понял, что держит в руках плащ черного брата Ночного Дозора. Бран Элбелли нашел его в кузнице, где Бран качал мехи для Миккена. – Мейстер зовет вас в башню, милорд принц. От короля прилетела птица. – От Робба? – Бран, придя в волнение, не стал дожидаться Ходора и позволил Элбелли внести его наверх. Элбелли тоже здоровяк, хотя не такой большой, как Ходор, и далеко не такой сильный. Когда они добрались до комнат мейстера, он стал весь красный и запыхался. Рикон был уже тут, и оба Уолдера тоже. Мейстер Лювин отпустил Элбелли и закрыл за ним дверь. – Милорды, – сказал он торжественно, – мы получили известие от его милости, где есть и хорошие новости, и дурные. Он одержал великую победу на западе, разбив армию Ланнистеров в месте под названием Окскросс, и занял несколько замков. Он пишет нам из Эшмарка, бывшего поместья дома Марбрандов. Рикон дернул мейстера за полу. – Робб собирается домой? – Боюсь, не теперь еще. Впереди у него новые сражения. – Это он лорда Тайвина побил? – спросил Бран. – Нет. Вражеским войском командовал сир Стаффорд Ланнистер. Он был убит в бою. Бран никогда не слыхивал о сире Стаффорде Ланнистере и готов был согласиться с Уолдером Большим, когда тот сказал: – Лорд Тайвин – единственный, кто чего-то стоит. – Напиши Роббу, чтобы ехал домой, – сказал Рикон. – Волка пусть тоже привезет и отца с матерью. – Рикон знал, что лорд Эддард умер, но иногда забывал об этом… нарочно, как полагал Бран. Его брат очень упрям для четырехлетнего. Бран порадовался победе Робба, но и обеспокоился тоже. Он помнил, что сказала Оша в тот день, когда Робб выступил с войском из Винтерфелла: «Он идет не в ту сторону». – К сожалению, ни одна победа не обходится без потерь. – Мейстер Лювин повернулся к Уолдерам. – Милорды, ваш дядя Стеврон Фрей был в числе тех, кто расстался с жизнью при Окскроссе. Робб пишет, что он получил рану в бою. Ее не считали тяжелой, но через три дня сир Стеврон умер в своей палатке во время сна. – Он был уже старый, – пожал плечами Уолдер Большой. – Шестьдесят пять, кажется, ему было. Слишком старый для сражений. Он всегда говорил, что устал. – Устал ждать, когда дед умрет, вот что, – фыркнул Уолдер Малый. – Выходит, наследник теперь – сир Эммон? – Не будь дураком, – сказал его кузен. – Сначала идут сыновья первого сына, а потом уж второй сын. Следующий в ряду – сир Риман, потом Эдвин, Уолдер Черный и Петир Прыщ. А после Эйгон и все его сыновья. – Риман тоже старый. Ему уже за сорок как пить дать. И животом хворает. Думаешь, лордом будет он? – Лордом буду я. Пусть и он побудет – мне все равно. – Стыдитесь, милорды, – оборвал их мейстер Лювин. – Неужели вас не печалит кончина вашего дяди? – Печалит, даже очень, – сказал Уолдер Малый. Но это была неправда. Брану стало тошно. «Их блюдо понравилось им больше, чем мне мое». Он попросил у мейстера разрешения уйти. – Хорошо. – Мейстер позвонил. Ходор, должно быть, был занят на конюшне, и на зов пришла Оша. Она была сильнее Элбелли и без труда снесла Брана на руках вниз. – Оша, – сказал Бран, когда они шли через двор, – ты знаешь дорогу на север? К Стене и… еще дальше? – Дорогу найти нетрудно. Держи путь на Ледяного Дракона и на голубую звезду в глазу всадника. – Она прошла в дверь и стала подниматься по винтовой лестнице. – И там все еще живут великаны и эти… Иные и Дети Леса? – Великанов я видела сама, о Детях слыхала, а белые ходоки… зачем тебе знать? – А трехглазую ворону ты не видела? – Нет. Да не больно-то и хотелось, – засмеялась она. Оша открыла ногой дверь в опочивальню Брана и посадила его на подоконник, откуда он мог видеть двор. Всего через несколько мгновений после ее ухода дверь открылась снова и вошел, незваный, Жойен Рид с сестрой Мирой. – Вы слыхали про птицу? – спросил Бран. Жойен кивнул. – Это был не ужин, как ты говорил, а письмо от Робба, и мы его не ели, но… – Зеленые сны порой принимают странную форму, – признал Жойен. – Не всегда легко понять правду, заключенную в них. – Расскажи мне другой свой сон. О том плохом, что должно прийти в Винтерфелл. – Так милорд принц теперь верит мне? И прислушивается к моим словам, какими бы странными они ему ни показались? Бран кивнул. – Сюда придет море. – Море?! – Мне снилось, что вокруг Винтерфелла плещется море. Черные волны били в ворота и башни, а потом соленая вода перехлестнула через стенку и заполнила замок. Во дворе плавали утопленники. Тогда, в Сероводье, я еще не знал их, но теперь знаю. Один – это Элбелли, стражник, который доложил о нас на пиру. Еще ваш септон и кузнец. – Миккен? – Испуг Брана равнялся его недоумению. – Но ведь море в многих сотнях лиг от нас, а стены Винтерфелла так высоки, что вода нипочем не поднимется до них, даже если бы оно и пришло. – Глухой ночью соленое море перехлестнет через стену. Я видел раздутые тела утопленников. – Надо им сказать. Элбелли, и Миккену, и септону Шейли. Сказать, чтобы остерегались воды. – Это их не спасет, – сказал мальчик в зеленом. Мира, подойдя к окну, положила руку на плечо Брану. – Они не поверят, Бран. Ты ведь тоже не верил. Жойен сел на кровать. – Теперь расскажи, что снится тебе. Бран все еще боялся говорить об этом, но он поклялся, что будет доверять им, а Старк из Винтерфелла держит свои клятвы. – Это другое. Есть волчьи сны и есть другие, гораздо хуже. Когда я волк, я бегаю, охочусь и убиваю белок. А в других является ворона и велит мне лететь. Иногда в этих снах я вижу еще дерево – оно зовет меня по имени, и я боюсь. Но хуже всего бывает, когда я падаю. – Он смотрел на двор, чувствуя себя несчастным. – Раньше я никогда не падал. Я лазал всюду, по крышам и по стенам, и кормил ворон в Горелой башне. Мать боялась, что я упаду, но я знал, что этого не случится. Только потом все-таки случилось, и теперь я все время падаю во сне. Мира сжала его плечо. – Это все? – Кажется, да. – Оборотень, – сказал Жойен Рид. Бран уставился на него круглыми глазами. – Что? – Варг. Оборотень. Звероликий. Вот как тебя будут называть, если узнают про твои волчьи сны. Эти имена напугали Брана заново. – Кто будет называть? – Твои же люди. От страха. Кое-кто даже возненавидит тебя и захочет убить. Старая Нэн рассказывала про оборотней и звероликих страшные вещи. В ее сказках они всегда были злыми. – Я не такой. Не такой. Это только сны. – Волчьи сны – не просто сны. Когда ты бодрствуешь, твой глаз крепко закрыт, но когда ты спишь, он открывается, и твоя душа ищет свою вторую половину. В тебе заключена большая сила. – Не нужна мне такая сила. Я хочу быть рыцарем. – Ты хочешь быть рыцарем, но на деле ты оборотень. Ты не можешь изменить это, Бран, не можешь отрицать, и отмахнуться от этого нельзя. Ты – тот крылатый волк, но летать никогда не будешь. – Жойен подошел к окну. – Если не откроешь свой глаз. – И он ткнул двумя пальцами Брана в лоб – сильно. Бран ощупал это место, но нашел только гладкую неповрежденную кожу. Глаза там не было – даже закрытого. – Как же я его открою, если его там нет? – Пальцами этот глаз не найдешь. Искать надо сердцем. – Жойен посмотрел Брану в лицо своими странными зелеными глазами. – Или ты боишься? – Мейстер Лювин говорит, что в снах нет ничего такого, чего можно бояться. – Есть. – Что же это? – Прошлое. Будущее. Правда. Брат и сестра бросили его в полной растерянности. Оставшись один, Бран попытался открыть третий глаз, но он не знал, как это делается. Как он ни морщил лоб и ни тыкал в него, разницы не было. В последующие дни он попробовал предупредить тех, кого видел Жойен, но все вышло не так, как ему хотелось. Миккен счел это забавным. «Море, вон как? Всегда хотел повидать море, но так на нем и не побывал. Выходит, теперь оно само ко мне пожалует? Милостивы же боги, коли так заботятся о бедном кузнеце». «Боги сами знают, когда взять меня к себе, – спокойно сказал септон Шейли, – но я не думаю, что встречу свою смерть в воде, Бран. Я ведь вырос на берегах Белого Ножа и хорошо плаваю». Только Элбелли принял слова Брана близко к сердцу. Он сам переговорил с Жойеном, после чего перестал мыться, а к колодцу и близко не подходил. В конце концов от него пошел такой дух, что шесть других стражников бросили его в корыто с кипятком и отскребли докрасна, а он орал, что они его утопят, – лягушатник зря не скажет. После этого случая он при виде Брана или Жойена всегда хмурился и ругался втихомолку. Через несколько дней после омовения Элбелли в Винтерфелл вернулся сир Родрик с пленником – мясистым молодым парнем с толстыми влажными губами. Разило от него как из нужника – хуже, чем от Элбелли. – Его Вонючкой зовут, – сказал Хэйхед, когда Бран спросил, кто это. – Не знаю уж, как его настоящее имя. Он служил Болтонскому Бастарду и пособничал ему в убийстве леди Хорнвуд – так говорят. За ужином Бран узнал, что сам бастард мертв. Люди сира Родрика застали его на землях Хорнвудов за каким-то ужасным делом (Бран не совсем понял, за каким, но он делал это без одежды) и расстреляли его из луков, когда он пытался ускакать прочь. Но для бедной леди Хорнвуд помощь запоздала. После свадьбы бастард запер ее в башне и не давал ей есть. Бран слышал, как рассказывали, что сир Родрик, вышибив дверь, нашел ее с окровавленным ртом и отъеденными пальцами. – Из-за этого чудовища мы попали в недурной переплет, – сказал старый рыцарь мейстеру Лювину. – Хотим мы того или нет, а леди Хорнвуд была его женой. Он заставил ее поклясться и перед септоном, и перед сердце-деревом и в ту же ночь при свидетелях лег с ней в брачную постель. Она подписала завещание, где назначает его своим наследником, и печать свою приложила. – Обеты, сделанные по принуждению, законной силы не имеют, – возразил мейстер. – Русе Болтон может с этим не согласиться – как-никак речь идет о богатых землях. – Вид у сира Родрика был несчастный. – Я бы охотно отсек голову и слуге – он ничем не лучше своего хозяина. Но боюсь, с этим придется подождать до возвращения Робба. Он единственный свидетель худшего из преступлений бастарда. Возможно, лорд Болтон, услышав его рассказ, откажется от своих притязаний, но пока что рыцари Мандерли и люди из Дредфорта убивают друг друга в Хорнвудских лесах, а у меня недостает сил, чтобы остановить их. – Старый рыцарь устремил суровый взор на Брана. – А вы что поделывали, пока меня не было, милорд принц? Запрещали нашим стражникам мыться? Хотите, чтобы от них пахло, как от этого Вонючки? – Сюда придет море, – сказал Бран. – Жойен видел это в зеленом сне. И Элбелли утонет. Мейстер Лювин оттянул свою цепь. – Юный Рид верит, что видит в своих снах будущее, сир Родрик. Я говорил Брану о ненадежности подобных пророчеств, но, по правде сказать, на Каменном берегу у нас неспокойно. Разбойники на ладьях грабят рыбачьи деревни, насилуют и жгут. Леобальд Толхарт послал своего племянника Бенфреда разделаться с ними, но они, полагаю, сядут на свои корабли и убегут, как только увидят вооруженных людей. – Да – и нанесут удар где-нибудь еще. Иные бы взяли этих трусов. Они никогда бы на это не отважились, и Болтонский Бастард тоже, не будь наши главные силы на юге за тысячу лиг отсюда. Что еще говорил тебе этот парень? – спросил Брана сир Родрик. – Что вода перехлестнет через наши стены. Он видел, что Элбелли утонул, и Миккен тоже, и септон Шейли. – Ну что ж, если мне самому придется выступать против этих разбойников, Элбелли я с собой не возьму, – нахмурился сир Родрик. – Меня ведь малец не видел утонувшим? Нет? Вот и хорошо. На сердце у Брана полегчало. Может, они еще и не утонут – если будут держаться подальше от моря. Мира тоже так рассудила, когда они с Жойеном пришли вечером к Брану, чтобы поиграть в плашки, но Жойен покачал головой. – То, что я вижу в зеленых снах, изменить нельзя. Сестра рассердилась на него. – Зачем тогда боги предупреждают нас, раз мы все равно ничего изменить не можем? – Не знаю, – печально ответил Жойен. – На месте Элбелли ты сам прыгнул бы в колодец, чтобы покончить разом, – так, что ли? Он должен бороться с судьбой, и Бран тоже. – Я? – испугался Бран. – А мне зачем? Разве я тоже должен утонуть? – Не надо мне было… – виновато сказала Мира. Он понял, что она что-то скрывает. – Ты и меня видел в зеленом сне? – с беспокойством спросил он Жойена. – Я тоже утонул? – Нет, не утонул. – Жойен говорил так, будто каждое слово причиняло ему боль. – Мне снился человек, которого привезли сегодня – которого прозвали Вонючкой. Вы с братом лежали мертвые у его ног, а он сдирал с ваших лиц кожу длинным красным ножом. Мира поднялась на ноги. – Если я пойду сейчас в темницу, я смогу пронзить его сердце копьем. Как же он тогда убьет Брана, если умрет? – Тюремщики тебе не позволят, – сказал Жойен. – А если ты скажешь им, почему хочешь его убить, тебе не поверят. – У меня тоже есть охрана, – напомнил им Бран. – Элбелли, Рябой Тим, Хэйхед и остальные. Зеленые, как мох, глаза Жойена наполнились жалостью. – Они его не остановят, Бран. Не знаю только почему – я ведь видел самый конец. Видел вас с Риконом в вашей крипте, в темноте, со всеми мертвыми королями и каменными волками. «Нет, – подумал Бран. – Нет». – Но если я уеду… в Сероводье или к вороне, куда-нибудь, где меня не найдут… – Это не поможет. Сон был зеленый, Бран, а зеленые сны не лгут. Тирион Варис грел мягкие руки над жаровней. – По всей видимости, Ренли был убит самым ужасающим образом посреди своего войска. Ему раскроили горло от уха до уха клинком, режущим сталь и кость, точно мягкий сыр. – Но чьей рукой он был убит? – спросила Серсея. – Вы когда-нибудь задумывались над тем, что слишком много ответов – все равно что никакого? Мои осведомители не всегда занимают столь высокие посты, как нам было бы желательно. Когда умирает король, слухи множатся, как грибы во мраке ночи. Конюх говорит, что Ренли убил рыцарь его собственной Радужной гвардии. Прачка уверяет, что Станнис прокрался через армию своего брата с волшебным мечом. Несколько латников полагают, что злодейство совершила женщина, но не сходятся на том, кто она. Девица, которую Ренли обесчестил, говорит один. Потаскушка, которую привели, чтобы он получил удовольствие перед битвой, говорит другой. А третий заявляет, что это была леди Кейтилин Старк. Королева осталась недовольна. – К чему занимать наше время всеми этими глупыми сплетнями? – Вы хорошо мне платите за эти сплетни, всемилостивая моя королева. – Мы платим вам за правду, лорд Варис. Помните об этом – иначе наш Малый совет станет еще меньше. – Этак вы и ваш благородный брат оставите его величество вовсе без советников, – нервно хихикнул Варис. – Думаю, государство в состоянии пережить потерю нескольких советников, – с улыбкой заметил Мизинец. – Милый Петир, – возразил Варис, – а не боитесь ли вы оказаться следующим в маленьком списке десницы? – Перед вами, Варис? И в мыслях не держу. – Как бы нам не стать братьями, оказавшись вместе на Стене, – снова хихикнул Варис. – Это случится скорее, чем ты думаешь, если не перестанешь нести вздор, евнух. – Серсея, судя по всему, готова была кастрировать Вариса заново. – Может, это какая-нибудь хитрость? – спросил Мизинец. – Если так, то необычайно умная. Меня она уж точно ввела в заблуждение. Тирион достаточно их наслушался. – Джофф будет разочарован. Он приберегал прекрасную пику для головы Ренли. Кто бы это ни совершил, приходится предположить, что стоял за этим Станнис. Кому это выгодно, как не ему? – Новость пришлась Тириону не по вкусу – он рассчитывал, что братья Баратеоны порядком поистребят оба своих войска в кровавом бою. Локоть, ушибленный булавой, дергало – это бывало с ним иногда в сырую погоду. Он потер его без всякой пользы и спросил: – Как обстоит дело с армией Ренли? – Почти вся его пехота осталась у Горького Моста. – Варис отошел от жаровни и сел за стол. – Но большинство лордов, которые отправились с лордом Ренли к Штормовому Пределу, перешли к Станнису со всеми своими рыцарями. – Ручаюсь, что пример подали Флоренты, – сказал Мизинец. – Вы совершенно правы, милорд, – с подобострастной улыбкой подтвердил Варис. – Первым действительно преклонил колено лорд Алестер, и многие последовали за ним. – Многие – но не все? – со значением спросил Тирион. – Не все, – согласился евнух. – Не Лорас Тирелл, не Рендилл Тарли и не Матис Рован. Штормовой Предел тоже не сдается. Кортни Пенроз держит замок именем Ренли и не верит, что его сюзерен мертв. Он желает увидеть его останки, прежде чем открыть ворота, но похоже, что тело Ренли загадочным образом исчезло. Скорее всего его увезли. Пятая часть рыцарей Ренли отбыла с сиром Лорасом, не желая склонять колено перед Станнисом. Говорят, Рыцарь Цветов обезумел, увидев своего короля мертвым, и в гневе убил троих его телохранителей, в том числе Эммона Кью и Робара Ройса. «Жаль, что он ограничился только тремя», – подумал Тирион. – Сир Лорас скорее всего направился к Горькому Мосту, – продолжал Варис. – Там находится его сестра, королева Ренли, и большое количество солдат, внезапно лишившихся короля. Чью сторону они теперь примут? Вопрос щекотливый. Многие из них служат лордам, оставшимся у Штормового Предела, а эти лорды теперь поддерживают Станниса. – Я вижу здесь надежду для нас, – подался вперед Тирион. – Если переманить Лораса Тирелла на нашу сторону, лорд Мейс Тирелл со своими знаменосцами может тоже перейти к нам. Хотя они присягнули Станнису, любви к нему они явно не питают – иначе пошли бы за ним с самого начала. – По-твоему, нас они любят больше? – спросила Серсея. – Едва ли. Они любили Ренли, но Ренли убит. Возможно, мы сумеем дать им вескую причину предпочесть Джоффри Станнису… если будем действовать быстро. – Что за причину ты имеешь в виду? – Золото – очень веский довод, – вставил Мизинец. Варис поцокал языком. – Дорогой Петир, ведь не думаете же вы, что этих могущественных лордов и благородных рыцарей можно скупить всех разом, как цыплят на рынке? – Приходилось ли вам последнее время бывать на наших рынках, лорд Варис? Там легче купить лорда, чем цыпленка, смею вас заверить. Лорды, конечно, кудахчут громче и воротят нос, если ты так прямо суешь им монету, но редко отказываются от подарков… земель, замков и почестей. – Лордов помельче, может быть, и удастся перекупить, – сказал Тирион, – но только не Хайгарден. – Это верно, – признал Мизинец. – Ключевая фигура здесь – Рыцарь Цветов. У Мейса Тирелла есть еще два старших сына, но Лорас всегда был его любимцем. Завоюете Лораса – и Хайгарден ваш. «Да», – подумал Тирион. – Тут, мне кажется, мы можем взять урок у покойного Ренли. И заключить с Тиреллами союз так же, как сделал он, – посредством брака. Варис смекнул первым: – Вы хотите поженить короля Джоффри с Маргери Тирелл. – Да, хочу. – Молодой королеве Ренли лет пятнадцать-шестнадцать, не более… постарше Джоффри, но пара лет ничего не значит… Тирион прямо-таки смаковал эту сдобную мысль. – Джоффри помолвлен с Сансой Старк, – возразила Серсея. – Всякую помолвку можно расторгнуть. Какой смысл нам женить короля на дочери мертвого изменника? – Можно обратить внимание его милости на то, – подал голос Мизинец, – что Тиреллы намного богаче Старков, а Маргери, как говорят, прелестна… к тому же созрела для брачного ложа. – Верно. Думаю, Джоффу это придется по душе. – Мой сын слишком юн, чтобы разбираться в подобных вещах. – Ты так думаешь? Ему тринадцать, Серсея. Я женился в том же возрасте. – Ты всех нас опозорил этой своей выходкой. Джоффри сделан из более благородного вещества. – Из столь благородного, что велел сиру Боросу разорвать на Сансе платье. – Он рассердился на нее, вот и все. – На поваренка, который прошлым вечером пролил суп, он тоже рассердился, однако раздеть его не велел. – С Сансой дело шло не о пролитом супе. Верно, не о нем, а о чьих-то славных титечках. После происшествия во дворе Тирион говорил с Варисом о том, как бы устроить Джоффри визит к Катае. Авось мальчик смягчится, вкусив меда. Даже испытает благодарность, чего доброго, – а королевская благодарность Тириону отнюдь бы не помешала. Это, конечно, следует проделать тайно. Самое трудное – это разлучить Джоффа с Псом. «Этот Пес никогда не отходит далеко от хозяина, – заметил Тирион Варису, – однако спать всем надо. Равно как играть, распутничать и посещать кабаки». «Все вами перечисленное входит в обычаи Пса, если вы об этом спрашиваете», – сказал Варис. «Нет. Я спрашиваю когда». Варис с загадочной улыбкой приложил палец к щеке. «Милорд, подозрительный человек мог бы подумать, что вы хотите улучить время, когда Сандор Клиган не охраняет короля Джоффри, чтобы причинить мальчику какой-то вред». «Ну уж вы-то должны знать меня лучше, лорд Варис. Все, чего я хочу, – это чтобы Джоффри меня любил». Евнух пообещал заняться этим делом – но у войны свои запросы, и посвящение Джоффри в мужчину придется отложить. – Ты, конечно, знаешь своего сына лучше, чем я, – сказал Тирион Серсее, – тем не менее есть много доводов в пользу его брака с Тирелл. Возможно, только в этом случае Джоффри сумеет дожить до своей брачной ночи. – Маленькая Старк не даст Джоффри ничего, кроме своего тела, – согласился Мизинец, – каким бы прелестным оно ни было. Маргери Тирелл принесет ему пятьдесят тысяч мечей и всю мощь Хайгардена. – Верно. – Варис коснулся мягкой рукой рукава королевы. – У вас материнское сердце, и я знаю, что его милость любит свою маленькую подружку. Но короли должны учиться ставить нужды государства превыше своих желаний. Мне думается, это предложение должно быть сделано. Королева освободилась от его прикосновения. – Вы все не думали бы так, будь вы женщинами. Говорите что хотите, милорды, но Джоффри слишком горд, чтобы довольствоваться объедками Ренли. Он никогда на это не согласится. Тирион пожал плечами: – Через три года король достигнет совершеннолетия и тогда сможет давать или не давать свое согласие, как пожелает. Но до тех пор ты его регентша, а я его десница, и мы женим его, на ком сочтем нужным, будь то объедки или нет. Серсея расстреляла все свои стрелы. – Что ж, делай свое предложение, но да спасут тебя боги, если Джоффу невеста не понравится. – Я очень рад, что мы пришли к согласию. Но кто же из нас отправится в Горький Мост? Мы должны успеть с нашим предложением, пока сир Лорас еще не остыл. – Ты хочешь послать одного из членов совета? – Вряд ли Рыцарь Цветов станет вести переговоры с Бронном или Шаггой, правда? Тиреллы – люди гордые. Королева не замедлила обратить ситуацию в свою пользу: – Сир Джаселин Байуотер благородного происхождения. Пошли его. – Нет-нет. Нам нужен человек, способный не только пересказать наши слова и привезти обратно ответ. Наш посол должен незамедлительно уладить это дело сам, говоря от имени короля и совета. – Голосом короля говорит десница. – При свечах зеленые глаза Серсеи сверкали, как дикий огонь. – Если мы пошлем тебя, Тирион, это будет все равно как если бы Джоффри поехал сам. Кто может быть лучше? Ты владеешь словами столь же искусно, как Джейме – мечом. «Тебе так не терпится удалить меня из города, Серсея?» – Ты очень добра, сестрица, но мне кажется, что мать жениха куда лучше устроит его брак, чем дядя. Притом такой дар завоевывать себе друзей с моим уж никак не сравнится. Она сузила глаза. – Джоффу нужно, чтобы я была рядом с ним. – Ваша милость, милорд десница, – сказал Мизинец, – вы оба нужны королю здесь. Позвольте мне отправиться вместо вас. – Вам? – «Какую же выгоду ты тут усмотрел для себя?» – подумал Тирион. – Я советник короля, но не принадлежу к королевскому роду, поэтому заложник из меня незавидный. Я довольно близко сошелся с сиром Лорасом, когда он гостил при дворе, и у него не было повода невзлюбить меня. Мейс Тирелл тоже, насколько я знаю, не питает ко мне вражды, и я льщу себе тем, что переговоры вести умею. «Похоже, он нас поймал». Тирион не доверял Петиру Бейлишу и не хотел терять его из виду, но что ему оставалось? Либо Мизинец, либо сам Тирион – а стоит ему уехать из Королевской Гавани хотя бы ненадолго, и все, чего он сумел добиться, пойдет прахом. – Между нами и Горьким Мостом идет война, – осторожно сказал Тирион. – И можете быть уверены, что лорд Станнис отрядит собственных пастухов собрать заблудших овечек своего брата. – Пастухов я никогда не боялся. Кто меня беспокоит, так это овцы. Но я полагаю, мне дадут эскорт. – Могу уделить вам сотню золотых плащей. – Пятьсот. – Триста. – В придачу двадцать рыцарей и столько же оруженосцев. Без рыцарской свиты Тиреллы сочтут меня ничтожеством. И то верно. – Согласен. – Я возьму с собой Страшилу и Неряху, которых после передам их лорду-отцу. Жест доброй воли. Пакстер Редвин нужен нам – он самый старый друг Мейса Тирелла, да и сам по себе крупная величина. – И предатель, – нахмурилась королева. – Арбор переметнулся бы к Ренли заодно с остальными, если б Редвин не знал, что его щенки поплатятся за это. – Ренли больше нет, ваша милость, – заметил Мизинец, – и ни лорд Станнис, ни лорд Пакстер не забыли, как галеи Редвина сторожили море во время осады Штормового Предела. Отдайте близнецов, и у нас появится надежда завоевать любовь Редвина. – Пусть Иные забирают его любовь – мне нужны его мечи и паруса, – отрезала Серсея. – А самый верный способ получить их – это оставить близнецов у себя. – Вот что сделаем, – решил Тирион. – Вернем назад сира Хоббера, а сира Хораса оставим здесь. Полагаю, у лорда Пакстера хватит ума разгадать, что это значит. Его предложение приняли без споров, но Мизинец еще не закончил. – Нам понадобятся сильные и быстрые кони. Вряд ли мы сможем обеспечить себе замену из-за войны. Нужен будет также солидный запас золота – для подарков, о которых мы говорили ранее. – Берите сколько нужно. Если город падет, Станнис так и так все заберет себе. – Я хочу получить письменную грамоту. Документ, убеждающий Мейса Тирелла в моих полномочиях обсуждать с ним этот брак, а также другие вопросы, могущие у нас возникнуть, и принимать присягу от имени короля. Грамота должна быть подписана Джоффри и всеми членами совета, с приложением соответствующих печатей. Тирион беспокойно поерзал на месте. – Будь по-вашему. Это все? Напоминаю вам – от нас до Горького Моста путь неблизкий. – Я выеду еще до рассвета, – сказал Мизинец и встал. – Надеюсь, по моему возвращении король соизволит достойно вознаградить меня за мои старания? – Джоффри – благодарный государь, – хихикнул Варис. – Уверен, у вас не будет причин жаловаться, драгоценный мой, отважный милорд. Королева высказалась более прямо: – Чего вы хотите, Петир? Мизинец с хитрой улыбкой покосился на Тириона. – Я должен подумать – авось в голову и придет что-нибудь. – Он отвесил небрежный поклон и удалился с таким видом, словно покидал один из своих борделей. Тирион выглянул в окно. Туман стоял такой густой, что не было видно даже крепостной стены по ту сторону двора. Сквозь серую пелену тускло светили немногочисленные огни. Скверный день для путешествия. Петиру Бейлишу не позавидуешь. – Надо составить ему этот документ. Лорд Варис, пошлите за пергаментом и перьями. И кому-нибудь придется разбудить Джоффри. Было по-прежнему темно и туманно, когда заседание наконец кончилось. Варис ускользнул куда-то, шаркая мягкими туфлями по полу. Ланнистеры ненадолго задержались у двери. – Как подвигается твоя цепь, брат? – спросила королева, пока сир Престон накидывал серебряный плащ, подбитый горностаем, ей на плечи. – Растет, звено за звеном. Мы должны благодарить богов за то, что сир Кортни Пенроз так упрям. Станнис ни за что не выступит на север, оставив невзятый Штормовой Предел у себя в тылу. – Тирион, мы с тобой не во всем соглашаемся, но мне кажется, я ошиблась в тебе. Ты не такой дурак, как я думала. По правде говоря, ты оказал нам большую помощь, и я благодарю тебя за это. Прости меня, если я говорила с тобой резко. – Простить? – Тирион с улыбкой пожал плечами. – Милая сестра, ты не сказала ничего такого, что требовало бы прощения. – Сегодня, ты хочешь сказать? – Они оба рассмеялись… и Серсея, наклонившись, легонько поцеловала брата в лоб. Тирион, изумленный до глубины души, молча проводил ее взглядом. Она удалялась в сопровождении сира Престона. – Я рехнулся, или моя сестра в самом деле меня поцеловала? – спросил карлик у Бронна. – Что, сладко? – Скорее неожиданно. – Серсея последнее время вела себя странно, и Тириона это очень беспокоило. – Я пытаюсь вспомнить, когда она целовала меня в последний раз. Мне тогда было шесть или семь, никак не больше. Это Джейме подзадорил ее. – Эта женщина наконец-то поддалась твоим чарам. – Нет. Эта женщина что-то замышляет – и хорошо бы выяснить что, Бронн. Ты же знаешь, как я ненавижу сюрпризы. Теон Теон вытер плевок со щеки. – Робб выпустит тебе кишки, Грейджой, – вопил Бенфред Толхарт. – Он скормит твое вероломное сердце своему волку, ты, куча овечьего дерьма. Голос Эйерона Мокроголового рассек поток оскорблений, как меч – кусок сыра. – Теперь ты должен убить его. – Сначала он ответит на мои вопросы. – Пошел ты со своими вопросами. – Бенфред, весь в крови, беспомощно висел между Стиггом и Верлагом. – Раньше ты ими подавишься, чем я тебе отвечу, трус. Предатель. Дядя Эйерон был непреклонен. – Плюнув на тебя, он плюнул на всех нас. Он плюнул на Утонувшего Бога. Он должен умереть. – Отец назначил командиром меня, дядя. – А меня послал давать тебе советы. «И следить за мной». Теон не осмеливался заходить с дядей чересчур далеко. Да, командир он, но его люди верят не в него, а в Утонувшего Бога, а Эйерон Мокроголовый внушает им ужас. (За это трудно их винить.) – Ты поплатишься за это головой, Грейджой. И вороны выклюют тебе глаза. – Бенфред хотел плюнуть опять, но вместо слюны изо рта у него выступила кровь. – Пусть Иные имеют в задницу твоего мокрого бога. «Ты выплюнул прочь свою жизнь, Толхарт». – Стигг, заставь его замолчать, – приказал Теон. Бенфреда поставили на колени. Верлаг, сорвав кроличью шкурку у пленного с пояса, заткнул ему рот, Стигг достал свой топор. – Нет, – заявил Эйерон Мокроголовый. – Он должен быть отдан богу. По старому закону. Какая разница? Он все равно мертвец. – Ладно, забирай его. – Ты тоже иди со мной. Ты командир, и жертва должна исходить от тебя. Этого Теон переварить уже не мог. – Ты жрец, дядя, и бога я предоставляю тебе. Окажи мне ту же услугу и предоставь мне воевать, как я хочу. – Он махнул рукой, и Верлаг со Стиггом поволокли пленника по берегу. Эйерон, с укоризной взглянув на племянника, последовал за ними. Они утопят Бенфреда Толхарта в соленой воде на усыпанном галькой берегу – по старому закону. «Возможно, это даже милосердно», – подумал Теон, шагая в другую сторону. Стигг не мастер рубить головы, а у Бенфреда шея как у борова – здоровенные мускулы и жир. Раньше Теон не раз дразнил его этим, чтобы позлить. Ну да, три года назад. Нед Старк ездил к сиру Хелману в Торрхенов Удел, а Теон сопровождал его и две недели провел в обществе Бенфреда. Победные крики слышались из-за поворота дороги, где произошла битва… если это, конечно, можно назвать битвой. Скорее уж похоже на бойню, где режут овец. Овцы остаются овцами, даже если на них сталь, а не шерсть. Теон, взобравшись на груду камней, посмотрел на убитых всадников и издыхающих лошадей. Лошади не заслуживали такой участи. Тимор с братьями собирал уцелевших коней, Урцен и Черный Лоррен добивали тяжко раненных животных. Остальные обирали трупы. Гевин Харлоу, став коленями на грудь мертвеца, оттяпал ему палец, чтобы снять кольцо. «Платит железную цену. Мой отец-лорд одобрил бы это». Теон подумал, не поискать ли тела тех двоих, которых убил он сам, – вдруг на них есть что-нибудь ценное, но эта мысль вызвала горечь у него во рту. Он представил, что сказал бы на это Эддард Старк, и рассердился. «Старк мертв, он гниет в могиле и ничего не значит для меня». Старый Ботли по прозвищу Рыбий Ус сидел, хмурясь, над грудой добычи, в которую трое его сыновей то и дело что-то добавляли. Один из них обменивался тычками с толстым Тодриком, который таскался между трупами с рогом эля в одной руке и топором в другой, в плаще из белой лисицы, лишь слегка запачканном кровью прежнего владельца. «Пьян», – решил Теон. Говорят, в старину Железные люди так пьянели от крови в бою, что не чувствовали боли и не страшились врага, но Тодрик был пьян самым обычным образом, от эля. – Векс, мой лук и колчан. – Мальчуган сбегал и принес их. Теон согнул лук и натянул тетиву. Тодрик тем временем повалил молодого Ботли и стал лить эль ему в глаза. Рыбий Ус с руганью вскочил на ноги, но Теон его опередил. Он целил в руку, державшую рог, намереваясь сделать выстрел, который запомнится всем надолго, однако Тодрик испортил все дело, качнувшись вбок в этот самый миг. Стрела проткнула ему живот. Искатели добычи разинули рты. Теон опустил лук. – Никакого пьянства, я сказал, и никаких свар из-за добычи. – Тодрик шумно умирал, рухнув на колени. – Утихомирь его, Ботли. – Рыбий Ус с сыновьями, не замедлив повиноваться, перерезали Тодрику горло. Он задрыгал ногами, а они содрали с него плащ, кольца и оружие, не успел он еще испустить дух. «Будут теперь знать, что я держу свое слово». Хотя лорд Бейлон и поставил его во главе, Теон знал, что многие люди видят в нем слабака с зеленых земель. – Может, еще кого жажда донимает? – Никто не ответил. – Вот и ладно. – Теон пнул знамя Бенфреда, зажатое в руке мертвого оруженосца. Под стягом была привязана кроличья шкурка. Он хотел спросить Бенфреда, зачем она здесь, но плевок заставил его забыть об этом. Теон сунул лук обратно Вексу и зашагал прочь, вспоминая, каким окрыленным чувствовал себя после Шепчущего леса. Почему же теперь он не ощущает той сладости? «Толхарт, гордец проклятый, ты даже разведчиков не выслал вперед». Они перешучивались и даже пели на марше – три дерева Толхартов развевались над ними, и дурацкие кроличьи шкурки трепались на пиках. Лучники, засевшие в вереске, испортили им песню, осыпав их градом стрел, и сам Теон повел своих молодцов завершить мясницкую работу кинжалом, топором и боевым молотом. Предводителя он приказал взять живым для допроса. Но он не ожидал, что им окажется Бенфред Толхарт. Его безжизненное тело как раз вытащили из воды, когда Теон вернулся к «Морской суке». Мачты его кораблей рисовались на небе у галечного берега. От рыбацкой деревни остался только холодный пепел, смердевший, когда шел дождь. Всех мужчин предали мечу, только нескольким Теон позволил уйти, чтобы доставить весть о набеге в Торрхенов Удел. Женщин, молодых и недурных собой, взяли в морские жены. Старух и дурнушек просто изнасиловали и убили – или взяли в рабство, если они умели делать что-то полезное и не проявляли строптивости. Теон и эту атаку подготовил – он подвел свои корабли к берегу в холодном предрассветном мраке и, прыгнув с носа ладьи с топором в руке, повел своих людей на спящую деревню. Эта победа тоже не принесла ему радости, но разве у него был выбор? Его трижды проклятая сестра сейчас плывет к северу на своем «Черном ветре», чтобы завоевать себе замок. Лорд Бейлон не дал известиям о созыве кораблей просочиться с Железных островов, и кровавую работу Теона на Каменном берегу припишут простым грабителям, морским разбойникам. Северяне увидят свою беду, лишь когда молоты островитян обрушатся на Темнолесье и Ров Кайлин. «И когда мы победим, эту суку Ашу будут славить в песнях, а обо мне забудут вовсе. Если, конечно, предоставить событиям идти своим чередом». Дагмер Щербатый стоял у высокого резного носа своей ладьи, «Пеноходца». Теон поручил ему охранять корабли – иначе победу приписали бы Дагмеру, а не ему. Более обидчивый человек воспринял бы это как оскорбление, но Щербатый только посмеялся. – День принес нам победу, – крикнул он Теону, – а ты даже не улыбнешься, парень. Улыбайся, пока жив – ведь мертвым это не дано. – Сам он улыбался во весь рот, и зрелище было не из приятных. Под своей белоснежной гривой Дагмер носил самый жуткий шрам из всех виденных Теоном, память о топоре, чуть не убившем его в юности. Удар раздробил ему челюсть, вышиб передние зубы и наделил четырьмя губами вместо двух. Дагмер весь зарос косматой бородищей, но на шраме волосы не росли, и вздувшийся блестящий рубец пролегал через его лицо, как борозда через снежное поле. – Мы слышали, как они поют, – сказал старый вояка. – Хорошая песня, и голоса смелые. – Пели они лучше, чем дрались. От арф было бы не больше проку, чем от их копий. – Сколько человек погибло? – Из наших-то? – Теон пожал плечами. – Тодрик. Я убил его за то, что он напился и полез в драку из-за добычи. – Некоторые прямо-таки родятся для того, чтобы их убили. – Другой поостерегся бы показывать такую улыбку, но Дагмер ухмылялся гораздо чаще, чем лорд Бейлон. Эта его улыбка при всем своем безобразии вызывала множество воспоминаний. Теон часто видел ее мальчишкой, когда перепрыгивал на коне через замшелую стену или разбивал мишень топором. Видел, когда отражал удар Дагмерова меча, когда попадал стрелой в летящую чайку, когда с рулем в руке благополучно проводил ладью мимо кипящих пеной скал. «Он улыбался мне чаще, чем отец и Эддард Старк, вместе взятые. Даже Робб… он мог бы расщедриться на улыбку в тот день, когда я спас Брана от одичалых, а он только обругал меня, точно повара, у которого похлебка пригорела». – Надо поговорить, дядя. – Дагмер не был Теону дядей – он просто вассал с толикой крови Грейджоев давности четырех-пяти поколений, да и та примешалась не с той стороны одеяла. Но Теон всегда звал его так. – Тогда поднимайся ко мне на борт. – У себя на борту Дагмер его милордом не величал. Каждый капитан с Железных островов король на собственном корабле. Теон взошел на сходни «Пеноходца» четырьмя большими шагами, и Дагмер, проводив его в тесную кормовую каюту, налил ему и себе по рогу кислого эля, но Теон пить отказался. – Жаль, мало лошадей мы захватили. Ну что ж… придется обойтись теми, что есть. Меньше людей – больше славы. – На что нам лошади? – Дагмер, как большинство островитян, предпочитал сражаться пешим или на палубе корабля. – Они только на палубу срут да под ногами путаются. – В плавании да, – согласился Теон, – но у меня другой план. – Он бдительно наблюдал за Дагмером, желая понять, как тот к этому отнесется. Без Щербатого на успех надеяться нечего. Командир он или нет, люди никогда не пойдут за ним, если и Эйерон, и Дагмер будут против, а угрюмого жреца уговорить не удастся. – Твой лорд-отец велел нам грабить берег – больше ничего. – Глаза, светлые, как морская пена, смотрели на Теона из-под кустистых белых бровей. Что в них – неодобрение или искра любопытства? Теон надеялся на последнее. – Ты – человек моего отца. – Лучший его человек. И всегда таким был. Гордость. Ее можно использовать, сыграть на ней. – Нет никого на Железных островах, кто так владел бы копьем и мечом. – Тебя слишком долго не было, мальчик. Когда ты уезжал, дело обстояло именно так, но я состарился на службе у лорда Грейджоя. Теперь в песнях лучшим называют Андрика – Андрика Неулыбу. Здоровенный, просто великан. Служит лорду Драмму со Старого Вика. Черный Лоррен и Кварл Девица тоже хоть куда. – Может, этот Андрик и великий воин, но боятся его не так, как тебя. – И то верно. – Дагмер стиснул рог пальцами, унизанными кольцами, золотыми, серебряными и бронзовыми, с гранатами, сапфирами и драконовым стеклом. Теон знал, что за каждое из них он заплатил железную цену. – Будь у меня на службе такой человек, я не тратил бы его на ребячьи забавы, не посылал бы грабить и жечь. Это не работа для лучшего бойца лорда Бейлона… Улыбка Дагмера искривила губы, показав бурые обломки зубов. – И для его сына и наследника – так, что ли? Я чересчур хорошо тебя знаю, Теон. Я видел, как ты сделал свой первый шаг, помог тебе согнуть твой первый лук. Мне это дело ребячьим не кажется. – Флотилию моей сестры по праву должен был получить я, – выпалил Теон, сознавая, что говорит, как обиженный ребенок. – Ты принимаешь это слишком близко к сердцу, мальчик. Просто твой лорд-отец тебя не знает. Когда твои братья погибли, а тебя забрали волки, твоя сестра стала его единственным утешением. Он привык полагаться на нее, и она никогда его не подводила. – Я тоже. Старки знают мне цену. Я был в числе лучших разведчиков Бриндена Черной Рыбы и в числе первых шел в Шепчущем лесу. Я чуть было не скрестил меч с самим Цареубийцей – вот на столько от него был. – Теон расставил руки на два фута. – Дарин Хорнвуд вклинился между нами и погиб. – Зачем ты мне это рассказываешь? Это ведь я вложил твой первый меч тебе в руку. И знаю, что ты не трус. – А отец? Он знает? Старый воин посмотрел на него так, словно попробовал что-то очень невкусное. – Дело в том… Теон, Волчонок – твой друг, и ты десять лет прожил у Старков. – Я не Старк. – (Лорд Эддард об этом позаботился.) – Я Грейджой и намерен стать наследником моего отца. Но как я могу надеяться на это, если не совершу какого-нибудь славного подвига? – Ты еще молод. Будут и другие войны, и ты совершишь еще свои подвиги. А теперь наша задача – тревожить Каменный берег. – Пусть этим займется мой дядя Эйерон. Я оставлю ему шесть кораблей – все, кроме «Пеноходца» и «Морской суки», – пусть себе жжет и топит на радость своему богу. – Командовать назначили тебя, а не Эйерона Мокроголового. – Какая разница, если набеги будут продолжаться? Но ни один жрец не способен на то, что я задумал и о чем хочу просить тебя. Такое дело по плечу только Дагмеру Щербатому. Дагмер потянул из своего рога. – Ну, говори. «Он клюнул, – подумал Теон. – Эта разбойничья работа ему нравится не больше, чем мне». – Если моя сестра может взять замок, я тоже могу. – У Аши вчетверо-впятеро больше людей, чем у нас. Теон позволил себе хитрую улыбку: – Зато у нас вчетверо больше ума и впятеро – мужества. – Твой отец… – …скажет мне спасибо, когда я вручу ему его королевство. Я намереваюсь совершить подвиг, о котором будут петь тысячу лет. Он знал, что это заставит Дагмера задуматься. О топоре, раздробившем челюсть старика, тоже сложили песню, и Дагмер любил слушать ее. В подпитии он всегда требовал разбойничьих песен, громких и удалых, о славных героях и их свирепых делах. Волосы у него побелели и зубы сгнили, но вкуса славы он не забыл. – Какую часть в своем замысле ты назначил мне, мальчик? – спросил Дагмер после долгого молчания, и Теон понял, что победил. – Посеять ужас в тылу врага, как это доступно лишь человеку с твоим именем. Ты возьмешь большую часть нашего войска и выступишь на Торрхенов Удел. Хелман Толхарт увел лучших своих людей на юг, а Бенфред погиб здесь вместе с их сыновьями. В замке остался лишь его дядя Леобальд с небольшим гарнизоном. – (Если бы мне дали допросить Бенфреда, я знал бы, насколько он мал.) – Не делай тайны из своего приближения. Пой все бравые песни, которые знаешь. Пусть вовремя закроют свои ворота. – Этот Торрхенов Удел хорошо укреплен? – Довольно хорошо. Стены каменные, тридцати футов вышиной, с четырехугольными башнями по углам и с четырехугольным же замком внутри. – Каменные стены не подожжешь. Лезть нам на них, что ли? У нас недостаточно людей для взятия замка, хотя бы и маленького. – Ты станешь лагерем у их стен и начнешь строить катапульты и осадные башни. – Это не по старому закону. Забыл разве? Железные люди сражаются мечами и топорами, а не кидают камни. Нет славы в том, чтобы морить врага голодом. – Но Леобальд этого не знает. Когда он увидит, что ты строишь осадные машины, его старушечья кровь похолодеет, и он станет звать на помощь. Удержи своих лучников, дядя, – пусть его вороны летят, куда хотят. Кастелян Винтерфелла – храбрый человек, но с годами мозги у него окостенели, как и члены. Узнав, что один из знаменосцев его короля осажден страшным Дагмером Щербатым, он соберет войско и двинется на помощь Толхарту. Это его долг, а сир Родрик – человек долга. – Какое бы войско он ни собрал, оно все равно будет больше моего, а эти старые рыцари хитрее, чем ты думаешь, иначе они не дожили бы до седых волос. Эту битву нам не выиграть, Теон. Торрхенов Удел нипочем не падет. – Я не Торрхенов Удел хочу взять, – улыбнулся Теон. Арья По всему взбудораженному замку звенела сталь. В повозки грузились бочонки с вином, мешки с мукой и связки свежеоперенных стрел. Кузнецы выпрямляли мечи, заглаживали вмятины на панцирях, подковывали коней и вьючных мулов. Кольчуги укладывали в бочки с песком и чистили, катая по неровному двору Расплавленного камня. Женщинам Виз дал починить двадцать плащей и еще сто выстирать. Высокородные и простые сходились в септу, чтобы помолиться. За стенами замка сворачивали палатки. Оруженосцы заливали костры, солдаты намасленными брусками придавали окончательную остроту своим клинкам. Шум рос, как прибой в бурю: лошади ржали, лорды выкрикивали команды, латники ругались, потаскушки лаялись. Лорд Тайвин Ланнистер наконец-то собрался в поход. Сир Аддам Марбранд выступил первым, за день до остальных. Он устроил целое представление, гарцуя на горячем гнедом скакуне с медной гривой того же цвета, что волосы, струящиеся по плечам сира Аддама. Бронзовая попона с эмблемой горящего дерева гармонировала с плащом всадника. Некоторые женщины из замка плакали, провожая его. Виз сказал, что он отменный наездник и боец, самый отважный капитан лорда Тайвина. «Хоть бы он погиб, – думала Арья, глядя, как он выезжает из ворот, ведя за собой двойную колонну. – Хоть бы они все полегли». Она знала, что они идут сражаться с Роббом. Слушая за работой в оба уха, она проведала, что Робб одержал какую-то большую победу на западе. Он то ли сжег Ланниспорт, то ли собрался сжечь, он взял Утес Кастерли и предал всех мечу. Он осадил Золотой Зуб… словом, что-то случилось, это уж точно. Виз гонял ее с поручениями от рассвета до заката – иногда даже за стены замка, в грязь и суматоху лагеря. «Я могла бы убежать, – думала Арья, – когда мимо катилась повозка – залезть туда и спрятаться или уйти с маркитантками, и никто бы меня не остановил». Может, она так бы и сделала. Если б не Виз. Он не раз говорил им, что сделает со всяким, кто попытается убежать. «Бить не буду, нет. Даже пальцем не трону. Поберегу для квохорца. Варго Хоут его звать – он вернется и отрубит такому прыткому ноги». Вот если бы Виз умер, другое дело, а так… Он смотрит на тебя и чует, о чем ты думаешь, он всегда так говорит. Однако Визу не приходило в голову, что она умеет читать, иначе он запечатывал бы письма, которые давал ей. Арья заглядывала во все, но ничего путного не находила. Глупости всякие: ту повозку послать в житницу, эту в оружейную. В одном письме содержалось требование уплатить проигрыш, но рыцарь, которому Арья его вручила, не умел читать. Она сказала ему, что там написано, а он замахнулся на нее, но она увернулась, сдернула у него с седла оправленный в серебро рог и убежала. Рыцарь с ревом погнался за ней. Она прошмыгнула между двумя телегами, пробралась сквозь толпу лучников и перескочила через сточную канаву. Он в своей кольчуге не смог угнаться за ней. Когда она отдала рог Визу, он сказал, что такая умная маленькая Ласка заслуживает награды. – Я нынче наметил хорошего жирного каплуна себе на ужин. Мы с тобой поделимся – будешь довольна. Арья повсюду искала Якена Хгара, чтобы шепнуть ему на ухо еще одно имя, пока все, кого она ненавидела, не ушли в поход, но лоратиец ей не попадался. Он задолжал ей еще две смерти – чего доброго, она так и не получит их, если он уедет воевать вместе с остальными. Наконец она набралась смелости и спросила часового у ворот, уехал Якен или нет. – Он из людей Лорха? Да нет, не должен бы. Его милость назначил сира Амори кастеляном Харренхолла. Весь его отряд остается тут, держать замок. И Кровавые Скоморохи тоже – фуражирами будут. Этот козел Варго Хоут прямо кипит – они с Лорхом всегда терпеть не могли друг друга. Зато Гора уходит с лордом Тайвином и будет командовать авангардом в бою, а это значит, что Дансен, Полливер и Рафф проскользнут у нее между пальцами, если она не найдет Якена и не заставит его убить одного из тех, пока они еще здесь. – Ласка, – в тот же день сказал ей Виз, – ступай в оружейную и скажи Люкану, что сир Лионель затупил свой меч в учебном бою и нуждается в новом. Вот его мерки. – Он дал ей клочок бумаги. – Беги живее, он отправляется с сиром Киваном Ланнистером. Арья взяла бумагу и припустилась бегом. Оружейная примыкала к замковой кузнице – длинному высокому помещению с двадцатью горнами, встроенными в стену, и длинными каменными желобами с водой для закалки стали. Половина горнов пылала вовсю, звенели молоты, и крепкие мужчины в кожаных передниках обливались потом у мехов и наковален. Арья увидела Джендри – его голая грудь блестела от пота, но голубые глаза под шапкой черных волос смотрели все так же упрямо. Арье не очень-то хотелось с ним разговаривать. Это из-за него их всех схватили. – Который тут Люкан? – Она показала ему свою бумажку. – Мне нужен новый меч для сира Лионеля. – Сир Лионель подождет. – Джендри ухватил ее за руки и отвел в сторону. – Пирожок намедни спрашивал меня – слышал ли я, как ты кричала «Винтерфелл» в крепости, когда мы все дрались на стене? – Ничего я такого не кричала. – Нет. Кричала. Я тоже слыхал. – Там все что-то кричали. Пирожок вот орал «пирожки горячие». Раз сто повторил. – Главное в том, что кричала ты. Я сказал Пирожку, чтобы он уши прочистил – ты, мол, орала «вот и съел», только и всего. Если он спросит, скажи то же самое. – Скажу. – Какой это дурак станет кричать «вот и съел»? Арья не решилась сказать Пирожку, кто она на самом деле. Не назвать ли его имя Якену Хгару? – Сейчас найду тебе Люкана, – сказал Джендри. Люкан заворчал, пробежав письмо (хотя Арье показалось, что читать он не умеет), и принес тяжелый длинный меч. – Он слишком хорош для этого олуха – так ему и передай, – сказал он, вручая клинок Арье. – Передам, – пообещала она. Как бы не так. Если она это сделает, Виз изобьет ее до крови. Пусть Люкан сам говорит, если ему надо. Меч был гораздо тяжелее Иглы, но Арье нравилась эта тяжесть. Держа в руках меч, она казалась себе сильнее. «Может, я пока не водяной плясун, но я и не мышь. Мышь не умеет владеть мечом, а я умею». Ворота были открыты – солдаты сновали взад-вперед, фуры вкатывались пустые, а выкатывались, поскрипывая и раскачиваясь, тяжело нагруженные. Не пойти ли на конюшню и сказать, что сиру Лионелю нужен новый конь? Бумага у нее есть, а читать конюхи умеют не лучше Люкана. Взять коня и меч да выехать за ворота. «Если часовые остановят, покажу им бумагу и скажу, что еду к сиру Лионелю». Вот только она понятия не имеет, какой из себя этот сир Лионель и где его искать. Если ее начнут расспрашивать, то сразу все поймут, и Виз… Виз… Она прикусила губу, стараясь не думать, каково это, когда тебе отрубают ноги. Мимо прошли лучники в кожаных куртках и железных шлемах, с луками через плечо. Она услышала обрывки их разговора: – …говорю тебе, великаны, у него есть великаны из-за Стены двадцати футов росту – они идут за ним, как собаки… – …нечисто это, что он налетел на них так внезапно, ночью и все такое. Он больше волк, чем человек, как все они, Старки. – …срать я хотел на ваших волков и великанов – мальчуган намочит штаны, как увидит, что мы подходим. На Харренхолл-то ему идти духу не хватило, так ведь? В другую сторону побежал? И теперь побежит – небось не дурак. – Это ты так говоришь. Может, этот мальчуган знает то, чего мы не знаем, может, это нам впору бежать. «Да, – подумала Арья, – это вам надо бежать – вместе с вашим лордом Тайвином, Горой, сиром Аддамом и сиром Амори и дурацким сиром Лионелем, кто бы он ни был, не то мой брат вас всех убьет – он Старк, больше волк, чем человек, и я тоже». – Ласка, – хлестнул ее голос Виза. Она не заметила, откуда он взялся, просто вырос вдруг справа от нее. – Давай сюда. Сколько можно прохлаждаться? – Он выхватил у нее меч и влепил ей затрещину. – В другой раз поживее поворачиваться будешь. Только что она была волком – но затрещина Виза сбила это с нее, оставив только вкус крови во рту. Она прикусила язык, когда он ее ударил. Ох как она его ненавидела. – Еще хочешь? За мной дело не станет. Нечего пялить на меня свои наглые зенки. Ступай на пивоварню и скажи Таффлберри, что у меня для него есть две дюжины бочек, только пусть живо пришлет за ними своих парней, не то отдам другому. – Арья отправилась, но Виз счел ее шаг недостаточно быстрым. – Бегом, если хочешь ужинать нынче вечером. – О жирном каплуне он уже и думать забыл. – Да не пропадай опять, не то выпорю до крови. «Не выпорешь, – подумала Арья. – Больше ты меня не тронешь». Но все-таки побежала, как он велел. Должно быть, старые боги Севера направляли ее – на полпути к пивоварне, проходя под каменным мостом, соединявшим Вдовью башню и Королевский Костер, она услышала раскатистый гогот. Из-за угла вышел Рорж и с ним еще трое, с мантикорами сира Амори на груди. Увидев Арью, он остановился и ухмыльнулся, показав кривые зубы под кожаным клапаном, который иногда надевал, чтобы скрыть недостаток носа. – Гляди-ка – сучонка Йорена. Теперь нам ясно, зачем тот черный ублюдок вез тебя на Стену! – Он снова заржал, и другие вместе с ним. – Ну, где теперь твоя палка? – спросил Рорж, и улыбка у него пропала так же быстро, как и появилась. – Я, помнится, обещал поиметь тебя ею. – Он шагнул к ней, и Арья попятилась. – Поубавилось храбрости-то, когда я без цепей, а? – Я тебе жизнь спасла. – Арья держалась на добрый ярд от него, готовясь шмыгнуть прочь, если он попытается схватить ее. – Надо будет за это оттянуть тебя лишний разок. Как тебя Йорен – в щелку или в твой тугой задочек? – Я ищу Якена. У меня к нему письмо. Рорж осекся. Что-то в его глазах… уж не боится ли он Якена Хгара? – Он в бане. Уйди прочь с дороги. Арья повернулась и побежала, быстрая как олень, мелькая ногами по булыжнику. Якен сидел в чане, окруженный паром, а прислужница поливала ему голову горячей водой. Длинные волосы, рыжие с одной стороны и белые с другой, падали ему на плечи, мокрые и тяжелые. Арья подкралась тихо, как тень, но он все равно открыл глаза. – Крадется, как мышка, но человек все слышит. – «Как он мог услышать?» – подумала она, а он, похоже, услышал и это. – Шорох кожи по камню поет громко, как боевой рог, для человека, чьи уши открыты. Умные девочки ходят босиком. – Мне надо передать тебе кое-что. – Арья нерешительно покосилась на служанку. Та явно не собиралась уходить, поэтому Арья нагнулась к самому уху Якена и шепнула: – Виз. Он снова закрыл глаза, блаженствуя, словно в полудреме. – Скажи его милости, что человек придет, когда время будет. – Рука его внезапно взметнулась и плеснула на Арью горячей водой, но та отскочила, спасаясь. Она передала Таффлберри слова Виза, и пивовар разразился руганью. – Скажи Визу, что у моих ребят и без него работы хватает, а еще передай ему, рябому ублюдку, что семь преисподних раньше замерзнут, чем он получит хоть рог моего эля. Чтоб бочки его были у меня через час, не то лорд Тайвин услышит об этом. Виз тоже стал ругаться, хотя «рябого ублюдка» Арья опустила. Он кипел и грозился, но в конце концов отыскал шестерых парней и заставил их катать бочки на пивоварню. Ужин в тот вечер состоялся из жидкой ячменной похлебки с морковкой и луком и куска черствого черного хлеба. Одна из женщин, последнее время спавшая в постели Виза, получила в придачу ломоть зрелого голубоватого сыра и крылышко каплуна, о котором Виз говорил утром. Остальную птицу Виз слопал сам, и прыщи в углу его рта заблестели от жира. Он почти совсем уже с ней расправился, когда увидел, что Арья на него смотрит. – Ласка, поди-ка сюда. На полуобглоданной ножке еще оставалось немного темного мяса. Он забыл, а теперь вспомнил. Арья почувствовала вину за то, что велела Якену убить его. Она встала со скамейки и прошла во главу стола. – Я заметил, как ты на меня смотришь. – Он вытер пальцы о ее рубаху, схватил ее за горло одной рукой, а другой закатил ей оплеуху. – Тебе что было сказано? – Он ударил ее еще раз, тыльной стороной ладони. – Не пяль на меня свои зенки, не то в другой раз я выковырну у тебя один глаз и скормлю своей суке. – Он толкнул Арью так, что она упала на пол. При этом она зацепилась за торчащий из скамьи гвоздь и разорвала себе рубаху. – Пока не зашьешь это, спать не ляжешь, – заявил Виз, приканчивая каплуна. Потом он шумно обсосал свои пальцы, а кости бросил своей мерзкой пятнистой собаке. – Виз, – шептала Арья ночью, зашивая прореху. – Дансен, Полливер, Рафф-красавчик. – При каждом новом имени она проталкивала костяную иглу сквозь некрашеную шерсть. – Щекотун и Пес. Сир Грегор, сир Амори, сир Илин, сир Меррин, король Джоффри, королева Серсея. – Долго ли ей еще придется поминать Виза в своей молитве? Она уснула с мечтой о том, что утром, когда она проснется, он уже будет мертв. Но разбудил ее, как всегда, пинок Визова сапога. Когда они завтракали овсяными лепешками, Виз объявил им, что сегодня из замка уходит основная часть войска лорда Тайвина. – Не думайте, что теперь, когда милорд Ланнистер отбывает, ваша жизнь будет легче, – предупредил он. – Замок от этого меньше не станет, а вот рабочих рук в нем поубавится. Уж теперь-то вы, лодыри, узнаете, что такое работа. «Только не от тебя», – пробурчала Арья в свою лепешку. Виз глянул на нее, как будто учуял ее секрет. Она быстро потупилась и больше не осмелилась поднять глаза. Когда двор наполнился бледным светом, лорд Тайвин Ланнистер отбыл из Харренхолла. Арья смотрела на это из полукруглого окна на половине высоты башни Плача. Его конь выступал в червонной эмалевой чешуе, в золоченом наголовнике и подбраднике, сам лорд Тайвин был в толстом горностаевом плаще. Его брат сир Киван почти не уступал ему своим великолепием. Перед ними везли целых четыре червонных знамени с золотыми львами. За Ланнистерами ехали их лорды и капитаны. Их знамена развевались, блистая всевозможными красками: красный буйвол и золотая гора, лиловый единорог и пестрый петух, ощетинившийся вепрь и барсук, серебристый хорек и жонглер в шутовском наряде, павлин и пантера, шеврон и кинжал, черный капюшон, синий жук, зеленая стрела. Последним проехал сир Грегор Клиган в своей серой стали, на жеребце столь же злом, как сам наездник. Рядом следовал Полливер с собачьим знаменем в руке, с рогатым шлемом Джендри на голове. При всей своей вышине рядом с хозяином он казался мальчишкой-недорослем. Когда они проехали под решеткой в воротах Харренхолла, Арью проняла дрожь. Она вдруг сообразила, что совершила ужасную ошибку. «Ох, какая же я дура», – подумала она. Виз ничего не значит, как и Чизвик. Вот они, те люди, которых ей надо было убить. Вчера она могла назвать любое из их имен, если б не обозлилась на Виза за то, что он ее побил и наврал про каплуна. «Лорд Тайвин. Ну почему я не сказала «лорд Тайвин»?» Быть может, еще не поздно. Виз еще жив. Если найти Якена и сказать ему… Арья торопливо побежала вниз по лестнице, забыв о заданной ей работе. Скрежетали цепи, решетка медленно опускалась. Ее острия ушли глубоко в землю… а потом раздался другой звук, вопль страха и боли. С дюжину человек поспело на место раньше Арьи, но близко никто не подходил. Арья протиснулась вперед. Виз лежал на булыжнике с разодранным горлом, уставясь невидящими глазами на серую гряду облаков. Его мерзкая пятнистая собака стояла у него на груди, лакала кровь, бьющую из шеи, и терзала лицо мертвеца. Наконец кто-то принес арбалет и пристрелил собаку, которая в это время глодала Визу ухо. – Проклятущая тварь, – сказал мужской голос. – Он ведь ее сызмальства вырастил. – Это место проклято, – сказал человек с арбалетом. – Призрак Харрена, вот что это такое, – ввернула тетка Амабель. – Больше я тут на ночь не останусь, нет уж. Арья отвела взгляд от мертвого Виза и мертвой собаки. Якен Хгар стоял, прислонясь к стене башни Плача. Увидев, что Арья смотрит на него, он небрежно приложил к щеке два пальца. Кейтилин В двух днях езды от Риверрана, когда они поили лошадей у мутного ручья, их заметил разведчик. Кейтилин никогда еще так не радовалась при виде его эмблемы – двух башен дома Фреев. Она попросила его проводить их к ее дяде, но он ответил: – Черная Рыба ушел на запад с королем, миледи. Вместо него дозорными командует Мартин Риверс. – Хорошо. – Она встречалась с Риверсом в Близнецах – он незаконный сын лорда Уолдера Фрея, сводный брат сира Первина. Ее не удивило, что Робб двинулся на занятые Ланнистерами земли, – ясно, что он замышлял это уже в то время, когда услал ее вести переговоры с Ренли. – Где Риверс теперь? – Его лагерь в двух часах отсюда, миледи. – Веди нас к нему, – скомандовала она. Бриенна помогла ей сесть в седло, и они отправились. – Вы из Горького Моста едете, миледи? – спросил разведчик. – Нет. – Она не посмела ехать туда. После смерти Ренли она не знала, какой прием окажет ей его молодая вдова со своими защитниками. Путь Кейтилин пролегал через самую гущу военных действий, по плодородным Речным землям, которые свирепость Ланнистеров обратила в выжженную пустыню, и каждую ночь ее разведчики возвращались с рассказами, от которых ей делалось дурно. – Лорд Ренли убит, – добавила она. – Мы надеялись, что это выдумка Ланнистеров или… – Увы. Кто командует в Риверране – мой брат? – Да, миледи. Его милость поручил сиру Эдмару держать Риверран и охранять его тыл. Пусть боги дадут ему силу выполнить это. И мудрость. – Нет ли вестей с запада, от Робба? – Так вы не слышали? – удивился солдат. – Его милость одержал большую победу при Окскроссе. Сир Стаффорд Ланнистер мертв, его войско разбито. Сир Вендел Мандерли издал радостный вопль, но Кейтилин только кивнула. Завтрашние испытания волновали ее больше, чем вчерашние победы. Мартин Риверс устроил свой лагерь в стенах сожженной крепости, около оставшейся без крыши конюшни и сотни свежих могил. Когда Кейтилин спешилась, он преклонил колено. – Добро пожаловать, миледи. Ваш брат наказал нам высматривать вас и проводить в Риверран со всей поспешностью, как только вы появитесь. Кейтилин это не понравилось. – Случилось что-то? Мой отец? – Нет, миледи, лорд Хостер в том же положении. – Риверс был рыж и мало походил на своих сводных братьев. – Мы просто опасались, как бы вы не напоролись на передовые отряды Ланнистеров. Лорд Тайвин покинул Харренхолл и движется на запад со всем своим войском. – Встаньте, – сказала она Риверсу, нахмурясь. Станнис Баратеон скоро тоже выступит в поход, и да помогут им всем боги. – Долго ли лорду Тайвину до нас? – Дня три или четыре, трудно сказать. Мы следим за всеми дорогами, но лучше не мешкать. Мешкать не стали. Риверс быстро свернул лагерь, и они двинулись дальше все вместе, теперь около пятидесяти человек, под лютоволком, прыгающей форелью и двумя башнями. Ее люди хотели услышать побольше о победе Робба, и Риверс не заставил себя просить. – В Риверран пришел певец, именующий себя Раймунд Рифмач, и спел нам об этой битве. Вечером вы сами услышите его, миледи. «Волк в ночи» – так называется песня. Риверс рассказал, как остатки войска сира Стаффорда отступили в Ланниспорт. Без осадных машин штурмовать Утес Кастерли нельзя, но Молодой Волк отплатил Ланнистерам за разорение Речных земель. Лорды Карстарк и Гловер отправились вдоль побережья, леди Мормонт захватила тысячи голов скота и теперь гонит их к Риверрану. Большой Джон занял золотые копи у Кастамере, Впадины Нанн и холмов Пендрика. Сир Вендел засмеялся. – Ланнистера ничто так не раззадорит, как угроза лишиться своего золота. – Как королю удалось взять Зуб? – спросил сир Первин Фрей своего сводного брата. – Это сильная крепость, и она бдительно охраняет дорогу через холмы. – Он и не думал его брать – просто взял и обошел его ночью. Говорят, дорогу ему указал лютоволк, этот его Серый Ветер. Зверь нашел козью тропу, идущую по ущелью и вдоль хребта, извилистую и каменистую, но достаточно широкую, чтобы проехать по ней гуськом. Ланнистеры на своих сторожевых башнях даже и не глядели в ту сторону. – Риверс понизил голос. – Рассказывают, что после битвы король вырезал сердце Стаффорда Ланнистера и скормил его волку. – Я не верю этим россказням, – резко сказала Кейтилин. – Мой сын не дикарь. – Как скажете, миледи. Однако зверь это заслужил. Он ведь не простой волк. Большой Джон говорит, что не иначе, как старые боги Севера послали этих лютоволков вашим детям. Кейтилин вспомнила день, когда ее мальчики нашли волчат в снегу позднего лета. Пятеро их было, три самца и две самочки, для законных детей Старка… и шестой, белый и красноглазый, для бастарда Джона Сноу. Да, не простые это волки. Совсем не простые. Когда они остановились на ночлег, Бриенна пришла к ней в палатку. – Миледи, теперь вы в безопасности среди своих, в одном дне езды от замка вашего брата. Позвольте мне вас покинуть. Вряд ли стоило этому удивляться. Девушка всю дорогу держалась замкнуто и почти все время проводила с лошадьми, расчесывала их и удаляла камни из копыт. Еще она помогала Шадду стряпать и потрошить дичь, а охотиться умела не хуже мужчин. О чем бы ни попросила ее Кейтилин, Бриенна со всем справлялась ловко и без жалоб и отвечала вежливо, когда к ней обращались, но сама не разговаривала ни с кем, никогда не плакала и не смеялась. Она ехала рядом с ними все дни и спала рядом все ночи, но так и не стала одной из них. «Она и у Ренли так себя вела, – подумала Кейтилин. – И на пиру, и на турнире, даже в шатре короля со своими собратьями из Радужной гвардии. Она воздвигла вокруг себя стену повыше винтерфеллских». – Но куда же ты поедешь, если оставишь нас? – Обратно. В Штормовой Предел. – Одна. – Это не был вопрос. Широкое лицо Бриенны, как тихая вода, не выдавало того, что скрывалось в глубинах. – Да. – Ты хочешь убить Станниса. Бриенна сжала толстыми мозолистыми пальцами рукоять меча, принадлежавшего прежде королю. – Я поклялась. Поклялась трижды. Вы слышали. – Да, слышала. – Кейтилин знала, что девушка, выбросив свою окровавленную одежду, сохранила радужный плащ. Все свои вещи она оставила в лагере, и ей пришлось довольствоваться тем, что смог уделить ей сир Вендел, – все остальные были для нее слишком мелки. – Клятву нужно держать, я согласна, но Станнис окружен большим войском, и его телохранители тоже дали клятву – защищать его. – Я не боюсь его стражи. Я способна справиться с любым из них. Напрасно я бежала. – Вот, значит, что тебя беспокоит – как бы какой-нибудь дурак не счел тебя трусливой? – Кейтилин вздохнула. – Ты не повинна в смерти Ренли. Ты храбро служила ему, но если ты последуешь за ним в землю, то никому этим не послужишь. – Кейтилин протянула руку, желая приласкать Бриенну и утешить. – Я знаю, как тебе тяжело… Бриенна стряхнула ее руку: – Этого никто не может знать. – Ошибаешься, – резко возразила Кейтилин. – Каждое утро, просыпаясь, я вспоминаю, что Неда больше нет. Я не владею мечом, но это не значит, что я не мечтаю въехать в Королевскую Гавань и стиснуть белое горло Серсеи Ланнистер и давить, пока ее лицо не почернеет. «Красотка» подняла глаза, единственное, что было в ней красивым. – Если вы мечтаете об этом, почему хотите меня удержать? Из-за того, что Станнис сказал во время переговоров? Может быть, и правда из-за того? Кейтилин посмотрела наружу, где расхаживали с копьями в руках двое часовых. – Меня учили, что добрые люди должны сражаться со злом этого мира, а убийство Ренли – безусловное зло. Но меня учили также, что королей создают боги, а не людские мечи. Если Станнис не имеет права быть королем… – Конечно, не имеет. И Роберт не имел – Ренли сам так говорил. Настоящего короля убил Джейме Ланнистер, а Роберт еще до этого разделался с наследником престола на Трезубце. Где же тогда были боги? Богам до людей столько же дела, сколько королям до крестьян. – Хороший король заботится и о своих крестьянах. – Лорд Ренли… его милость… он был бы лучшим из королей, миледи… он был так добр, он… – Его больше нет, Бриенна, – сказала Кейтилин как могла мягко. – Остались Станнис, Джоффри… и мой сын. – Но он ведь… он не станет заключать мир со Станнисом, правда? Не склонит колено? Вы не… – Скажу тебе правду, Бриенна: я не знаю. Если мой сын король, то я не королева… просто мать, которая стремится защитить своих детей по мере сил. – Я не создана для материнства. Сражаться – вот мой удел. – Так сражайся… но за живых, а не за мертвых. Враги Ренли и Роббу враги. Бриенна потупилась, переминаясь на месте: – Вашего сына я не знаю, миледи. Но вам я готова служить, если вы меня примете. – Мне? Но почему? – опешила Кейтилин. Бриенну ее вопрос тоже озадачил. – Вы помогли мне – там, в шатре, когда они подумали, что я… что я… – Ты пострадала безвинно. – Все равно вы не обязаны были этого делать. Вы могли бы дать им убить меня – ведь я вам никто. «Быть может, я просто не захотела остаться единственной, кто знает темную правду о том, что там произошло». – Бриенна, мне служили многие благородные леди, но таких, как ты, у меня еще не было. Ведь я не боевой командир. – Но вы мужественная. Пускай это не воинское мужество, а женское, что ли. И мне думается, что, когда время придет, вы не станете меня удерживать. Обещайте мне это – что не будете препятствовать мне убить Станниса. Кейтилин до сих пор слышала слова Станниса о том, что час Робба еще настанет. Они пронизывали ей затылок, как холодное дыхание. – Хорошо. Когда время придет, я не стану тебя удерживать. Бриенна, неуклюже опустившись на колени, обнажила длинный меч Ренли и положила его у ног Кейтилин. – Тогда я ваша, миледи. Ваш вассал… и все, что вам будет угодно. Я буду прикрывать вашу спину, подавать вам советы и отдам за вас жизнь в случае нужды. Клянусь в этом старыми богами и новыми. – А я клянусь, что у тебя всегда будет место близ моего очага и мясо и мед за моим столом, и обещаю не требовать от тебя службы, которая могла бы запятнать твою честь. Клянусь в этом старыми богами и новыми. Встань. – Взяв руки Бриенны в свои, Кейтилин не сдержала улыбки. «Недаром я столько раз видела, как Нед принимает присягу. Что-то он сказал бы, увидев теперь меня?» Назавтра во второй половине дня они переправились через Красный Зубец выше Риверрана, где река, закладывая широкую излучину, была мутной и мелкой. Брод охранял смешанный отряд лучников и копейщиков с орлиной эмблемой Маллистеров. Увидев знамена Кейтилин, они вышли из-за своего частокола и послали на тот берег человека, чтобы помочь ей переправиться. – Потихоньку, миледи, – предупредил он, взяв ее коня под уздцы. – Мы накидали на дно железных шипов, а на берегу полно колючек. Так на каждом броде, по приказу вашего брата. Эдмар готовится к бою. От этой мысли ей стало нехорошо, но она промолчала. Между Красным Зубцом и Камнегонкой они влились в поток простонародья, идущего в Риверран. Одни гнали перед собой скотину, другие толкали тележки, но все уступали Кейтилин дорогу, приветствуя ее криками «Талли!» или «Старк!». В полумиле от замка они проехали через большой лагерь с алым знаменем Блэквудов над палаткой лорда. Лукас расстался с ними, чтобы повидаться со своим отцом, лордом Титосом, остальные поехали дальше. Кейтилин заметила на северном берегу Камнегонки второй лагерь, где развевались знакомые штандарты – танцующая дева Марка Пайпера, пахарь Дарри, сплетенные, красные с белым, змеи Пэгов. Все это были знаменосцы ее отца, лорды Трезубца. Почти все они уехали из Риверрана еще до нее, чтобы защитить собственные земли. Если они вернулись снова, значит, это Эдмар вызвал их. Да помилуют нас боги, так и есть. Он намерен дать бой лорду Тайвину. Еще издали она увидела, что на стенах Риверрана болтается что-то темное. Когда они подъехали поближе, стали видны мертвецы, висящие на длинных пеньковых веревках, с черными распухшими лицами. Воронье клевало их, и червонные плащи ярко выделялись на фоне сложенных из песчаника стен. – Каких-то Ланнистеров повесили, – заметил Хал Моллен. – Отрадное зрелище, – весело воскликнул сир Вендел Мандерли. – Наши друзья начали без нас, – пошутил Первин Фрей, и все засмеялись, кроме Бриенны, которая смотрела на повешенных не мигая, молча и без улыбки. «Если они умертвили Цареубийцу, мои дочери тоже все равно что мертвы». Кейтилин пришпорила коня, пустив его рысью. Хал Моллен и Робин Флинт галопом промчались мимо, окликая стражников у ворот. На стенах, несомненно, уже разглядели ее знамена, потому что решетка была поднята. Эдмар выехал из замка ей навстречу в сопровождении трех вассалов ее отца – толстобрюхого сира Десмонда Грелла, мастера над оружием, Утерайдса Уэйна, управляющего, и сира Робина Ригера, высокого лысого капитана стражи. «Все трое ровесники лорда Хостера, всю жизнь прослужившие ему, – старики», – осознала вдруг Кейтилин. Эдмар был в красно-синем плаще поверх камзола, расшитого серебряными рыбами. Судя по его виду, он не брился с тех самых пор, как она уехала на юг, – зарос до самых глаз. – Кет, как хорошо, что ты вернулась благополучно. Услышав о смерти Ренли, мы стали бояться за твою жизнь. А тут еще и лорд Тайвин выступил в поход. – Да, мне уже сказали. Как там наш отец? – То полегчает как будто, то… – Эдмар покачал головой. – Он о тебе спрашивал. Я не знал, что ему сказать. – Тотчас же навещу его. Были какие-нибудь вести из Штормового Предела после гибели Ренли? Или из Горького Моста? – К путникам вороны прилететь не могут, и Кейтилин не знала, что оставила позади. – Из Горького Моста – ничего. Из Штормового Предела тамошний кастелян сир Кортни Пенроз прислал трех птиц все с той же просьбой о помощи. Станнис осадил его с суши и с моря. Сир Кортни предлагает свою поддержку любому королю, который прорвет осаду. Пишет, что боится за мальчика. Не знаешь ли ты, о каком мальчике речь? – Это Эдрик Шторм, – сказала Бриенна. – Незаконный сын Роберта. Эдмар посмотрел на нее с любопытством. – Станнис пообещал, что гарнизон замка сможет уйти, и он не принесет им никакого вреда, при условии, что они сдадут крепость в течение двух недель и доставят мальчика ему. Но сир Кортни не согласился. Рискует всем ради бастарда, который ему даже не родня. – Ты что-нибудь ответил ему? – Зачем, раз мы не можем предложить ему ни помощи, ни надежды? Да и Станнис нам не враг. – Миледи, – молвил сир Робин Ригер, – не скажете ли вы нам, каким образом умер лорд Ренли? Об этом ходят самые странные слухи. – Одни говорят, что Ренли убила ты, Кет, другие – что это сделала какая-то женщина с юга. – Взгляд Эдмара остановился на Бриенне. – Мой король был убит, – тихо ответила та, – но не леди Кейтилин. Клянусь в этом моим мечом, клянусь богами старыми и новыми. – Это Бриенна Тарт, дочь лорда Сельвина Вечерняя Звезда, служившая в Радужной гвардии Ренли, – пояснила Кейтилин. – Бриенна, имею честь представить тебе моего брата сира Эдмара Талли, наследника Риверрана. Его управляющий Утерайдс Уэйн, сир Робин Ригер, сир Десмонд Грелл. Мужчины выразили свое удовольствие от знакомства с ней, и девушка покраснела – даже самая обыкновенная любезность смущала ее. Эдмар, видимо, счел ее весьма странной леди, но из галантности ничем этого не проявил. – Бриенна была при Ренли, когда он был убит, и я тоже, – сказала Кейтилин, – но в его смерти мы не повинны. – Она не хотела говорить о тени здесь, при всем народе, и вместо этого спросила: – Что это за люди, которых вы повесили? Эдмар замялся: – Они приехали с сиром Клеосом, когда он привез ответ королевы на наше мирное предложение. – Вы убили посланников?! – поразилась Кейтилин. – Фальшивых посланников. Они поклялись мне в своих мирных намерениях и отдали оружие, поэтому я позволил им свободно передвигаться по замку. Три ночи, пока я вел беседы с сиром Клеосом, они ели мое мясо и пили мой мед – а на четвертую попытались освободить Цареубийцу. Вон тот детина, – Эдмар указал вверх, – убил двух стражей голыми руками, сгреб их за шеи и разбил череп о череп, а тот тощий парнишка рядом с ним отпер дверь Цареубийцы куском проволоки, да проклянут его боги. Тот, в конце, был чем-то вроде лицедея – он подделался под мой голос и приказал открыть Речные ворота. Все трое клянутся, что приняли его за меня, – Энгер, Делп и Длинный Лью. По мне, так совсем не похоже, но эти олухи все-таки подняли решетку. «Это работа Беса, – подумала Кейтилин, – чувствуется та же самая хитрость, которую он проявил в Орлином Гнезде». Раньше она считала Тириона наименее опасным из всех Ланнистеров, но теперь не была в этом уверена. – Как же ты их поймал? – Меня, видишь ли, в ту пору не было в замке – я поехал за Камнегонку… – К какой-нибудь бабе. Рассказывай дальше. Щеки Эдмара стали красными. Как его борода. – Был предрассветный час, и я возвращался назад. Длинный Лью, увидев мою лодку и узнав меня, наконец-то задал себе вопрос, кто же это внизу отдает ему приказы, и поднял крик. – Цареубийцу ведь задержали, правда? Скажи, что да! – Задержали, хотя и с трудом. Джейме, завладев чьим-то мечом, убил Поула Пемфорда и Майлса, оруженосца сира Десмонда, а Делпа ранил так тяжело, что мейстер Виман и за его жизнь не ручается. Там завязалась настоящая битва. Услышав звон стали, некоторые из красных плащей бросились ему на помощь, хотя и были безоружны. Их я повесил рядом с четырьмя устроителями побега, а остальных бросил в темницу, как и Джейме. Больше уж он не убежит. Он сидит в подземелье, в цепях, прикованный к стене. – А Клеос Фрей? – Клянется, что ничего не знал о заговоре. Кто его разберет. Он наполовину Ланнистер, наполовину Фрей – лживая порода и те, и другие. Я поместил его в башню, где прежде сидел Джейме. – Ты говоришь, он привез условия мира? – Если их можно так назвать. Тебе они придутся по вкусу не больше, чем мне, сама увидишь. – Можем ли мы надеяться на помощь с юга, леди Старк? – спросил Утерайдс Уэйн, управляющий ее отца. – Это обвинение в кровосмесительном блуде… лорд Тайвин такого не потерпит. Он захочет очистить имя своей дочери кровью ее обвинителя. Лорд Станнис должен это понимать. У него нет другого выхода, кроме как объединиться с нами. Станнис объединился с силой более темной и могущественной… – Мы поговорим об этом после. – Кейтилин переехала подъемный мост, оставив позади мрачную вереницу повешенных гвардейцев. Брат ехал рядом с ней. В кишащем народом верхнем дворе какой-то голый малыш сунулся прямо под ноги лошадям. Кейтилин натянула поводья, чтобы не растоптать его, и огляделась. В замок впустили сотни простого люда, и вдоль стен стояли шалаши. Дети шмыгали повсюду, и двор был полон коровами, овцами и курами. – Что это за люди? – Мои люди. Им страшно, и они пришли сюда. «Только мой добрый братец мог впустить все эти лишние рты в замок, который того и гляди подвергнется осаде». Кейтилин знала, что у Эдмара мягкое сердце, порой ей казалось, что мозги у него еще мягче. Она любила его за это, но все же… – Нельзя ли послать к Роббу ворона? – Он в поле, миледи, – ответил сир Десмонд. – Птица его не найдет. Утерайдс Уэйн кашлянул. – Перед отъездом молодой король повелел нам отправить вас по возвращении в Близнецы, леди Старк. Он хочет, чтобы вы поближе познакомились с дочерьми лорда Уолдера, дабы помочь ему выбрать невесту, когда придет время. – Мы снабдим тебя свежими лошадьми и провизией, – добавил брат. – Ты, конечно, захочешь отдохнуть, прежде чем… – Я останусь здесь. – Кейтилин спешилась. Она не собиралась покидать Риверран и умирающего отца ради того, чтобы выбрать Роббу жену. «Робб не хочет подвергать меня опасности, и упрекать его за это нельзя, но уж слишком неуклюжий предлог он для этого выбрал». – Мальчик, – позвала она, и конюшонок подбежал, чтобы принять у нее коня. Брат соскочил с седла. Он был на голову выше, но для нее всегда оставался младшеньким. – Кет, – огорченно сказал он, – сюда идет лорд Тайвин… – Он идет на запад, чтобы защитить собственные земли. Если мы закроем ворота и спрячемся за стенами, он пройдет мимо, не причинив нам вреда. – Это земля Талли – и если лорд Тайвин Ланнистер полагает, что может ходить по ней, когда ему вздумается, я докажу ему, что он ошибается. Так же, как доказал его сыну? Ее брат бывал незыблем, как речной утес, когда задевали его гордость, но оба они помнили, как сир Джейме расколошматил войско Эдмара в недавнем бою. – Встретившись с лордом Тайвином в поле, мы ничего не приобретем, а потерять можем все, – тактично ответила Кейтилин. – Двор – не место для обсуждения моих военных планов. – Хорошо. Где же нам тогда поговорить? Брат потемнел, и она подумала, что сейчас он сорвется, но он только буркнул: – В богороще – если ты настаиваешь. Она последовала за ним по галерее к воротам богорощи. В гневе Эдмар всегда бывал угрюм. Кейтилин жалела, что огорчила его, но дело было слишком важным, чтобы нянчиться с его гордостью. Когда они вдвоем прошли под сень деревьев, брат обернулся к ней лицом. – У тебя недостаточно сил для встречи с Ланнистером в поле, – сказала она напрямик. – Когда подойдут все, у меня будет восемь тысяч пехоты и три конницы. – Почти вдвое меньше, чем у лорда Тайвина. – Робб выигрывал битвы с худшим перевесом, и у меня есть план. Ты забыла о Русе Болтоне. Лорд Тайвин разбил его на Зеленом Зубце, но преследовать не стал. Когда лорд Тайвин удалился в Харренхолл, Болтон занял Рубиновый брод и перекресток дорог. С ним десять тысяч человек. Я послал Хелману Толхарту приказ присоединиться к нему с гарнизоном, который Робб оставил в Близнецах… – Эдмар, Робб оставил этих людей держать Близнецы и обеспечить нам преданность лорда Уолдера. – Он и так нам предан, – упрямо сказал Эдмар. – Фреи храбро сражались в Шепчущем лесу, а старый сир Стеврон, как мы слышали, погиб при Окскроссе. Сир Риман, Уолдер Черный и остальные сейчас на западе с Роббом, Мартин отменно служит нам в качестве разведчика, сир Первин сопровождал тебя к Ренли. Большего с них и требовать нельзя, праведные боги! Робб помолвлен с одной из дочерей лорда Уолдера, Русе Болтон, я слышал, женат на другой. И разве ты не взяла в воспитанники двух его внуков? – Воспитанник в случае нужды легко может стать заложником. – Она не знала ни о смерти сира Стеврона, ни о женитьбе Болтона. – Что ж, раз у нас имеются двое заложников, лорд Уолдер тем более не посмеет сыграть с нами шутку. Болтону нужны люди Фрея – и люди сира Хелмана тоже. Я приказал им взять Харренхолл. – Кровопролитная задача. – Зато когда замок падет, отступать лорду Тайвину будет некуда. Мои собственные люди станут у бродов на Красном Зубце и не дадут ему переправиться. Если он попытается форсировать реку, его постигнет участь Рейегара, когда тот попробовал перейти Трезубец. Если останется на берегу, он окажется между Риверраном и Харренхоллом, а когда Робб вернется с запада, мы разделаемся с ним раз и навсегда. Голос брата звучал уверенно, но Кейтилин пожалела о том, что Робб взял с собой ее дядю Бриндена. Черная Рыба – ветеран полусотни битв, а Эдмар побывал лишь в одной, да и ту проиграл. – Это хороший план, – завершил он. – Лорд Титос так говорит, и лорд Джонос тоже. А уж если Блэквуд с Бракеном на чем-то сошлись, значит, дело это верное. – Будь по-твоему. – Кет ощутила внезапную усталость. Возможно, она напрасно перечит ему. Возможно, его план великолепен, а ее предчувствия – всего лишь женские страхи. Хорошо бы здесь был Нед, или дядя Бринден, или… – Ты не спрашивал, что думает об этом отец? – Отец не в том состоянии, чтобы заниматься стратегией. Два дня назад он рассуждал о том, как выдаст тебя за Брандона Старка. Пойди к нему сама, если мне не веришь. Мой план себя покажет, Кет, – вот увидишь. – Надеюсь на это, Эдмар. От всей души надеюсь. – Она поцеловала его в щеку, чтобы подтвердить свои слова, и отправилась к отцу. Лорд Хостер Талли почти не изменился с тех пор, как она его оставила, – он лежал изможденный, бледный, с липкой кожей. В комнате одинаково сильно пахло застарелым потом и лекарствами – болезнью. Когда Кейтилин раздвинула занавески, отец с тихим стоном открыл глаза. Он смотрел на нее, словно не понимая, кто она и что ей нужно. – Отец. – Она поцеловала его. – Я вернулась. Он как будто узнал ее и прошептал, едва шевеля губами: – Ты пришла. – Да. Робб посылал меня на юг, но я вернулась. – Как на юг… разве Орлиное Гнездо на юге, милая? Я не помню… ох, душа моя, я так боялся… ты простила меня теперь? – По щекам у него покатились слезы. – Ты не сделал ничего, что нуждалось бы в прощении, отец. – Она погладила его редкие белые волосы и пощупала лоб. Лихорадка продолжала сжигать его изнутри, несмотря на все снадобья мейстера. – Так лучше для тебя, – прошептал отец. – Джон хороший человек… сильный и добрый… он позаботится о тебе… и рода знатного. Слушай меня, я твой отец… ты выйдешь замуж вслед за Кет. Вот и весь сказ… «Он принимает меня за Лизу», – поняла Кейтилин. Боги праведные, он говорит с ней как с незамужней девицей. Отец стиснул ее руки в своих, трепещущих, как две большие белые испуганные птицы. – Этот несчастный юнец… не произноси его имени… твой долг… твоя мать тоже… – Лорд Хостер вскрикнул в приступе боли. – О, да простят меня боги, дай мое лекарство. Мейстер Виман поднес чашу к его губам. Лорд Хостер стал сосать густую белую жидкость жадно, как дитя сосет грудь, и мир снова снизошел на него. – Теперь он будет спать, миледи, – сказал мейстер, когда чаша опустела. Маковое молоко оставило белую пленку на губах отца, и мейстер вытер ее рукавом. Кейтилин не могла больше смотреть на это. Она помнила, каким сильным и гордым человеком был Хостер Талли, и ей больно было видеть, как он пал. Она вышла на террасу. Во дворе толпились и шумели беженцы, но реки за стенами замка текли вдаль все такие же чистые. Это его реки, и скоро он отплывет в свой последний путь. Мейстер Виман вышел вслед за ней. – Миледи, я не могу более оттягивать его конец. Надо послать гонца за его братом. Я знаю, сир Бринден желал бы этого. – Да, – осипшим от горя голосом сказала Кейтилин. – Возможно, и леди Лиза тоже? – Лиза не приедет. – Быть может, если бы вы написали ей сами… – Извольте, напишу. – «Кто же он был, Лизин “несчастный юнец”? Какой-нибудь молодой оруженосец или межевой рыцарь скорее всего… хотя судя по тому, как рьяно отвергал его лорд Хостер, это мог быть купеческий сын или незаконнорожденный подмастерье, даже певец. Лиза всегда питала слишком большое пристрастие к певцам. Впрочем, винить ее трудно. Джон Аррен был на двадцать лет старше нашего отца, хотя и хорошего рода». Башня, которую отдал в ее распоряжение брат, была та самая, где они с Лизой жили в девушках. Хорошо будет снова поспать на перине, у теплого очага. Она отдохнет, и мир покажется ей менее унылым. Но у ее комнат ждал Утерайдс Уэйн с двумя женщинами в сером, с капюшонами, опущенными до самых глаз. Кейтилин сразу поняла, зачем они здесь. – Нед?! Сестры опустили глаза, а Утерайдс сказал: – Сир Клеос привез его из Королевской Гавани, миледи. – Отведите меня к нему, – приказала она. Его положили на козлы и покрыли знаменем, белым знаменем Старков с серым лютоволком на нем. – Я хочу посмотреть на него, – сказала Кейтилин. – Это лишь кости его, миледи. – Я хочу посмотреть на него. Одна из Молчаливых Сестер откинула знамя. «Да, кости. Это не Нед, не мужчина, которого я любила, не отец моих детей». Руки сложены на груди, костяные пальцы охватывают рукоять длинного меча – но это не руки Неда, такие сильные и полные жизни. Они обрядили эти кости в камзол Неда, в тонкий белый бархат с эмблемой лютоволка на груди, но не осталось на них теплой плоти, где столько ночей покоилась ее голова, не осталось мышц на руках, обнимавших ее. Голову прикрепили к телу тонкой серебряной проволокой, но все черепа похожи один на другой, и нет больше в глазницах темно-серых глаз ее лорда, которые могли быть мягкими, как туман, и твердыми, как камень. Они скормили его глаза воронам, вспомнила она. Кейтилин отвернулась: – Это не его меч. – Меч нам не вернули, миледи, – сказал Утерайдс. – Только кости лорда Эддарда. – Полагаю, мне следует поблагодарить королеву хотя бы за это. – Благодарите Беса, миледи. Это он распорядился. «Когда-нибудь я отблагодарю их всех». – Спасибо вам за службу, сестры, – сказала Кейтилин, – но я должна возложить на вас еще одно поручение. Лорд Эддард был Старком, и кости его должны покоиться под Винтерфеллом. – Они сделают его статую, его каменное подобие, которое будет сидеть там во тьме с лютоволком у ног и мечом на коленях. – Дайте сестрам свежих лошадей и все прочее, что понадобится им для путешествия, – сказала она Утерайдсу. – Хал Моллен проводит их в Винтерфелл, где ему надлежит быть как капитану гвардии. – Она посмотрела на то, что осталось от ее лорда и ее любви. – А теперь оставьте меня все. В эту ночь я буду с Недом одна. Женщины в сером наклонили головы. «Молчаливые Сестры не разговаривают с живыми, – тупо подумала Кейтилин, – но кое-кто говорит, что они способны разговаривать с мертвыми». О, как она завидовала им… Дейенерис Занавески отгораживали ее от пыли и зноя улицы, но не могли оградить от разочарования. Дени устало забралась в носилки, радуясь, что может укрыться от бесчисленных глаз квартийцев. – Дорогу, – крикнул Чхого с коня, щелкнув своим кнутом. – Дорогу Матери Драконов. Ксаро Ксоан Даксос, откинувшись на прохладные атласные подушки, разлил рубиново-красное вино по двум кубкам из яшмы и золота рукой твердой и уверенной, несмотря на покачивание паланкина. – Я вижу глубокую печаль на твоем лице, свет любви моей. – Он подал ей кубок. – Не о несбывшейся ли мечте ты печалишься? – Исполнение моей мечты откладывается, только и всего. – Тугой серебряный обруч натирал Дени горло. Она расстегнула его и отбросила прочь. Обруч был украшен волшебным аметистом, который, как уверял Ксаро, оградит ее от яда. Чистокровные славились тем, что подавали отравленное вино людям, которых считали опасными, но Дени они предложили только чашу с водой. «Они не видят во мне королеву, – с горечью думала она. – Для них я всего лишь мимолетное развлечение, табунщица с диковинной зверюшкой». Рейегаль зашипел и вонзил острые коготки в ее голое плечо, когда она протянула руку за кубком. Поморщившись, она пересадила его на другое плечо, прикрытое тканью. Она оделась по квартийскому обычаю. Ксаро предупредил ее, что дотракийку Чистокровные слушать не станут, поэтому она предстала перед ними в плотном зеленом шелке с одной открытой грудью, серебряных сандалиях и шнуром черно-белого жемчуга вокруг талии. «За ту помощь, что я от них получила, можно было явиться туда голой. Возможно, так и следовало поступить…» Она отпила большой глоток. Потомки древних королей и королев Кварта, Чистокровные командовали Гражданской Гвардией и флотилией нарядных галей, охранявшей проливы между морями. Дейенерис Таргариен нуждалась в этом флоте, по крайней мере в части его, а также в солдатах. Она совершила традиционное жертвоприношение в Храме Памяти, вручила традиционную взятку Хранителю Длинного Списка, послала традиционную хурму Открывателю Дверей и наконец получила традиционные туфли из голубого шелка, чтобы войти в Чертог Тысячи Тронов. Чистокровные выслушали ее просьбу с высоких седалищ своих предков, которые поднимались ярусами от мраморного пола до купола, расписанного сценами былой славы Кварта. Троны, покрытые замысловатой резьбой, блистали позолотой и каменьями – янтарем, ониксом, ляпис-лазурью и яшмой. Каждый чем-то отличался от всех остальных и стремился перещеголять их сказочной роскошью. Но люди, восседавшие на них, были столь вялыми и утомленными, что казалось, будто они спят. Они слушали ее, но не слышали – или им было все равно. Вот уж поистине молочные души. Они и не собирались помогать ей. Пришли из одного любопытства. Собрались от скуки, и дракон на плече Дени занимал их больше, чем она сама. – Перескажи мне слова Чистокровных, – попросил Ксаро Ксоан Даксос. – Что в их речах столь опечалило королеву моего сердца? – Они сказали «нет». – Вино имело вкус гранатов и жарких летних дней. – С величайшей учтивостью, конечно, но под всеми красивыми словами это все-таки «нет». – Ты льстила им? – Самым бессовестным образом. – Ты плакала? – Кровь дракона не плачет, – возмутилась она. – Надо было поплакать, – вздохнул Ксаро. Квартийцы плакали часто и с большой легкостью – это считалось признаком просвещенного человека. – Так что же они сказали, люди, взявшие наши деньги? – Матос не сказал ничего, Венделло похвалил мою манеру говорить, Блистательный отказал мне вместе с остальными, но после заплакал. – Какое вероломство – а еще квартийцы. – Ксаро сам не принадлежал к Чистокровным, но научил ее, кому и сколько дать. – Прольем же слезу над предательской натурой людей. Дени скорее пролила бы слезу над своим золотом. На взятки, которые она дала Матосу Малларавану, Венделло Кар Диту и Эгону Эмеросу, Блистательному, можно было купить корабль или завербовать два десятка наемников. – А что, если я пошлю сира Джораха с требованием вернуть мои подарки? – А что, если ночью в мой дворец явится один из Жалостливых и убьет тебя во сне? – Жалостливые были древней священной гильдией убийц и назывались так потому, что всегда шептали жертве «Сожалею», прежде чем убить ее. Вежливость – отличительная черта квартийцев. – Верно говорят: легче подоить Каменную Корову Фароса, чем выжать золото из Чистокровных. Дени не знала, что такое Фарос, но каменных коров в Кварте было полно. Купеческие старшины, нажившие огромные богатства на морской торговле, делились на три соперничающие фракции: Гильдию торговцев пряностями, Турмалиновое Братство и Тринадцать, в число которых входил Ксаро. Все три постоянно боролись за первенство как друг с другом, так и с Чистокровными. А где-то позади таились колдуны, синегубые и могущественные, – их редко видели, но очень боялись. Без Ксаро Дени совсем пропала бы. Золотом, которое она истратила, чтобы открыть двери Чертог Тысячи Тронов, она была обязана его щедрости и хитроумию. Слух о живых драконах распространялся по всему востоку, и все больше путников прибывало, чтобы удостовериться в нем, – а Ксаро следил за тем, чтобы и великие, и малые приносили дары Матери Драконов. Ручеек, проложенный им, скоро превратился в поток. Капитаны судов несли мирийское кружево, сундуки с шафраном из И Ти, янтарь и драконово стекло из Асшая. Купцы дарили мешки с деньгами, серебряных дел мастера – кольца и цепочки. Дудари дудели для нее, акробаты кувыркались, жонглеры жонглировали, красильщики рядили ее в цвета, о которых она прежде понятия не имела. Двое джогоснхайцев привели ей в дар свирепую полосатую зебру из своих краев. Вдова принесла высохший труп своего мужа, покрытый коркой посеребренных листьев – считалось, что такие останки имеют великую силу, особенно если покойник был колдуном, как этот. А Турмалиновое Братство поднесло Дени корону в виде трехглавого дракона – туловище золотое, крылья серебряные, головы из яшмы, слоновой кости и оникса. Только корону она и оставила у себя – остальное продала, чтобы собрать мзду для Чистокровных. Ксаро хотел продать и корону, обещая, что Тринадцать подарят ей другую, гораздо лучше, но Дени не позволила. «Визерис продал корону моей матери, и его прозвали попрошайкой. Я сохраню свою – пусть меня называют королевой». Так она и сделала, хотя от тяжести короны у нее болела шея. «В короне или нет, я все-таки попрошайка. Самая великолепная на свете, однако побирушка». Ей это было ненавистно – ее брат, должно быть, испытал то же самое. Годами бегать из города в город, на шаг опережая ножи узурпатора, прося о помощи архонтов, принцев и магистров, лестью добывая свое пропитание. Он не мог не знать, как над ним насмехаются. Не диво, что он так ожесточился, а в конце концов совсем обезумел. «И со мной будет то же самое, если я позволю». Часть ее души ничего так не желала, как увести свой народ обратно в Ваэс Толорро и заставить этот мертвый город расцвести. Нет, это было бы поражением. «У меня есть то, чего никогда не было у Визериса: драконы. С ними у меня все будет по-другому». Она погладила Рейегаля, и зеленый дракон прикусил ей руку. Снаружи кипел и шумел город – мириады его голосов сливались в единый звук, подобный рокоту моря. – Дорогу, молочные люди, дорогу Матери Драконов, – кричал Чхого, и квартийцы расступились – хотя, возможно, причиной этому были скорее быки, чем его крик. Дени иногда видела его сквозь щель в занавесках. Верхом на сером жеребце, он погонял быков кнутом с серебряной рукояткой, который она ему подарила. Агго охранял ее с другой стороны, Ракхаро ехал во главе процессии, высматривая злоумышленников. Сира Джораха она оставила дома – стеречь драконов; опальный рыцарь противился этой ее затее с самого начала. Он никому здесь не доверяет – и правильно скорее всего. Рейегаль понюхал вино в кубке Дени, втянул голову и зашипел. – У твоего дракона хороший нюх. – Ксаро вытер губы. – Вино не из важных. Говорят, за Нефритовым морем растят золотой виноград, столь сладостный, что по сравнению с его соком все прочие вина кажутся уксусом. Давай сядем на мою прогулочную барку и поплывем пробовать его – только ты и я. – Лучшие на свете вина делают в Арборе, – заявила Дени. Лорд Редвин сражался вместе с ее отцом против узурпатора – один из тех немногих, кто остался верным до конца. «Станет ли он и за меня сражаться? Кто знает, после стольких-то лет?» – Поплывем со мной в Арбор, Ксаро, и ты испробуешь вина, подобных которым еще не пил. Но для этого нам придется сесть на боевой корабль, а не на барку. – У меня нет боевых кораблей. Война дурно сказывается на торговле. Я тебе уже много раз говорил: Ксаро Ксоан Даксос – человек мирный. «Ксаро Ксоан Даксос – золотой человек, а золото может купить мне все корабли и мечи, в которых я нуждаюсь». – Я не прошу тебя браться за меч – ссуди мне только свои корабли. – Некоторое количество торговых судов у меня имеется, это так, – скромно улыбнулся он. – Но кто скажет, сколько их? Быть может, в этот самый миг один из них тонет в каком-нибудь бурном углу Летнего моря, а другой завтра станет добычей корсаров. Кто-то из моих капитанов посмотрит на богатства в своем трюме и подумает: «Все это могло бы быть моим». Таковы опасности, подстерегающие каждого купца. Чем дольше мы говорим, тем меньше кораблей, весьма вероятно, у меня остается. Я делаюсь беднее с каждым мгновением. – Дай мне корабли, и я снова сделаю тебя богатым. – Выходи за меня замуж, свет мой, и ты будешь править кораблем моего сердца. Твоя красота лишает меня сна по ночам. Дени улыбнулась. Цветистые излияния Ксаро забавляли ее, тем более что они в корне расходились с его поведением. Сир Джорах не мог отвести глаз от ее голой груди, подсаживая ее в носилки, а Ксаро не удостаивал ее вниманием даже в столь тесном соседстве. А по его дворцу сновало, шелестя шелками, множество красивых мальчиков. – Говоришь ты сладко, Ксаро, но за твоими словами я слышу еще одно «нет». – Этот твой Железный трон кажется мне чудовищно холодным и жестким. Меня страшит мысль о зазубренном железе, терзающем твою нежную кожу. – Ксаро с драгоценными камнями в носу имел вид диковинной разноцветной птицы. Он небрежно махнул своими длинными изящными пальцами. – Пусть эта земля будет твоим королевством, о прелестнейшая из королев, а я – твоим королем. Я подарю тебе золотой трон, если захочешь. Когда Кварт наскучит мне, мы совершим путешествие вокруг И Ти и поищем волшебный город поэтов, чтобы вкусить вина мудрости из мертвого черепа. – Я намерена отправиться в Вестерос и вкусить вина мести из черепа узурпатора. – Она почесала Рейегаля под глазом, и он на миг развернул зеленые, как яшма, крылья, всколыхнув застоявшийся воздух паланкина. Одинокая слеза красиво скатилась по щеке Ксаро. – Неужели ничто не отвратит тебя от этого безумия? – Ничто. – Хотела бы она чувствовать такую же уверенность, которая звучала в ее голосе. – Если бы каждый из Тринадцати дал мне десять кораблей… – Ты получила бы сто тридцать кораблей, но некому было бы плавать на них. Правота твоего дела для простолюдинов Кварта ничего не значит. Что моим матросам до того, кто сидит на троне чужого королевства за тридевять земель отсюда? – Если я заплачу, им будет дело. – Чем же ты им заплатишь, о звезда моих небес? – Золотом, которое приносят паломники. – Это возможно, – признал Ксаро, – но такие вещи стоят дорого. Тебе придется заплатить гораздо больше, чем плачу я, а над моей расточительностью смеется весь Кварт. – Если Тринадцать не захотят мне помочь, я попрошу Гильдию торговцев пряностями или Турмалиновое Братство. Ксаро томно пожал плечами: – От них ты не получишь ничего, кроме лести и лживых посулов. В Гильдии одни притворщики и хвастуны, а в Братстве полно пиратов. – Тогда я послушаюсь Пиата Прея и пойду к колдунам. Купец резко выпрямился. – У Пиата Прея синие губы, и люди справедливо говорят, что с синих губ слетает только ложь. Послушайся того, кто тебя любит. Колдуны – погибшие создания, они едят прах и пьют тень. Они ничего не дадут тебе – им нечего дать. – Я не искала бы их помощи, если бы мой друг Ксаро Ксоан Даксос дал мне то, о чем я прошу. – Я отдал тебе свой дом и свое сердце – разве этого мало? Я дал тебе духи и гранаты, веселых обезьянок и плюющихся змей, свитки из древней Валирии, подарил голову идола и ногу чудовища. Я подарил тебе этот паланкин из слоновой кости с золотом и пару быков, чтобы возить его, – белого, как кость, и черного, как смоль, с дорогими каменьями на рогах. – Да – но мне нужны корабли и солдаты. – Разве я не подарил тебе целое войско, о прекраснейшая из женщин? Тысячу рыцарей в блестящих доспехах? Доспехи на них из серебра и золота, а сами рыцари – из яшмы и берилла, оникса и турмалина, из янтаря, опала и аметиста, и каждый с ее мизинец величиной. – Это прекрасные рыцари – вот только враги мои их не испугаются. А мои быки не могут перенести меня через море. Я… но почему мы останавливаемся? – Быки заметно сбавили ход. – Кхалиси! – крикнул Агго, и носилки, качнувшись, резко остановились. Дени приподнялась на локте и выглянула наружу. Они находились около базара, и путь загораживала толпа народу. – На что они смотрят? – Это заклинатель огня, кхалиси, – сказал Чхого, подъехав к ней. – Я тоже хочу посмотреть. – Сейчас устроим. – Чхого протянул ей руку, поднял к себе на коня и усадил перед собой, где она могла все видеть поверх голов толпы. Заклинатель построил в воздухе лестницу – трескучую рыжую лестницу из огня, которая висела над полом без всякой опоры и росла, стремясь к ажурной кровле базара. Зрители, как заметила Дени, большей частью были нездешние: матросы с торговых кораблей, купцы, прибывшие с караванами, запыленные путники из красной пустоши, наемные солдаты, ремесленники, работорговцы. Чхого, обняв ее за талию, нагнулся к ней. – Молочные люди его остерегаются, кхалиси. Видишь ту девушку в фетровой шляпе? Вон там, рядом с толстым жрецом? Она… – …карманница, – закончила Дени. Она не какая-нибудь изнеженная леди, не ведавшая о таких вещах. Она навидалась воров на улицах Вольных городов за те годы, что убегала с братом от наемных убийц узурпатора. Маг широкими взмахами рук заставлял пламя расти все выше и выше. Зрители запрокидывали головы, а карманники между тем шныряли в толпе со своими ножичками, укрытыми в ладонях, и избавляли зажиточную публику от кошельков одной рукой, другой указывая вверх. Когда огненная лестница выросла на сорок футов, маг прыгнул на нее и полез вверх, перебирая руками быстро, как обезьяна. Перекладины позади него таяли, оставляя струйки серебристого дыма. Когда он достиг вершины, лестница исчезла, и он вместе с ней. – Вот так фокус, – восхищенно воскликнул Чхого. – Это не фокус, – произнес женский голос на общем языке. Дени не разглядела в толпе Куэйту – но она стояла здесь, блестя влажными глазами из-под красной лакированной маски. – Как так не фокус, госпожа? – Полгода назад этот человек едва умел вызвать огонь из драконова стекла. Он проделывал кое-что с порохом и диким огнем – достаточно, чтобы увлечь толпу, пока его карманники делали свою работу. Он ходил по горячим углям и заставлял огненные розы цвести в воздухе, но по лестнице из огня был способен подняться не больше, чем простой рыбак – поймать кракена в свой невод. Дени с беспокойством смотрела на место, где была лестница. Теперь и дым исчез, а публика расходилась по своим делам. Скоро многие обнаружат, что их кошельки опустели. – А теперь? – Теперь его мастерство увеличилось, кхалиси, и причина этому – ты. – Я? – засмеялась Дени. – Как это возможно? Женщина подошла близко и коснулась ее запястья двумя пальцами. – Ты Матерь Драконов – так ведь? – Это так, и никакая нечисть не смеет ее трогать. – Чхого отбросил руку Куэйты прочь рукоятью кнута. Женщина отступила. – Тебе нужно поскорее покинуть этот город, Дейенерис Таргариен, иначе ты не сможешь уехать вовсе. Рука Дени зудела в том месте, где Куэйта коснулась ее. – И куда же, по-твоему, я должна уехать? – Чтобы попасть на север, ты должна отправиться на юг. Чтобы попасть на запад, должна отправиться на восток. Чтобы продвинуться вперед, надо вернуться назад, чтобы достичь света, надо пройти через тень. «Асшай, – подумала Дени. – Она хочет, чтобы я отправилась в Асшай». – Даст мне Асшай войско? – спросила она. – Или золото? Или корабли? Что есть в Асшае такого, чего нельзя найти в Кварте? – Истина, – ответила женщина в маске и с поклоном скрылась в толпе. Ракхаро презрительно фыркнул в свои вислые черные усы. – Кхалиси, лучше уж проглотить скорпиона, нежели довериться порождению теней, которое не смеет открыть лицо солнцу. Это все знают. – Это все знают, – подтвердил Агго. Ксаро наблюдал за этой сценой с подушек. Когда Дени вернулась в паланкин, он сказал: – Твои дикари мудрее, чем сами полагают. Те истины, которые можно найти в Асшае, вряд ли вызовут у тебя улыбку. – Он предложил ей еще один кубок вина и всю дорогу до дома толковал о любви, страсти и тому подобных пустяках. В тиши своих комнат Дени сняла свой наряд и облачилась в просторную хламиду из лилового шелка. Драконы проголодались, поэтому она порубила на куски тушку змеи и зажарила ее на углях. «Они растут, – подумала Дени, глядя, как они дерутся из-за обугленного мяса. – Теперь они, пожалуй, вдвое тяжелее, чем были в Ваэс Толорро. Но все равно пройдут годы, прежде чем они дорастут до войны. Притом их надо воспитать – иначе они опустошат мое королевство». Дени же, несмотря на свою таргариенскую кровь, не имела понятия, как воспитывать драконов. На закате к ней пришел сир Джорах Мормонт. – Чистокровные отказали вам? – Как ты и предсказывал. Сядь – мне нужен твой совет. – Дени усадила его на подушки рядом с собой, и Чхику принесла им чашу лиловых оливок и луковок в вине. – В этом городе вы помощи не найдете, кхалиси, – сказал сир Джорах, взяв луковку. – Каждый прошедший день все больше меня в этом убеждает. Чистокровные видят не дальше стен Кварта, а Ксаро… – Он снова просил меня стать его женой. – Да – и я знаю почему. – Когда рыцарь хмурился, его тяжелые черные брови сходились вместе над глубоко сидящими глазами. – Он грезит обо мне днем и ночью, – засмеялась она. – Простите великодушно, моя королева, но грезит он о ваших драконах. – Ксаро уверяет, что в Кварте мужчина и женщина сохраняют раздельную собственность после свадьбы. Драконы мои и больше ничьи. – Дрогон проскакал по мраморному полу и залез на подушку рядом с ней. – Да, это правда, но он забыл упомянуть кое о чем. У квартийцев есть любопытный свадебный обычай. В день бракосочетания жена может попросить мужа о подарке – и если у него есть то, чего она желает, он обязан удовлетворить ее просьбу. А муж может о том же попросить жену. Просить можно только одну вещь – но какой бы она ни была, отказывать нельзя. – Одну вещь. И отказывать нельзя? – С одним драконом Ксаро Ксоан Даксос станет правителем этого города, а вам от одного корабля пользы будет немного. Дени откусила от луковицы, грустно размышляя о вероломстве мужчин. – На обратном пути из Чертога Тысячи Тронов мы проехали через базар. Там была Куэйта. – Дени рассказала Мормонту о заклинателе огня, огненной лестнице и о том, что сказала ей женщина в красной маске. – Я, по правде сказать, с радостью уехал бы из этого города, – сказал рыцарь, – но только не в Асшай. – Тогда куда же? – На восток. – Я и так нахожусь за тридевять земель от моего королевства. Если я уеду еще дальше на восток, то могу и вовсе не найти дорогу в Вестерос. – Ехать на запад опасно для вашей жизни. – У дома Таргариенов есть друзья в Вольных городах, – напомнила она. – Более верные, чем Ксаро или Чистокровные. – Не знаю, право, так ли это, если речь об Иллирио Мопатисе. За хорошую сумму золотом он продал бы вас, как рабыню. – Мы с братом полгода гостили у него в доме. Если бы он хотел нас продать, то уже сделал бы это. – Так ведь он вас и продал. Кхалу Дрого. Дени покраснела. Это была правда, но ей не понравилась прямота, с которой Мормонт это высказал. – Иллирио защищал нас от ножей узурпатора и верил в дело моего брата. – Иллирио верит только в дело Иллирио. Обжоры, как правило, люди жадные, а магистры известны своей неверностью. Иллирио же Мопатис – и то, и другое. Что вы, собственно, знаете о нем? – Я знаю, что он подарил мне мои драконьи яйца. – Будь ему известно, что они способны проклюнуться, он оставил бы их при себе. Это вызвало у Дени невольную улыбку. – О, в этом-то я не сомневаюсь, сир. Я знаю Иллирио лучше, чем ты думаешь. Я была ребенком, когда покинула его дом в Пентосе, чтобы выйти замуж за мое солнце и звезды, но ни слепой, ни глухой не была. А теперь я больше не ребенок. – Даже если Иллирио и друг вам, как вы полагаете, – упорствовал рыцарь, – у него недостанет сил возвести вас на трон в одиночку, как было и с вашим братом. – Он богат. Возможно, не так, как Ксаро, но достаточно богат, чтобы нанять для меня и корабли, и людей. – Наемники могут иногда пригодиться, но с подонками из Вольных городов вы отцовский трон не отвоюете. Ничто так не сплачивает расколовшееся королевство, как чужеземная армия, вторгшаяся в его пределы. – Я – их законная королева, – возразила Дени. – Вы чужестранка, которая хочет высадиться на их берег с ордой захватчиков, не говорящих даже на общем языке. Лорды Вестероса вас не знают и имеют веские причины питать к вам страх и недоверие. Вы должны завоевать их до того, как отплывете, – по крайней мере некоторых. – Как же я это сделаю, если уеду на восток по твоему совету? Мормонт съел оливку и выплюнул косточку в ладонь. – Не знаю, ваша милость, – признался он, – зато я знаю другое: чем дольше вы остаетесь на одном месте, тем легче вашим врагам будет найти вас. Имя Таргариен все еще пугает их до такой степени, что они послали человека убить вас, когда услышали, что вы ждете ребенка. Что же они сделают, узнав о ваших драконах? Дрогон свернулся у нее под рукой, горячий, как камень, пролежавший весь день под палящим солнцем. Рейегаль и Визерион сражались из-за кусочка мяса, колотя друг друга крыльями и пуская дым из ноздрей. «Свирепые мои детки. Нельзя допустить, чтобы им причинили вред». – Комета привела меня в Кварт не напрасно. Я надеялась собрать здесь войско, но дело, как видно, не в этом. В чем же тогда? – (Мне страшно, но я должна быть храброй.) – Завтра ты пойдешь к Пиату Прею. Тирион Девочка не плакала. Мирцелла Баратеон, несмотря на свои детские годы, была прирожденной принцессой. «И она Ланнистер, хотя имя у нее другое, – напомнил себе Тирион, – в ней столько же от Джейме, сколько от Серсеи». Улыбка у нее, правда, сделалась несколько судорожной, когда братья простились с ней на палубе «Быстрокрылого», но она нашла нужные слова и произнесла их с мужеством и достоинством. Это принц Томмен расплакался при расставании, а Мирцелла его утешала. Тирион наблюдал за их прощанием с высокой палубы «Молота короля Роберта», большой боевой галеи на четыреста весел. «Молот Роба», как называют его гребцы, – главная сила эскорта Мирцеллы, в который входят также «Львиная звезда», «Дерзкий ветер» и «Леди Лианна». Тирион был порядком обеспокоен, расставаясь со столь значительной частью своего и без того малочисленного флота – ведь сколько кораблей ушло с лордом Станнисом на Драконий Камень, не вернувшись больше, – но Серсея и слышать не хотела о меньшем количестве. Пожалуй, она права. Если девочку захватят в плен до Солнечного Копья, союз с дорнийцами развалится. Пока что Доран Мартелл всего лишь созвал свои знамена, но обещал, что, когда Мирцелла благополучно доберется до Браавоса, он поставит свое войско на перевалах и преградит дорогу тем лордам Марки, которые вздумают переметнуться к Станнису. Это, конечно, только стратегический ход. Мартеллы не вступят в бой, пока сам Дорн не окажется под угрозой, а Станнис не такой дурак, чтобы нападать на них. Хотя о некоторых его знаменосцах этого не скажешь. Надо будет это обдумать. Тирион прочистил горло. – Приказ вам известен, капитан. – Да, милорд. Мы должны следовать вдоль побережья, оставаясь в виду земли, до полуострова Расколотая Клешня, а от него отправиться через Узкое море в Браавос. И ни в коем случае не подходить к берегам Драконьего Камня. – А если враг все-таки заметит вас? – Если корабль один, мы должны уйти или уничтожить его. Если больше, «Дерзкий ветер» уходит с «Быстрокрылым», чтобы защищать его, а остальные принимают бой. Тирион кивнул. Если дойдет до худшего, авось маленький «Быстрокрылый» сумеет уйти от погони. Это суденышко с большими парусами быстрее любого военного корабля – так уверяет его капитан. Добравшись до Браавоса, Мирцелла будет в безопасности. Он дал ей в телохранители сира Ариса Окхарта и нанял браавосцев, чтобы проводили ее до самого Солнечного Копья. Даже Станнис поостережется ссориться с самым большим и могущественным из Вольных городов. Плыть из Королевской Гавани в Дорн через Браавос – путь не самый прямой, зато наиболее безопасный… так по крайней мере надеялся Тирион. «Если бы Станнис знал об этом отплытии, он не мог бы выбрать лучшего времени для того, чтобы послать против нас свой флот». Тирион посмотрел туда, где Черноводная вливалась в залив, и испытал облегчение, не увидев парусов на широком зеленом горизонте. Согласно последнему донесению, флот Баратеона по-прежнему стоит у Штормового Предела, где сир Кортни Пенроз продолжает держать замок именем покойного Ренли. Тем временем заградительные башни Тириона достроены только на три четверти. Люди и теперь ведут кладку, ворочая тяжелые каменные блоки, и, конечно, проклинают его за то, что он заставил их работать в праздник. Ничего, пусть ругаются. «Еще две недели, Станнис, – вот все, чего я прошу. Две недели – и все будет сделано». Племянница опустилась на колени перед верховным септоном, чтобы он благословил ее в путь. Солнце, отражаясь в его кристальной короне, бросало радужные блики на запрокинутое лицо Мирцеллы. Слов молитвы за шумом гавани не было слышно. «Надо надеяться, у богов более острый слух. Верховный септон здоров, как буйвол, а многословием и важностью превосходит даже Пицеля. Довольно, старик, заканчивай, – с раздражением думал Тирион. – У богов есть дела позанятнее, чем слушать тебя, и у меня тоже». Священнослужитель перестал наконец бубнить, и Тирион распрощался с капитаном «Молота Роба». – Доставьте благополучно мою племянницу в Браавос, и по возвращении вас сделают рыцарем, – пообещал он. Спустившись по крутым сходням на берег, Тирион ощутил на себе недобрые взоры. Из-за того, что он сошел с корабля, его развалистая походка стала еще заметнее. «Бьюсь об заклад, им охота посмеяться». Открыто это делать никто не осмеливался, но сквозь потрескивание снастей и плеск воды у свай ему слышались шепотки. «Они меня не любят. Что ж, ничего удивительного. Я, урод, ем досыта, а они голодают». Бронн проводил его через толпу к сестре и племяннице. Серсея не смотрела на него, предпочитая расточать улыбки кузену. Тирион, поглядев на очаровашку Ланселя с глазами зелеными, как изумруды на ее белой шее, усмехнулся про себя, думая: «Я знаю твой секрет, Серсея». Его сестра последнее время часто посещает верховного септона, чтобы получить благословение богов в предстоящей войне со Станнисом… таков по крайней мере предлог. На самом деле после краткого пребывания в Великой септе Бейелора она облачается в бурый дорожный плащ и отправляется к некоему межевому рыцарю, носящему неудобопроизносимое имя сир Осмунд Кеттлблэк, и его столь же неблагозвучным братьям Осни и Осфриду. Об этом Тириону рассказал Лансель. С помощью Кеттлблэков Серсея намерена собрать собственный отряд наемников. Что ж, пусть тешится своим заговором. Она гораздо любезнее, когда полагает, что перехитрила его. Кеттлблэки будут дурить ей голову, брать ее деньги и обещать ей все что угодно – почему бы и нет, если Бронн платит им ровно столько же до последнего гроша? Мошенничать эта милая троица умеет куда лучше, чем лить кровь. Серсея приобрела три пустых барабана – гремят они так, что любо-дорого, но внутри нет ничего. Тириона это забавляло как нельзя более. Затрубили рога – «Львиная звезда» и «Леди Лианна» отошли от берега и отправились вниз по реке, чтобы освободить дорогу «Быстрокрылому». Из толпы на берегу послышалось жидкое и нестройное «ура». Мирцелла улыбалась и махала с палубы. Рядом с ней стоял Арис Окхарт в белом плаще. Капитан приказал отдать швартовы, весла вывели корабль на быстрый стрежень Черноводной, и его паруса распустились на ветру – Тирион настоял на простых белых парусах вместо червонных, цвета Ланнистеров. Принц Томмен плакал навзрыд. – Чего разнылся, как грудной младенец, – цыкнул на него брат. – Принцы не плачут. – Принц Эйемон, Рыцарь-Дракон, плакал в тот день, когда принцесса Нейерис вышла за его брата Эйегона, – заметила Санса Старк, – и близнецы сир Аррик и сир Эррик умерли со слезами на глазах, смертельно ранив друг друга. – Замолчи, или я прикажу сиру Меррину нанести смертельную рану тебе, – одернул Джоффри свою невесту. Тирион посмотрел на сестру, но Серсея с увлечением слушала сира Бейлона Сванна. Неужели она на самом деле слепа и глуха к истинной натуре своего сына? «Дерзкий ветер» спустил весла на воду и двинулся следом за «Быстрокрылым». Последним шел «Молот короля Роберта»… цвет королевского флота, если не считать тех судов, что в прошлом году ушли на Драконий Камень со Станнисом. Тирион сам отбирал корабли, избегая капитанов, чья верность, по словам Вариса, была сомнительна… но Варис и сам сомнителен, полностью на него полагаться нельзя. «Мне нужны собственные осведомители, – думал Тирион. – Им, впрочем, тоже не следует доверяться. Доверься – и будешь убит». Ему снова вспомнился Мизинец. Они не получили ни слова от Петира Бейлиша с тех пор, как он отправился к Горькому Мосту. Это могло означать что угодно – или ничего. Даже Варис не мог сказать наверняка – он лишь предполагал, что в пути с Мизинцем могло случиться несчастье. Возможно, он даже убит. Тирион только фыркнул на это. «Если Мизинец убит, то я гигант». Вероятнее всего, что Тиреллы тянут с ответом. Едва ли их можно за это винить. «На месте Мейса Тирелла я предпочел бы вздеть голову Джоффри на пику, нежели пустить его в постель к моей дочери». Маленькая флотилия вышла в залив, и Серсея сказала, что пора возвращаться. Бронн подвел Тириону коня и помог ему сесть. Этим должен был заниматься Подрик Пейн, но Подрика оставили в Красном замке. Иметь рядом наемника было куда надежнее, чем мальчугана. Вдоль узких улиц стояли стражники, тесня толпу назад древками копий. Сир Джаселин Байуотер ехал впереди, возглавляя клин конных копейщиков в черных кольчугах и золотых плащах. За ним следовали сир Арон Сантагар и сир Бейлон Сванн с королевскими знаменами – львом Ланнистеров и коронованным оленем Баратеонов. Король Джоффри ехал на высоком сером скакуне, в золотой короне на золотых локонах. Санса Старк сопровождала его на гнедой кобыле, не глядя ни вправо, ни влево; ее густые темно-рыжие волосы струились по плечам из-под сетки с лунными камнями. С боков их охраняли двое королевских гвардейцев – Пес справа от короля и сир Мендон Мур слева от Сансы. Далее следовали шмыгающий носом Томмен с сиром Престоном Гринфилдом и Серсея с сиром Ланселем под охраной Меррина Транта и Бороса Блаунта. Тирион держался рядом с сестрой. За ними везли в носилках верховного септона, а следом тянулся длинный хвост придворных – сир Хорас Редвин, леди Танда с дочерью, Джалабхар Ксо, лорд Джайлс Росби и прочие. Двойная колонна стражников замыкала процессию. Горожане, небритые и неумытые, с угрюмой злобой взирали на всадников из-за линии копий. «Ох, не нравится мне это», – думал Тирион. Бронн разместил в толпе два десятка своих наемников с наказом предотвращать возможные беспорядки. Возможно, Серсея отдала своим Кеттлблэкам такое же распоряжение, но Тирион не слишком верил в подобные меры. Если пудинг стоит на слишком сильном огне, ты не спасешь его от подгорания, добавив в кастрюлю пригоршню изюма. Они пересекли Рыбную площадь и проехали по Грязной улице, повернув затем в узкий Крюк, чтобы начать подъем на холм Эйегона. «Да здравствует Джоффри!» – крикнуло несколько голосов, когда молодой король проехал мимо, но на каждого подхватившего здравицу сто человек хранило молчание. Ланнистеры двигались сквозь море оборванных мужчин и голодных женщин, рассекая волны ненавидящих взоров. Серсея смеялась над какой-то шуткой Ланселя, но Тирион подозревал, что ее веселье притворно. Она не могла не чувствовать настроения толпы, но ни за что не показала бы виду. На середине подъема между двумя стражниками с воем протиснулась женщина, держа над головой трупик своего ребенка – синий, распухший и жуткий, но еще страшнее были глаза матери. Джоффри чуть было не растоптал ее конем, но Санса что-то сказала ему, и король, порывшись в кошельке, бросил женщине серебряного оленя. Монета, отскочив от мертвого ребенка, покатилась под ноги золотым плащам в толпу, где дюжина человек вступила в драку из-за нее. Мать смотрела немигающими глазами, и ее руки, вздымавшие мертвую ношу, дрожали. – Оставьте ее, ваша милость, – крикнула королю Серсея, – ей уже ничем не поможешь, бедняжке. Голос королевы пробудил что-то в поврежденном разуме женщины. Ее лицо искривилось в гримасе ненависти, и она завопила: – Шлюха Цареубийцы! Кровосмесительница! – Ребенок кулем покатился у нее из рук, протянувшихся к Серсее. – Кровосмесительница! С братом спала! Кто-то залепил в едущих навозом. Санса ахнула. Джоффри выругался, и Тирион увидел, что король вытирает грязь со щеки. Навоз застрял в его золотых волосах и обрызгал ноги Сансы. – Кто это сделал? – заорал Джоффри, запустив руку в волосы и вытряхнув оттуда еще пригоршню грязи. – Подать его сюда! Сто золотых драконов тому, кто выдаст его! – Вон он, наверху! – крикнул кто-то из толпы. Король повернул коня кругом, оглядывая крыши и балконы. Люди в толпе тыкали пальцами вверх, ругая друг друга и короля. – Прошу вас, ваша милость, не надо, – взмолилась Санса, но король не слушал ее. – Приведите мне человека, который швырнул эту мерзость! Пусть слижет ее с меня, если не хочет лишиться головы! Пес, найди его немедля! Сандор Клиган послушно спешился, но не было и речи о том, чтобы пробиться сквозь живую стену тел. Передние шарахались, задние напирали, чтобы поглядеть. Тирион почуял беду. – Брось это, Клиган, он давно удрал. – Взять его! Он был вон там! – Джоффри указал на крышу. – Пес, руби их всех и приведи… Рев, хлынувший со всех сторон, заглушил его слова – рев, полный ярости, страха и ненависти. – Бастард! – вопили голоса. – Гнусный ублюдок! – В адрес королевы неслось: – Шлюха! Братнина подстилка! – Тириону кричали: – Урод! Полчеловека! – В общем шуме он расслышал голоса: – Правосудия! Робб, король Робб, Молодой Волк! Станнис! – И даже: – Ренли! – Толпа по обеим сторонам улицы напирала на стражников, едва сдерживавших живой прилив. В воздухе мелькали комья навоза и камни. – Накормите нас! – крикнула женщина. – Хлеба! – заревел мужчина. – Дай нам хлеба, ублюдок! – Тысяча голосов подхватила его призыв. Король Джоффри, король Робб и король Станнис были забыты – воцарился Король Хлеб. – Хлеба! – ревело вокруг. – Хлеба! Хлеба! – В замок! – крикнул Тирион сестре. – Скорее! – Серсея кивнула, сир Лансель обнажил меч, Джаселин Байуотер выкрикнул команду, и его конники, опустив копья, клином двинулись вперед. Король крутился на месте, и множество рук из-за ряда золотых плащей пытались схватить его. Одна вцепилась ему в ногу, но меч сира Мендона тут же отсек ее. – Вперед! – крикнул Тирион племяннику, хлопнув его коня по крупу. Скакун взвился на дыбы и помчался, заставив толпу шарахнуться прочь. Тирион скакал по пятам короля, Бронн, с мечом в руке, держался рядом. Мимо их голов просвистел камень, гнилой кочан капусты шмякнулся о щит сира Мендона. Слева трое золотых плащей рухнули, не выдержав напора, и толпа хлынула вперед, топча упавших. Пес остался где-то позади, но его конь бежал рядом с остальными. Арона Сантагара стащили с седла, вырвав у него золотое с черным знамя Баратеонов. Сир Бейлон сам бросил льва Ланнистеров и выхватил меч. Он рубил направо и налево, а упавшее знамя рвали на куски, и клочья кружились над толпой, словно червонные листья на ветру. Еще миг – и они исчезли. Кто-то сунулся под копыта коня Джоффри и завопил, когда король его смял. Тирион не успел разглядеть, кто это был – мужчина, женщина или ребенок. Джоффри скакал с белым как мел лицом, сир Мендон Мур маячил слева от него, как белая тень. Но тут копыта застучали по булыжнику перед навесной башней замка. Шеренга копейщиков держала ворота. Сир Джаселин развернул своих, обратив их копья назад. Король со свитой проехал под решеткой, и блеклые красные стены сомкнулись вокруг, успокоительно высокие, с лучниками на гребне. Тирион не помнил, как слез с коня. Сир Мендон помог сойти дрожащему королю. Подъехали Серсея, Томмен и Лансель с сиром Меррином и сиром Боросом. Борос обагрил свой меч кровью, с Меррина сорвали белый плащ. Сир Бейлон Сванн лишился шлема, рот его взмыленного коня кровоточил. Хорас Редвин сопровождал леди Танду, обезумевшую от страха за свою дочь Лоллис, которая, сдернутая с седла, осталась позади. Лорд Джайлс с лицом еще более серым, чем обычно, повествовал, заикаясь, как верховного септона вытащили из носилок и он, взывающий к богам, исчез в толпе. Джалабхар Ксо как будто видел, что сир Престон Гринфилд устремился к его перевернутым носилкам, но поручиться за это не мог. Тирион смутно расслышал голос мейстера, спрашивающего, не ранен ли он, и прошел через двор к племяннику, стоявшему в сбившейся набекрень, залепленной навозом короне. – Предатели, – захлебываясь, лепетал Джоффри. – Я их всех обезглавлю, я… Тирион закатил ему такую пощечину, что корона скатилась с головы, толкнул обеими руками и сбил с ног. – Ах ты, дурак этакий! Проклятый слепец! – Они предатели! – вопил Джоффри снизу. – Они ругали меня бранными словами и нападали на меня! – А кто натравил на них своего Пса? Ты что ж думал, они станут на колени, пока тот будет рубить их? Ты безмозглый испорченный мальчишка – ты погубил Клигана и боги ведают скольких еще, а сам не получил ни единой царапины. Будь ты проклят! – Тирион пнул его ногой. Это было так приятно, что он собрался повторить еще раз, но сир Мендон Мур оттащил его от воющего Джоффри, а Бронн удержал на месте. Серсея опустилась на колени рядом с сыном, сир Бейлон Сванн сдерживал сира Ланселя. Тирион освободился из рук Бронна. – Сколько еще человек осталось в городе? – крикнул он сам не зная кому. – Моя дочь, – вопила леди Танда. – Прошу вас, вернитесь за ней. Лоллис… – Сира Престона нет, – доложил сир Борос Блаунт, – и Арона Сантагара. – И нянюшки тоже, – сказал сир Хорас Редвин – так оруженосцы прозвали юного Тирека Ланнистера. Тирион оглядел двор: – Где Санса Старк? После общего молчания Джоффри сказал: – Она ехала рядом со мной. Не знаю, куда она подевалась. Тирион прижал пальцы к пульсирующим вискам. Если с Сансой что-то случилось, Джейме все равно что мертвец. – Сир Мендон, ее щитом были вы. – Когда толпа поглотила Пса, я подумал прежде всего о короле. – И правильно, – похвалила Серсея. – Борос, Меррин – ступайте назад и найдите девочку. – И мою дочь, – рыдала леди Танда. – Пожалуйста, сиры… Сира Бороса явно не прельщала мысль покинуть безопасные стены замка. – Ваша милость, – сказал он королеве, – один вид ваших белых плащей приведет толпу в ярость. У Тириона лопнуло терпение. – Пусть Иные возьмут ваши поганые плащи! Сними его, если боишься, олух ты этакий, но найди мне Сансу Старк… не то, клянусь, Шагга расколет твою башку надвое, и мы поглядим, есть ли там что внутри, кроме опилок. Сир Борос стал лиловым от гнева. – И ты еще смеешь грозить мне, уродец? – Он стал поднимать окровавленный меч, все еще зажатый в его кольчужном кулаке. Бронн, бесцеремонно отпихнув Тириона, загородил его собой. – Перестаньте! – рявкнула Серсея. – Борос, исполняй приказ, или мы найдем твоему плащу другого хозяина. Ты присягал… – Вот она! – закричал вдруг Джоффри. Сандор Клиган рысью въехал в ворота на гнедой лошади Сансы. Девочка сидела позади него, обхватив Пса за пояс. – Леди Санса, вы ранены? – окликнул ее Тирион. На лоб ей стекала кровь из глубокой раны в голове. – Они… они бросались разными вещами, камнями и грязью, яйцами… Я хотела сказать им, что у меня нет хлеба, чтобы им дать, и какой-то человек стал тащить меня из седла. Пес, наверное, убил его… его рука… – Ее глаза округлились, и она зажала рот. – Он отрубил ему руку! Клиган спустил ее наземь. Его белый плащ был замаран и порван, из прорехи на левом рукаве сочилась кровь. – Пташка ранена. Отведите ее кто-нибудь в клетку и перевяжите. – Мейстер Френкен поспешно повиновался. – Сантагару конец, – продолжал Пес. – Четверо мужиков зацапали его и поочередно били головой о булыжник. Я выпустил кишки одному, но сиру Арону это пользы не принесло. – Моя дочь… – бросилась к нему леди Танда. – Ее я не видал. – Пес хмуро оглядел двор. – Где мой конь? Если с ним что-то стряслось, кое-кто мне заплатит. – Он бежал рядом с нами, – сказал Тирион, – но куда потом девался, не знаю. – Пожар! – раздался крик с навесной башни. – Милорды, в городе дым. Блошиный Конец горит. Тирион устал до предела, но отчаиваться не было времени. – Бронн, возьми людей, сколько нужно, и бочки с водой. – Боги, дикий огонь! Если пожар до него доберется… – Пусть Блошиный Конец хоть весь сгорит, но огонь ни в коем случае не должен дойти до Гильдии алхимиков, ты понял? Клиган, отправишься с ним. На миг Тириону показалось, что он увидел страх в темных глазах Пса. Ну да – огонь. «Иные меня возьми, конечно же, он боится огня, он испробовал его на своей шкуре». Однако страх тут же сменился привычной для Пса хмурой гримасой. – Я пойду, но не по твоему приказу. Мне надо найти моего коня. Тирион повернулся к трем оставшимся королевским гвардейцам: – Каждый из вас отправится в город с герольдом. Прикажите людям вернуться в свои дома. Все, кто останется на улице после вечернего сигнала, будут преданы смерти. – Наше место рядом с королем, – проворчал сир Меррин. Серсея взвилась, как змея. – Ваше место там, где укажет мой брат. Десница говорит голосом короля, и неповиновение ему есть измена. Борос и Меррин переглянулись. – Должны ли мы надеть свои плащи, ваша милость? – Отправляйтесь хоть голые, мне дела нет. Может, это напомнит толпе, что вы мужчины. Об этом немудрено забыть, поглядев, как вы вели себя на улице. Тирион предоставил сестре бушевать. Голова у него раскалывалась. Ему казалось, что он чует дым, хотя это, возможно, его мозги дымились. Дверь в башню Десницы охраняли двое Каменных Ворон. – Найдите мне Тиметта, сына Тиметта, – приказал им Тирион. – Каменные Вороны не бегают за Обгорелыми, – надменно ответствовал один из дикарей. Да, правда – Тирион позабыл, с кем имеет дело. – Тогда найдите Шаггу. – Шагга спит. Тирион сделал над собой усилие, чтобы не заорать в голос. – Так разбуди его. – Непростое это дело – будить Шаггу, сына Дольфа. В гневе он страшен, – проворчал горец, однако ушел. Вождь клана явился, зевая и почесываясь. – Половина города бунтует, другая половина горит, а Шагга знай себе дрыхнет, – сказал Тирион. – Шагга не любит вашу нечистую воду, поэтому ему приходится пить ваш слабый эль и кислое вино, а потом у него болит голова. – Шая живет в доме у Железных ворот. Отправляйся туда и позаботься о ней, что бы ни случилось. Громадный дикарь ощерился, открыв желтые зубы в косматой бороде. – Шагга приведет ее сюда. – Просто присмотри, чтобы с ней не случилось худого. Скажи ей, что я приду, как только смогу. Ночью, если получится, а завтра уж точно. К вечеру город был еще неспокоен, хотя Бронн доложил, что пожар успешно тушат и возбужденные толпы расходятся по домам. Как ни жаждал Тирион обрести утешение в объятиях Шаи, он понял, что ночью отлучиться не сможет. Когда он ужинал холодным каплуном и черным хлебом в полумраке своей горницы, сир Джаселин Байуотер принес ему список убитых. К тому времени совсем уже стемнело, но когда слуги пришли зажечь свечи и растопить очаг, Тирион наорал на них и прогнал прочь. Настроение его было столь же мрачным, как ночь за окном, и Байуотер не помог ему исправиться. Список возглавлял верховный септон, растерзанный на куски в то самое время, как взывал к богам о милосердии. Голодные, надо полагать, не выносят вида слишком жирных священников. Тело сира Престона нашли не сразу: золотые плащи искали рыцаря в белых доспехах и проходили мимо искромсанного трупа, красно-бурого с головы до пят. Сир Арон Сантагар валялся в канаве – его голова превратилась в месиво внутри разбитого шлема. Дочь леди Танды отдала свое девичество полусотне мужиков на задах мастерской дубильщика. Когда подоспели золотые плащи, она блуждала голая по Свиному ряду. Тирека не нашли до сих пор, как и кристальную корону верховного септона. Девять золотых плащей было убито, двадцать ранено. Сколько погибло горожан, никто подсчитать не потрудился. – Тирека нужно найти живым или мертвым, – отрезал Тирион, когда Байуотер закончил. – Он совсем еще мальчик, сын моего покойного дяди Тигетта. Его отец всегда был добр ко мне. – Мы найдем его. И корону септона тоже. – Пусть ее Иные суют друг дружке в зад, септонскую корону. – Поставив меня командовать городской стражей, вы сказали, что всегда хотите слышать только правду. – Я чувствую, мне совсем не понравится то, что вы хотите сказать, – угрюмо молвил Тирион. – Сегодня мы отстояли город, милорд, но относительно завтрашнего дня я вам не поручусь. Котел бурлит вовсю. Кругом развелось столько воров и убийц, что никто не может быть спокойным за свой дом, в трущобах вдоль Вонючей Канавы множится кровавый понос, еды не купишь ни за медяк, ни за сребреник. Если раньше об этом шептались по углам, теперь в цехах и на рынках изменнические разговоры ведутся в открытую. – Вам нужны еще люди? – Из тех, что у меня есть сейчас, я и половине не доверяю. Слинт утроил свою стражу, но для того, чтобы стать стражем порядка, золотого плаща мало. Среди новобранцев встречаются хорошие люди, но скотов, олухов, трусов и предателей тоже хватает. Все они плохо обучены, недисциплинированны, и собственная шкура у них на первом месте. Если дойдет до боя, долго они, боюсь, не продержатся. – Я на это и не надеюсь. Как только стену проломят, нам конец – я это знал с самого начала. – Мои люди набраны в основном из простонародья. Они ходят по тем же улицам, пьют в тех же кабаках, хлебают похлебку в тех же харчевнях. Вы, должно быть, уже знаете от вашего евнуха, что Ланнистеров в Королевской Гавани не очень-то любят. Многие еще помнят, как ваш лорд-отец разорил город, когда Эйерис открыл ему ворота. В народе ходят разговоры, что боги карают нас за грехи вашего дома – за то, что ваш брат убил короля Эйериса, за убиенных детей Рейегара, за казнь Эддарда Старка и неправедный суд Джоффри. Кое-кто открыто говорит о том, что при Роберте жилось куда лучше, и намекают, что со Станнисом на троне все снова будет хорошо. Это слышно повсюду – в кабаках, харчевнях и борделях, да и в казармах, боюсь, тоже. – Вы хотите сказать, что мое семейство в городе ненавидят? – Да – и расправятся с ним, если представится случай. – И меня в том числе? – Спросите вашего евнуха. – Я спрашиваю вас. Глубоко сидящие глаза Байуотера не мигая встретили разномастный взгляд карлика. – Вас ненавидят больше всех, милорд. – Больше всех?! – Тирион чуть не поперхнулся от такой несправедливости. – Это Джоффри посоветовал им есть своих мертвецов, Джоффри натравил на них своего пса. За что они меня-то винят? – Его милость всего лишь мальчик. На улицах говорят, что у него дурные советчики. Королева никогда не была известна как друг народа, и лорда Вариса не от большой любви прозвали Пауком… но вас винят в первую очередь. Ваша сестра и евнух были здесь и в лучшие времена, при короле Роберте, а вот вас не было. Говорят, что вы наводнили город наглыми наемниками и немытыми дикарями, зверями, которые берут что хотят и не знают никаких законов, кроме своих собственных. Говорят, что вы изгнали Яноса Слинта потому, что он был слишком прям и честен на ваш вкус. Говорят, что вы бросили мудрого и доброго Пицеля в темницу, когда он осмелился поднять голос против вас. Некоторые утверждают даже, что вы сами хотите сесть на Железный трон. – Притом я урод и чудовище, не забывайте об этом. – Рука Тириона сжалась в кулак. – С меня довольно. Нас обоих ждут дела. Оставьте меня. «Возможно, мой лорд-отец не напрасно презирал меня все эти годы, раз это все, чего я добился». Тирион посмотрел на остатки своего ужина, и его замутило при виде холодного жирного каплуна. Он с отвращением отодвинул блюдо, кликнул Пода и велел ему позвать Вариса и Бронна. «Мои самые доверенные советники – евнух и наемник, а дама моя – шлюха. Что после этого можно сказать обо мне?» Бронн пожаловался на темноту и настоял на том, чтобы разжечь очаг. Когда явился Варис, огонь уже разгорелся. – Где ты был? – осведомился Тирион. – Исполнял поручение короля, милорд. – Короля, короля. Мой племянник и на горшке-то неспособен сидеть, не говоря уж о Железном троне. – Подмастерье учится ремеслу смолоду, – пожал плечами Варис. – Половина подмастерьев с Вонючей Канавы правила бы лучше, чем твой король. – Бронн уселся за стол и оторвал от каплуна крыло. Тирион, как правило, не замечал наглых выходок наемника, но сегодня это его взбесило. – Я не помню, чтобы разрешил тебе доедать мой ужин. – Ты ж все равно не ешь, – с набитым ртом проговорил Бронн. – В городе голод, и едой бросаться грешно. А вина у тебя нет? «Скоро он захочет, чтобы я ему налил», – подумал Тирион и предупредил: – Ты заходишь слишком далеко. – Зато ты – недостаточно далеко. – Бронн кинул обглоданную кость на тростник. – Подумай только, как легко было бы жить, если б другой мальчуган родился первым. – Он запустил пальцы в каплуна и оторвал кусок грудки. – Плакса Томмен. Он, похоже, делал бы то, что ему велят, как и подобает хорошему королю. Холод пробежал у Тириона по спине: он понял, на что намекает наемник. Если бы королем был Томмен… Томмен может стать королем лишь в одном случае. Нет, нельзя даже думать об этом. Джоффри – его родная кровь и сын Джейме не меньше, чем Серсеи. – Я мог бы отрубить тебе голову за такие слова, – сказал карлик Бронну, но тот засмеялся. – Друзья, – сказал Варис, – сейчас не время ссориться. Прошу вас, не держите сердца. – Чьего? – буркнул Тирион. Он охотно подержал бы несколько, на выбор. Давос Сир Кортни Пенроз, без доспехов, сидел на гнедом жеребце, его знаменосец – на сером в яблоках. Над ними, рядом с коронованным оленем Баратеонов, развевались скрещенные гусиные перья Пенрозов, белые на рыжем поле. Лопатообразная борода сира Кортни тоже была рыжей, а вот голова совсем облысела. Если великолепие королевской свиты и поражало его, на обветренном лице рыцаря это не отражалось. Отряд короля приближался, позванивая дорогими цепями и бряцая сталью. Даже Давос имел на себе кольчугу, непонятно зачем надетую. Плечи и поясница у него болели от непривычной тяжести, он чувствовал себя неуклюже, как последний дурак, и снова спрашивал себя, зачем он здесь. «Не мне обсуждать королевский приказ, но все же…» Каждый в свите короля был выше по рождению и занимал более важный пост, чем Давос Сиворт, – все эти знатные лорды прямо блистали на утреннем солнце. Их доспехи были отделаны серебром и золотом, на шлемах вздымались шелковые плюмажи, перья, искусно отлитые геральдические звери с глазами из драгоценных камней. Сам Станнис казался не к месту в этом блистательном обществе, одетый, как и Давос, в шерсть и вареную кожу, только корона червонного золота придавала ему определенное величие. Зубцы в виде языков пламени сверкали на солнце, когда он поворачивал голову. Сейчас Давос был еще ближе к его милости, чем за все восемь дней с того времени, как «Черная Бета» присоединилась к остальному флоту у Штормового Предела. Он явился к королю сразу после прибытия, но ему сказали, что король занят. От своего сына Девана, одного из королевских оруженосцев, Давос узнал, что король теперь занят постоянно. Сейчас, когда Станнис Баратеон вошел в силу, лорды всех мастей жужжат вокруг него, как мухи вокруг мертвеца. Он и сам словно мертвец – здорово постарел с тех пор, как Давос отплыл с Драконьего Камня. Деван сказал, что король почти вовсе не спит. «После смерти лорда Ренли его мучают страшные сны, – признался отцу мальчик. – Лекарства мейстера ему не помогают. Только леди Мелисандре удается усыпить его». Вот, значит, почему она теперь живет в его шатре? Чтобы молиться с ним вместе? Или она убаюкивает его иным способом? Но такой вопрос Давос даже сыну не посмел задать. Деван хороший мальчик, но он носит на груди пылающее сердце, и Давос видел его у вечерних костров – он молил Владыку Света принести в мир утреннюю зарю. Ну что ж, он королевский оруженосец – следовало ожидать, что он будет молиться тому же богу, что и его король. Давос успел уже позабыть, какими высокими и толстыми выглядят вблизи стены Штормового Предела. Король Станнис остановился под ними в нескольких футах от сира Кортни. – Сир, – с холодной учтивостью произнес он, оставшись в седле. – Милорд. – Не столь учтиво, но иного и ожидать было нечего. – К королю принято обращаться «ваша милость», – заметил лорд Флорент. На его панцире светился червонным золотом лис в кольце лазоревых цветов. Очень высокий, очень знатный, очень богатый, лорд Брайтуотера первым из знаменосцев Ренли перешел к Станнису и первым отрекся от старых богов ради Владыки Света. Свою королеву Станнис оставил на Драконьем Камне вместе с ее дядей Акселлом, но ее люди стали многочисленнее и сильнее, чем когда-либо, а главным у них был Алестер Флорент. Сир Кортни не ответил ему, обращаясь только к Станнису: – Избранное общество. Лорды Эстермонт, Эррол и Варнер. Сир Джон из Фоссовеев зеленого яблока и сир Брайан из Фоссовеев красного. Лорд Карон и сир Гайард из Радужной гвардии Ренли… и, разумеется, знатный лорд Алестер Флорент из Брайтуотера. Не вашего ли Лукового Рыцаря я вижу там позади? Здравствуйте, сир Давос. Дама, к сожалению, мне незнакома. – Меня зовут Мелисандра, сир. – Она одна была без доспехов, в своих развевающихся красных одеждах. Большой рубин у нее на шее пил солнечный свет. – Я служу вашему королю и Владыке Света. – Желаю вам всяческой удачи в этом, миледи, – но я верую в других богов, и король у меня другой. – Есть лишь один истинный король и один истинный бог, – объявил лорд Флорент. – Нам предстоит изощряться в богословии, милорд? Знай я об этом, я прихватил бы с собой септона. – Вам отлично известно, зачем мы здесь собрались, – сказал Станнис. – Я дал вам две недели, чтобы обдумать мое предложение. Вы рассылали воронов, но помощь не пришла. И не придет. Штормовой Предел остался в одиночестве, и мое терпение иссякло. В последний раз, сир, приказываю вам открыть ворота и вручить мне то, что принадлежит мне по праву. – Ваши условия? – спросил сир Кортни. – Они остаются прежними. Я прощу вам вашу измену, как простил тем лордам, которых вы видите позади меня. Люди вашего гарнизона вольны перейти на службу ко мне либо отправиться по домам, не понеся никакого ущерба. Вы можете оставить свое оружие и столько имущества, сколько можно унести на себе, но я заберу ваших лошадей и вьючных животных. – А Эдрик Шторм? – Бастард моего брата должен быть передан мне. – В таком случае я снова отвечу «нет», милорд. Король молча стиснул челюсти, Мелисандра же сказала: – Да охранит вас Владыка Света в темноте вашей, сир Кортни. – Да поимеют Иные вашего Владыку Света, – рявкнул Пенроз, – и да подотрут ему задницу тряпкой, под которой вы приехали. Лорд Алестер Флорент прочистил горло. – Сир Кортни, следите за своим языком. Его милость не желает мальчику зла. Это дитя – его родная кровь, и моя тоже. Его матерью была моя племянница Делена – это всем известно. Если вы не верите королю, доверьтесь мне. Вы знаете, что я человек чести… – Я знаю, что вы человек честолюбивый. Человек, который меняет королей и богов, как я сапоги. То же касается и других предателей, которых я вижу перед собой. По свите короля пробежал гневный ропот. «А ведь он, в сущности, прав», – подумал Давос. Еще совсем недавно Фоссовеи, Гайард Морриген, лорды Карон, Варнер, Эррол и Эстермонт были сторонниками Ренли. Они заседали в его шатре, помогали ему составлять военные планы, направленные против того же Станниса. И лорд Флорент был среди них – он родной дядя королевы Селисы, но это не помешало ему склонить колено перед Ренли, когда звезда Ренли всходила. Брайс Карон выехал немного вперед – его длинный радужный плащ полоскался под ветром с залива. – Здесь нет прдателей, сир. Я присягал Штормовому Пределу, а король Станнис – его полноправный властелин… и наш истинный король. Он последний из дома Баратеонов, наследник Роберта и Ренли. – Если это так, почему с вами нет Рыцаря Цветов? Где Матис Рован? Рендилл Тарли? Леди Окхарт? Почему с вами нет тех, кто любил Ренли больше всего? Где Бриенна Тарт, спрашиваю я вас? – Она-то? – рассмеялся сир Гайард Морриген. – Она сбежала, и ясно почему. Это от ее руки погиб король. – Ложь, – сказал сир Кортни. – Я знал Бриенну еще девочкой, когда она играла у ног своего отца в Вечернем замке, и узнал еще лучше, когда Вечерняя Звезда прислал ее сюда, в Штормовой Предел. Она полюбила Ренли Баратеона, как только увидела его впервые, – это и слепому было ясно. – Верно, – бросил лорд Флорент, – и она не первая девица, убившая мужчину, который ее обесчестил. Но что до меня, я верю, что короля убила леди Старк. Она ехала от самого Риверрана, чтобы добиться союза с ним, а Ренли ей отказал. Она, конечно, усматривала в этом опасность для своего сына и убрала короля с дороги. – Это была Бриенна, – настаивал лорд Карон. – Сир Эммон Кью поклялся в этом перед смертью – а я клянусь вам, сир Кортни. – Да чего она стоит, твоя клятва? – презрительно проворчал сир Кортни. – На тебе разноцветный плащ – тот самый, который дал тебе Ренли, когда ты поклялся в верности ему. Если он мертв, почему ты жив? То же самое я спрашиваю у вас, сир, – обратился он к Гайарду Морригену. – Вы ведь Гайард Зеленый из Радужной гвардии? И тоже клялись отдать жизнь за своего короля? Будь у меня такой плащ, я стыдился бы носить его. – Радуйся, что у нас мирные переговоры, Пенроз, – взъярился Морриген, – не то я отрезал бы тебе язык за такие слова. – И похоронил бы его заодно со своим мужским признаком? – Довольно! – сказал Станнис. – Владыка Света покарал моего брата смертью за его измену. Кто совершил это, не имеет значения. – Для вас, возможно, и не имеет. Я выслушал ваше предложение, лорд Станнис, – теперь выслушайте мое. – Сир Кортни снял с руки перчатку и бросил ее прямо в лицо королю. – Вызываю вас на поединок. Оружие назовите сами – мечи, копья, что угодно. Если же вы боитесь сами выйти против старика со своим волшебным мечом, рискнув королевской шкурой, назовите своего бойца – и я брошу вызов ему. – Рыцарь метнул уничтожающий взгляд на Гайарда Морригена и Брайса Карона. – Любой из этих щенков подойдет в самый раз. Сир Гайард Морриген потемнел от гнева. – Я подниму перчатку, если будет угодно королю. – Я тоже. – Брайс Карон смотрел на Станниса. Король скрипнул зубами. – Нет. Сира Кортни это не удивило. – В чем вы сомневаетесь, милорд, – в правоте своего дела или в силе своей руки? Или вы боитесь, что я помочусь на ваш меч и он погаснет? – А вы, я вижу, за дурака меня держите, сир? У меня двадцать тысяч человек. Вы осаждены с суши и с моря. С чего мне выходить на поединок, если победа и так будет за мной? – Король погрозил рыцарю пальцем. – Предупреждаю вас: если вы вынудите меня брать мой замок штурмом, пощады не ждите. Я перевешаю вас всех до единого, как изменников. – Это уж как богам будет угодно. Штурмуйте, милорд, – только вспомните прежде, как этот замок называется. – Сир Кортни дернул поводья и поехал обратно к воротам. Станнис, помолчав, тоже повернул коня и поехал в свой лагерь. Остальные последовали за ним. – При штурме этих стен погибнут тысячи, – заволновался престарелый лорд Эстермонт, дед короля с материнской стороны. – Уж лучше рискнуть чьей-то одной жизнью, разве нет? Дело наше правое, и боги наверняка даруют победу нашему бойцу. Не боги, а бог, старик, заметил про себя Давос. Ты забываешь – теперь он у нас только один, Мелисандрин. – Я сам охотно принял бы вызов, – сказал сир Джон Фоссовей, – хотя владею мечом и вполовину не так хорошо, как лорд Карон или сир Гайард. Ренли не оставил в Штормовом Пределе ни одного именитого рыцаря. Гарнизонная служба – это для стариков и зеленых юнцов. – Легкая победа, – согласился лорд Карон. – А какая слава – завоевать Штормовой Предел одним ударом! Станнис метнул на них гневный взгляд. – Стрекочете как сороки, а смысла в ваших речах еще меньше. Я требую тишины. – Он остановил взор на Давосе. – Поезжайте рядом со мной, сир. – Пришпорив коня, король отделился от свиты – только Мелисандра не отставала от него, держа в руке стяг, где пылало огненное сердце с коронованным оленем внутри – словно его проглотили целиком. От Давоса не укрылись взгляды, которыми обменялись лорды и рыцари, когда он проехал мимо них, повинуясь приказу короля. У них-то в гербе не луковица – они происходят из древних, покрытых славой домов. «Ренли уж точно никогда не унижал их так, – подумал Давос. – Младший из Баратеонов обладал даром изящной учтивости, которого его брат, увы, лишен напрочь». Конь Давоса поравнялся с королевским, и он перешел на медленный шаг. – Ваша милость. – Вблизи вид у Станниса был еще хуже, чем издали. Лицо осунулось, и под глазами пролегли темные круги. – Контрабандист должен хорошо разбираться в людях. Какого ты мнения о сире Кортни Пенрозе? – Упорный человек, – осторожно ответил Давос. – Я бы сказал, что ему не терпится умереть. Он швырнул мое прощение мне в лицо – а в придачу свою жизнь и жизнь каждого человека внутри этих стен. Поединок, подумать только! – презрительно фыркнул король. – Не иначе как он принимает меня за Роберта. – Скорее всего он просто отчаялся. На что ему еще надеяться? – Надеяться не на что. Замок падет – но как сделать это побыстрее? – Станнис задумался, и Давос расслышал сквозь перестук копыт, как он скрипнул зубами. – Лорд Алестер советует привезти сюда старого лорда Пенроза, отца сира Кортни. Ведь ты его знаешь, не так ли? – Когда я был вашим послом, лорд Пенроз принял меня любезнее, чем большинство других. Он человек преклонных лет, государь, дряхлый и хворый. – Флорент положит конец его хворям. На глазах у сына, с веревкой на шее. Людям королевы перечить было опасно, но Давос поклялся всегда говорить королю правду. – Я думаю, это дурное дело, государь мой. Сир Кортни скорее позволит своему отцу умереть, чем предаст его. Нам это ничего не даст, кроме бесчестья. – Какого еще бесчестья? – ощетинился король. – Ты хочешь, чтобы я щадил изменников? – Тех, кто едет позади, вы пощадили. – Ты упрекаешь меня за это, контрабандист? – Я никогда не посмел бы. – Давос испугался, что зашел слишком далеко, а король не уступал: – Ты ценишь этого Пенроза выше, чем моих лордов-знаменосцев. Почему? – Он хранит свою веру. – Дурацкую веру в мертвого узурпатора. – Да – однако хранит. – А те, что позади, выходит, нет? Давос сказал слишком много, чтобы стесняться. – В прошлом году они были людьми Роберта. Одну луну назад – людьми Ренли. Нынче утром они ваши. Чьими они будут завтра? Станнис ответил на это внезапным смехом – грубым и презрительным. – Видишь, Мелисандра? Мой Луковый Рыцарь всегда говорит мне правду. – Вы хорошо его знаете, ваша милость, – сказала красная женщина. – Мне очень не хватало тебя, Давос. Это верно, они сплошь изменники – твой нюх тебя не обманул. И даже в измене своей они непостоянны. Сейчас они нужны мне, но ты-то знаешь, как мне претит прощать такую сволочь, хотя я наказывал лучших людей за меньшие преступления. Ты в полном праве упрекать меня, сир Давос. – Вы сами вините себя больше, чем когда-либо смел я, ваша милость. Эти знатные лорды нужны вам, чтобы завоевать трон… – Поэтому приходится смотреть на них сквозь пальцы, – угрюмо улыбнулся король. Давос безотчетно потрогал искалеченной рукой ладанку у себя на шее, нащупав косточки внутри. Его удача. Король заметил это. – Они еще там, Луковый Рыцарь? Ты их не потерял? – Нет. – Зачем ты хранишь их? Мне часто бывало любопытно. – Они напоминают мне, кем я был и откуда вышел. Напоминают о вашем правосудии, мой король. – Да, я рассудил справедливо. Хороший поступок не может смыть дурного, как и дурной не может замарать хороший. И за тот, и за другой положена своя награда. Ты был героем, но и контрабандистом тоже. – Станнис оглянулся на лорда Флорента и прочих, радужных рыцарей и предателей, следующих за ними на расстоянии. – Прощенным мною лордам не мешало бы поразмыслить над этим. Немало хороших людей сражаются на стороне Джоффри из ложной веры в то, что истинный король – он. Северяне полагают таковым же Робба Старка. Но эти лорды, собравшиеся под знамя моего брата, знали, что он узурпатор. Они повернулись спиной к своему истинному королю потому лишь, что мечтали о власти и славе, и я узнал им цену. Да, я простил их – но ничего не забыл. – Станнис помолчал, размышляя о грядущем правосудии, и неожиданно спросил: – Что говорят в народе о смерти Ренли?

Конец ознакомительного фрагмента.