«Что это?.. Чей-нибудь глаз?.. Или… папироса? — подумал Васильков. — И то и другое здесь одинаково странно. Может быть мне померещилось?»

Но огонек мелькнул еще раза три, при чем он подымался вверх вдоль лестницы.

«Глаз или папироса — безразлично, — думал Васильков, продолжая смотреть вверх. — Ясно лишь, что это, во-первых, принадлежит нашему „врагу из темноты“, во-вторых, — что он взбирается сейчас по лестнице на айсберг; в третьих, — что он действительно из темноты за нами наблюдает».

Огонек больше не показывался. Васильков перевел взгляд к самой вершине айсберга. Небо чуть светлело, дыша слабыми отблесками северного сияния. Васильков ждал не напрасно. Скоро над краем айсберга, в том месте, где должна была находиться лестница, поднялся темный силуэт неопределенных очертаний. Он быстро пригнулся ко льду и осторожно двинулся влево. Васильков продолжал следить еще пристальнее. Несколько раз силуэт исчезал совсем, несколько раз снова появлялся среди нагроможденных льдов. Профессор убедился, что «враг из темноты» перебрался на береговой лед и ушел вверх по краю ущелья.

«А он обнаглел основательно, — подумал профессор. — Что ж, тем легче будет обнаружить его окончательно».

Скоро над краем айсберга поднялся темный силуэт.

Васильков подошел к Коврову. Вполголоса сказал, что пойдет сейчас с Жуковым и с Рюминым на разведку по ущелью. Приказал громко об этом не разговаривать и больше никому за ним не следовать.

Через несколько минут товарищи спустились с ледяного корабля в ущелье, на берега водоема. Не зажигая фонарей, бесшумно двинулись по направлению к заброшенному ледяному дому.

Васильков шопотом в нескольких словах рассказал, что он заметил. Как бы в подтверждение его слов вверху на краю ущелья несколько раз мелькнула еле заметная тень на фоне потухающего неба. Потом исчезла и больше не показывалась.

До ледяного дома оставалось несколько метров, когда сверху донеслись странные звуки: точно кто-то равномерно долбил лед над самым ломом. Товарищи затаили дыхание. Но Рюмин выдал — что-то запершило в горле, и он закашлялся. Наверху сразу стихло, потом что-то просвистело в воздухе. Рюмин сдавленно охнул, схватился за лицо и прошипел:

— Фу ты, чорт! Клюется, да как-больно!

Несколько кусков льда ударилось около их ног с такой силой, что обдало колючими брызгами лица. Рюмин быстро вскинул к плечу ружье и выстрелил вверх. Несколько минут товарищи, застыв на месте, прислушивались, но ничего больше заметить не удалось.

— А ведь и правда похоже на птицу, — сказал Рюмин, когда пошли назад.

— Какую птицу? Почему птицу? — раздраженно удивился в ответ Жуков.

— Какую, уж не знаю, но клюв у нее вероятно здоровый, как железный лом. Я и раньше говорил, что птица: кто же еще на лету шапки слал бы срывать, да сверху нас по головам долбить. А какой зверь кроме птицы этаким саженным клювом мог бы долбить лед?..

— К чему выдумывать? — укоризненно возразил Жуков. — Что-то неизвестны такие птицы, да еще за северным полярным кругом. И как она, скажи, может льдом швыряться?

— Полетела, да и сбросила над нами, только и всего, — убежденно ответил Рюмин. — А потом: мало ли чего мы не знаем! Много ли народу бывало в трущобах вроде нашей?

— Хватит судачить, — сказал Васильков. — И предупреждаю: никому рассказывать всего этого пока еще не следует, чтобы не разводить лишних страхов. Зверя этого мы выследим. Дело окажется проще, чем думает Рюмин.

Остальную дорогу шли молча. Васильков давно сформулировал собственную догадку о «враге из темноты», и данные, полученные им сейчас, в значительной степени подтверждали эти догадки. Но меньше всего профессор был склонен теперь их кому бы то ни было высказывать.

Между тем неизвестный враг становился все более нахальным и все менее понятным. Он швырялся с вершины айсберга кусками льда, визжал иногда в верхний конец трубы Комлинского, как в рупор, все более входил во вкус грабительства. Тащил он все без разбору: продукты, палки, тряпки, куски железа, бумагу. Уже не довольствуясь тем, что «плохо лежало», он три раза сбивал замки, которыми защищали от его вторжений запретные места. Два раза он таким образом проник в мастерскую Комлинского и раз в кладовую, в которой похозяйничал безо всякого стеснения. Таинственного вора не останавливали ни громоздкость, ни тяжесть выбранных им вещей. Однажды он умудрился унести за раз две пары лыж, изрядный сверток материала, оставшегося от оболочки дирижабля, несколько железных прутьев, моток каната, ящик с продуктами и большое сверло!..

Пришлось выработать сложную систему мероприятий для самообороны. Каждому вменялось в обязанность употреблять особые предосторожности при переходе с места на место. Для защиты от нападения сверху мастерская Комлинского снабдила всех членов колонии металлическими шлемами и наплечниками, надевавшимися поверх шапок и шуб. Бураков, правда, находил, что защитная роль этих приспособлений сводится исключительно к психологическому воздействию на врага.

— Враг по-видимому будет парализован от страха при виде поразительного и устрашающего зрелища блиндированных голов, — говорил репортер, — если, разумеется, он не обладает достаточным кругом представлений, чтобы принять нас за эскимосов, ухитрившихся ограбить Московский Исторический музей. Будем надеяться, что неприятный незнакомец не решится испытать крепость наших шлемов.