Я вижу, что дело принимает неплохой оборот, однако поскромничал и говорю: „Если бы мне дали танковый полк и стрелковую бригаду, то я бы удержался на этом рубеже“. Сталин улыбнулся и говорит: „С этими силами вы бы не удержались. Мы вам даем танковую бригаду и стрелковую дивизию“. Я обрадовался, поблагодарил его, попрощался и, окрыленный таким приёмом, уехал.

Таким образом, с вашей помощью, Иван Александрович, я не только не получил неприятностей, каких ожидал, а, как видите, дослужился до маршала Советского Союза».

Ну, я его от души поздравил с успешным крещением и встречей со Сталиным и сказал, что этот рассказ для меня является новым, так как и не знал, какова была реакция на мое сообщение о положении на фронте.

Через несколько дней, около 20 ноября 1944-го года, я приехал к новому командующему фронтом маршалу Жукову Г. К.

Рокоссовский К. К. был назначен командующим 2-м Белорусским фронтом.

Встреча была самой любезной, хотя субординация стала иной, чем была на Украине. Он стал маршалом и заместителем Верховного Главнокомандующего, а я — генерал-полковник и заместитель НКВД.

У меня, однако, по Украине осталось о нём самое благоприятное впечатление. Он мне нравился своей прямотой и искренностью, и главное, ни перед кем не заискивал, мог заступиться за человека, на которого нападают. Это я на себе испытал в Кишинёве в 1940 году.

У нас по-прежнему были товарищеские отношения. Я рассказал, чем буду заниматься, а он рассказал свои планы по захвату Варшавы и действий войск на фронте. Затем с ним ездили по армиям. В общем, он по отношению ко мне не изменился, и я отвечал тем же.

Он рассказал, что в ГОКО обсуждался вопрос о том, кто должен брать Берлин. Сталин настоял, чтобы командующие были русские, а не поляки или украинцы. И сам назвал Жукова и Конева. Координацию 1-го и 2-го Белорусских и 1-го Украинского фронтов Сталин взял на себя.

Как мне рассказал Г. К. Жуков, он неоднократно побывал в штабах армий, затем с Малининым* М. С. <они> разработали планы дальнейшего наступления на Варшаву и далее и докладывали свои соображения в Ставку с вызовом туда Георгии Константиновича.

Он мне не раз об этом рассказывал. И, наконец, в конце ноября окончательно был утверждён план наступления, но точный срок начала предусматривался примерно в начале января. При этом речь шла не только о Варшаве, а обо всей Висло-Одерской операции…

Начиная с 1944 года Серову вновь приходится вплотную погрузиться в польские проблемы. Его опыт по советизации Западной Украины оказывается как нельзя кстати.

К тому времени его «старые знакомые» — генералы Андерс и Окулицкий — пребывают уже совсем в ином качестве; теперь они ключевые фигуры в польском освободительном движении.

С началом войны приоритеты Москвы резко меняются. Из вчерашних противников Сталин прагматично решает сделать союзников.

Уже 30 июля 1941 года в Лондоне подписывается соглашение между СССР и польским правительством в изгнании, возглавляемом генералом Владиславом Сикорским, о совместной борьбе против Гитлера. Одно из условий соглашения — амнистия осужденных в СССР польских военнопленных и формирование из них новой польской армии для боев с фашистами.

В качестве командующего выбор пал на бригадного генерала Владислава Андерса, кстати, в прошлом — офицера царской армии и Георгиевского кавалера.

4 августа 1941 года, после 2 лет заточения, прямо из лубянской камеры Андерса доставляют в кабинет Берии. От наркома он выходит уже дивизионным генералом, командующим польской армией в СССР. Вместе с ним на свободу выпускают и полковника Окулицкого, спешно произведенного в бригадные генералы.

Именно тогда, на Лубянке, и происходит их вторая встреча с Серовым, что и отражено в дневниках. Но она была далеко не последней…

Генерал Андерс обманул Сталина. В 1942 году он вывел более 110 тыс. человек в Иран, но назад, вопреки обещаниям, не вернулся. В дальнейшем «армия Андерса» влилась в состав британских Вооруженных Сил, воевала на итальянском фронте и никакой помощи в освобождении Польши не оказывала.

Впрочем, то был лишь один из факторов скорого разлада между эмигрантским правительством и Москвой. Их союз был обречен изначально, ибо конечные цели сторон прямо противоречили друг другу. Если Сталин рассчитывал превратить Польшу в подконтрольную себе прокоммунистическую страну-сателлит, то лондонское правительство, поддерживавшееся западными союзниками, выступало за либерально-демократический строй.