Шрифт:
Затем он мне рассказал о том, что товарищ Сталин требует бандитов, которые убивают представителей местных польских органов власти или нападают на бойцов Советской Армии, судить военным трибуналом и тоже вешать на видных местах с надписями об их преступлениях.
При этом Сталин дал указание подготовить в ближайшую неделю в 4–5 городах такие операции и повесить. В конце сказал: «Передайте Серову моё указание».
Я сказал Булганину, что такие вещи на скорую руку не делают, судить надо через военный трибунал фронта. Булганин сказал, что нужно это в срочном порядке сделать и донести товарищу Сталину. Я ответил: «Давай вместе посмотрим следственные дела, где что есть, и затем ещё раз обменяемся по этому вопросу мнениями».
Практически я так ничего и не сделал, а все дела о преступлениях подобного характера направляли обычными каналами через прокуратуру и судили военным трибуналом, в соответствии с существующими военными законами [256] .
Таким образом, видно, что все волнения, которые происходили в тот период у Булганина, в основном оказались преувеличенными. Однако обстановка была напряжённой, так как ежечасно поступали данные или о готовящихся диверсиях, или донесения о том, что диверсии имели место, правда, не особенно крупные. Только в одном случае был взорван фронтовой склад боеприпасов. Это дело было так.
256
Вероятно, во исполнение решения Сталина, начальником Главного управления военных трибуналов была издана директива № 0034/111 от 2 ноября 1944 г., потребовавшая от председателей всех трибуналов: «повести решительную борьбу в отношении „аковцев“, не сдающих оружие», такие дела рассматривать в трибуналах немедленно, приговоры о высшей мере наказания утверждать в Военном Совете.
Километрах в 10 от Люблина в лесу был расположен большой склад боеприпасов 1-го Белорусского фронта. В связи с предстоящими наступательными операциями было сконцентрировано большое количество авиабомб, артснарядов и других взрывчатых веществ. Для поддержания порядка, очистки от смазки снарядов и авиабомб и прочих работ в склад привлекались местные жители из числа поляков.
В одно утро раздался страшный взрыв. Я быстро собрался и выехал на автомашине по направлению взрыва. Не доезжая 3–4 километра, вижу, что из населённых пунктов народ вышел в поле, так как в эти населённые пункты долетали неразорвавшиеся снаряды, а были случаи, когда они и взрывались.
Подождав немного, я стал продвигаться в сторону склада. Взрывы утихли, в лесу я увидел, что в местах, где были боеприпасы, образовались громадные воронки, деревья были вырваны и обожжены. Ни одного человека поблизости не было. В последующем я расспросил местных жителей, где находятся офицеры и солдаты, которые охраняют этот склад.
Мне показали деревню. По прибытии туда я нашел начальника склада и других офицеров в полной растерянности. Из предварительных расспросов я установил, что взрыв произошел в одном из хранилищ, где работали поляки, а затем взрывы перекинулись и на другие хранилища.
Одним словом, как потом мы подсчитали, количество взорвавшихся снарядов было настолько велико, что командованию фронта пришлось думать о восстановлении, с тем чтобы не сорвать предстоящую наступательную операцию. Ущерб был нанесен значительный.
Мне пришлось принять соответствующие меры к расследованию всех обстоятельств, но выяснилось, что из числа поляков, работавших в день взрыва, ни одного человека в живых не осталось. Поэтому пришлось лишь ограничиться тем, чтобы сообщить польским органам госбезопасности фамилии погибших для того, чтобы установить их связи и знакомства, через которые можно было бы дойти до организаторов взрыва.
Два пуда золота. 1944 год (октябрь-декабрь)
Я продолжал находиться в Люблине в связи с напряжённой обстановкой: и работал, и учил, помогая органам госбезопасности Польши, как бороться с контрреволюционными элементами.
…В Люблине сконцентрировалось много «аковцев», хочу привести один пример по разоблачению командующего 3-го военного округа Армии Крайовой, который находился на нелегальном положении.
По агентурным данным нам была известна только внешность этого руководителя: выше среднего роста (около 50 лет), солидный, полноватый, круглое лицо, короткие усики, военная походка и тёмно-зелёное пальто-реглан.
Этот военный округ АК имел свои войска, находившиеся на нелегальном положении. Имел связь с Лондоном и получал оттуда указания, готовясь к захвату власти в Варшаве. По тем же данным командир округа проводил большую работу по организации пропаганды против Советской Армии, издавал газету, распространял листовки и всё это делал с такой уверенностью, что мы поражались, как смело и безнаказанно он действовал.
Однажды, когда я шёл с адъютантом Тужловым по главной улице Люблина, я встретил подозрительного поляка, который проверялся [257] , и пошёл за ним. Мои подозрения подтвердились, когда я ещё раза два заметил, что он проверяется.
257
Имеется в виду — проверялся на предмет слежки.
Следуя за неизвестным, я увидел, что он направляется в костёл, в котором идёт служба. Мне тоже пришлось зайти туда. Только мы вошли в костёл, ксёндз закончил какую-то тираду, поднял руки кверху и упал на колено, и все верующие последовали его примеру. Мне ничего не оставалось, как так же встать на колено, но при этом я допустил ошибку: как я потом разглядел, католики опускаются на левое колено, а я опустился на правое.
Эта процедура длилась около 10–15 минут, и я как «верующий» со своим адъютантом стоял на коленях всё это время. По окончании службы неизвестный не вышел из костёла, а у нас были данные, что канцелярия командующего округом АК хранится в прикостёльском помещении и там же имеются большие суммы золота, выделенные этому округу польским эмиграционным правительством в Лондоне для организации подрывной работы. Я подумал, что напал на след.