Шрифт:
— Ну, дружище, полезай на ящики, так и быть довезу до Берлина, — и механик пустил машину.
Взгромоздясь на кучу ящиков, Штрук, бросив случайный взгляд на них, положительно остолбенел… Страшно знакомые надписи: «Осторожно», «Стекло»… Да-да!. Пражский вокзал… Болеслав — слуга профессора Пряника. Внезапный отъезд профессора… Посмотрим…
Страшно знакомые ящики…
Автомобиль остановился у длинных складочных сараев «Транспортного Общества».
— Приехали, друг, — крикнул Штруку шоффер, — в полицию, значит…
Штрук простился с добрым парнем и, наняв авто, помчал к себе в «Метрополь». Протянув к камину ноги, обмотав компрессом голову и наслаждаясь горячим кофе, Штрук свежую газету развернул…
С первой же страницы запрыгали слова дневных сенсаций:
— «Приезд Пряника». Гостиница «Гранд-Палас».
— Гм!
Репортеры умеют вперед очки давать…
34. Знакомство с новыми действующими лицами
У чешского премьера Кассарика с утра приступ подагры и теперь он устало перебирает полученную почту.
Вчера в парламенте монархисты сделали запрос: почему правительство до сих пор ничего не предпринимает относительно профессора пражского университета Пряника?
Как мог
КАССАРИК
с высоты ораторской трибуны заявить, что профессор Пряник требует огромные деньги, а финансы Чехии находятся в таком жалком положении, в таком жалком положении!..
Пришлось выворачиваться. И теперь Кассарик поморщился, когда вспомнил злую речь депутата Тачека… А тут еще русские эмигранты сидят на бедной шее Кассарика… Выгнать их к чорту! М-м!.. Как можно обращаться так небрежно с людьми, которые могут пригодиться… Да… да! Вот Панков, даже переворотик сделал при помощи врангельцев! О, они необходимы!.. Но все-таки что делать с профессором? Что делать? Что?!.
Кассарик утомленно закрыл глаза.
Обрывками, перегоняя друг друга, разные планы неслись в премьерской голове…
— О! — и Кассарик забыл о подагре и запросе правой.
— О! — и Кассарик о необычайной легкостью бросился к телефону.
— О!..
— Кабинет председателя сокольской организации? Мерси… Кто у телефона? Это вы, генерал? Да, Кассарик. Дело необычайной важности! Прошу немедленно приехать ко мне. Да, да… Жду… жду…
Опять погрузившись в мягкое кресло, мечтательно закрывает глаза…
В кабинете прохладно, в кабинете тяжелые шторы не позволяют озорному солнцу мешать государственной работе и — незаметно подкрадывается ласковый сон к Кассариковскому черепу.
— Хр… хр… хр!..
Тсс!.. Премьер задремал…
Тсс!..
В покой премьеровского черепа врезался осторожный голос секретаря:
— Господин министр… Господин министр…
Опять завертелись проекты, запросы, а над всеми этими надоевшими делами — приступ подагры…
— Да?
— Генерал…
— Проси, проси!..
Встал и сделал несколько шагов навстречу позвякиванию шпор.
— Садитесь, генерал!
«Садитесь, генерал…».
Вы, конечно, читали коротенькие заметки о таинственном изобретении профессора Пряника; первое время я, зная дутость технических сенсаций, не придавал никакого значения работе профессора, но когда в газетах и даже серьезных научных журналах все чаще и чаще стала фигурировать фамилия профессора, я, памятуя благо государства нашего, написал профессору Прянику письмо; напоминая профессору его чешское происхождение, выражал надежду, что изобретение, столь прославленное, — будет подарено, конечно, за приличное вознаграждение, — чешскому правительству. Через несколько дней получил следующее письмо:
«Господин министр!
Хорошо, конечно (правда, позже других) вспомнить о патриотических чувствах. Когда я — в начале работы — писал несколько раз длиннейшие жалобные письма с требованием субсидии — ваши патриотические чувства, уважаемый господин министр. Эта тупоумная невнимательность не только государственного мужа, но и моих коллег, не могла, конечно, остановить начатую работу. В кошмарно тяжелых условиях созидался мой „Везувиан“; бывали дни, когда приходилось голодать для того, чтобы купить нужные предметы для опытов… И вот тогда я перестал считать себя чехом, — отдавая „Везувиан“ человечеству.
Профессор Тадеуш Пряник».
— Конечно, после такого наглого письма немыслимы никакие переговоры. Но вы понимаете, генерал, что чешское правительство должно иметь изобретение Пряника, или…
— Или, господин премьер?..
— Или уничтожить и Пряника и… Да, это необходимо! Сумасшедший Пряник без всякого колебания продаст «Везувиан» кому угодно… Мы не обладаем возможностью купить, но уничтожить — уничтожить мы можем!!. У вас, конечно, генерал, есть верные люди, горячо любящие родину, которые возьмут на себя великую миссию уничтожить человека, забывшего национальную гордость?!.