Шрифт:
Почти в то же время от доноса агента пострадал житель Петербурга Александр Гибаль. Из написанного по-французски очень пространного и очень безграмотного доноса, поданного в III Отделение анонимным агентом и претендующего на дословную передачу подслушанного разговора, следовало, что 18 сентября 1830 года после концерта оперной певицы Зонтаг некто Гибаль отправился в ресторацию Палкина (в доносе Balkin) и там рассказывал о беспорядках в Европе, которые наверняка докатятся и до России, потому что поляки в Варшаве ненавидят русских. Завершив пересказ предосудительных речей Гибаля, агент заключал: «Все это обычные речи французских болтунов, взросших на биваках. ‹…› Сами по себе они не опасны, но могут невольно повредить неопытному юношеству ‹…› Желательно, чтобы такие люди покидали страну навсегда». Бенкендорф согласился со своим агентом; на сопроводительной записке к доносу он сообщил императору: «Разговор этот состоялся между ним и одним из моих людей, которого я знаю за человека правдивого; этого Гибаля хорошо бы выслать; мне известно, что он личность неблагонадежная», а император сделал на полях помету, утверждающую предложение главноначальствующего III Отделением: «Выслать». От высылки из России Александра Богдановича Гибаля спасло лишь то, что он, как довольно скоро выяснили в III Отделении, несмотря на французскую фамилию, был российским подданным; однако за разговорчивость он все-таки поплатился высылкой из Петербурга в Оренбург.
А вот другой француз по рождению, Альфонс Жобар, хотя с семнадцатилетнего возраста жил на территории Российской империи и занимался здесь преподаванием в высших учебных заведениях, в российское подданство не вступил – и вследствие конфликтов с попечителем Казанского учебного округа М. Л. Магницким, а затем с министром народного просвещения С. С. Уваровым в 1836 году был выслан из России с воспрещением возвращаться обратно. Российские власти, не желая судить Жобара уголовным судом, объявили его сумасшедшим, но строптивый профессор в ответ потребовал медицинского освидетельствования и получил документ о том, что не безумен. Перипетии борьбы француза против российских властей изложены в статье М. Б. Велижева «Петр Чаадаев и Альфонс Жобар», к которой я и отсылаю читателей; для меня здесь важно различие в обхождении с французами разного подданства: один француз отправился искупать свою вину в Оренбург, а другой – в чужие края, потому что оставался французом не только по рождению, но и по документам.
Конец ознакомительного фрагмента.