Для изучения преступности и личности преступников, для лечения психических расстройств у заключенных и проведения судебно-психиатрической экспертизы, по инициативе ведущих психиатров России В.М. Бехтерева и В.П. Осипова в 1918 г. в Петрограде был организован Диагностический институт судебной невропатологии и психиатрии. Подобное учреждение было решено создать и в Москве. В первых числах мая 1921 г. Пречистенская психиатрическая лечебница, которая берет свое начало от Центрального полицейского приемного покоя для душевнобольных, начавшего свою работу в 1899 г., была преобразована в Пречистенскую психиатрическую лечебницу для заключенных. А в 1922 г. ее переименовали в Институт судебно-психиатрической экспертизы им. Сербского. Институту поручают наиболее сложные и ответственные случаи, и постепенно он все больше и больше приобретает черты типичного научного учреждения. С первых дней существования института неизменным участником экспертных комиссий был Главный психиатр Мединспекции московских мест заключения профессор Краснушкин, организовавший Кабинет по изучению личности преступника и преступности. Евгений Константинович Краснушкин много лет посвятил проблемам судебной психиатрии. Впоследствии, в 1945 году, ему (совместно с акад. Е.Е. Сеппом и проф. Н.А. Куршаковым) было поручено участвовать в судебно-медицинской экспертизе главных военных нацистских преступников Круппа, Штрейхера и Гесса на Нюрнбергском международном судебном процессе. На суде «наци № 3» Гесс симулировал потерю памяти. Он, как известно, переправился на самолете в Англию, где заявлял, что его могут отравить, убить и т. д. Британские психиатры намеревались признать у Гесса шизофрению. Е.К. Краснушкин провел блестящую экспертизу и оценил поведение и черты личности Гесса как психопатические с тенденцией к сознательно-установочному симулятивному поведению. Суд признал заключение Е.К. Краснушкина убедительным, а Гесс в ходе дальнейшего рассмотрения дела в трибунале признался в симуляции.

В течение первого десятилетия существования Института его деятельность носила открытый характер: проводились заседания общества невропатологов и психиатров, организовывались экскурсии для студентов-медиков и юристов, для слушателей различных курсов; в прессе появлялись публикации об институте. В нем работали, читали лекции такие известные ученые, как Д.А. Аменицкий, Н.П. Бруханский, А.М. Бунеев, И.Н. Введенский и другие.

Однако по мере становления в стране тоталитарного режима начинают искореняться либеральные тенденции, ужесточается режим содержания испытуемых, над сотрудниками устанавливается мелочная опека, происходят многочисленные кадровые перестановки. В 1930 г. директором института становится (уволена в 1950 г.) Ц.М. Фейнберг, окончившая в 1916 г. Киевский медицинский институт по специальности врач-терапевт и долгое время работавшая на административных должностях в системе ВЧК и НКВД. Институт им. Сербского был единственным научным учреждением судебной психиатрии, поэтому постепенно в его ведение перешли абсолютно все научно-практические и организационно-методические проблемы судебно-психиатрической экспертизы, включая и руководство периферийными психиатрическими учреждениями. Самые известные ученые-психиатры либо работали в институте, либо сотрудничали с ним. Причем постепенно на передний план стали выдвигаться вполне определенные политические цели. В 1938 г. здесь было создано специальное отделение, куда помещали всех испытуемых, обвинявшихся в контрреволюции (по ст. 58 УК РСФСР), кроме женщин и подростков. Режим содержания в обычных отделениях также ужесточился, более суровыми стали и требования к персоналу. Взаимоотношения между сотрудниками были основаны на недоверии, подозрительности и доносительстве. Истории болезни обвиняемых по ст. 58 УК РСФСР были выделены в отдельный архив, который осенью 1941 г. уничтожили в первую очередь. В комиссию по «разгрузке архива» входил ученый секретарь института Д.Р. Лунц.

Режим секретности привел к тому, что основная масса психиатров не знала о злоупотреблениях психиатрией. Следует иметь в виду, что эти злоупотребления не ограничиваются одним только признанием инакомыслящих психически больными. Однако именно потому, что процессы над инакомыслящими в 60-70-е годы и направление их на «лечение» в специализированные психиатрические больницы системы МВД стали достоянием мировой общественности, начали появляться сведения о «психиатрическом терроре», который руководство института категорически отрицало. Будучи директором института, акад. Г.В. Морозов обладал неограниченной властью и руководил всей судебно-психиатрической службой СССР, Всесоюзным обществом невропатологов и психиатров, непосредственно председательствовал в наиболее важных экспертных комиссиях. «Специальное» 4-е отделение — «государство в государстве» — возглавлял проф. Д.Р. Лунц. Психиатры- эксперты, работавшие с «обычными» уголовниками, не имели туда доступа Один из авторов этой книги, проходивший в конце 60-х годов клиническую ординатуру в институте им. Сербского, совершая обходы во время ночных дежурств, только через окошечко в двери 4-го отделения слышал от дежурного фельдшера: «Все спокойно, все в порядке». Работавшие там врачи никогда не рассказывали коллегам о своей работе. Именно в это отделение со всего Советского Союза направлялись на экспертизу арестованные по политическим статьям. Именно у этого контингента испытуемых активно выискивали психические нарушения, дававшие основание признавать их психически больными, невменяемыми и направлять на лечение в специальные психиатрические больницы-тюрьмы. Таким образом подтверждалось высказывание И. С. Хрущева о том, что при коммунизме только психические ненормальные способны выступать против существующего строя, и выполнялось предложение председателя КГБ Ю. Андропова использовать психиатрию для борьбы с диссидентами (письмо в ЦК КПСС от 29.04.1969 г.). Эти указания эффективно использовались властями в карательных целях для устранения (на неограниченный срок) несогласных, о чем стало известно только благодаря международным акциям. В 1970 г. в Амстердаме вышла книга-памфлет Роберта Ван Ворена «Даниил Лунц — психиатр-дьявол». Это была первая публикация, в которой назывались имена психиатров, участвовавших в злоупотреблениях: Д. Лунц, М. Тальце, известные ученые и теоретики психиатрии — А. Снежневский, Г. Морозов, Р. Наджаров, М. Вартанян и другие руководители основных психиатрических учреждений.

Наследие сотрудников Института им. Сербского разнообразно, широк и многообразен круг их научных интересов. На примере работы института можно представить, насколько сложны проблемы судебной психиатрии.

Практическая экспертная работа почти никогда не приносит известности судебному психиатру, а вот неприятностей эта очень опасная деятельность доставляет множество. На протяжении десятилетий сотрудники института вели обширную научно-практическую деятельность, написали десятки монографий по судебной психиатрии, освидетельствовали тысячи испытуемых, но достаточно было признать какую-то часть психически здоровых диссидентов психически больными, чтобы название института начало вызывать ужас и стало нарицательным. Как участие проф. И. Сикорского в позорном деле Бейлиса и его заключение (не экспертиза) о возможном совершении Бейлисом убийства с ритуальной целью заставило забыть его научные труды, так и практическая деятельность Д. Лунца перечеркнула его военные заслуги и теоретические работы. Труды этих психиатров известны их коллегам, но сами они известны всему прогрессивному человечеству как представители реакционного мировоззрения. Лунц был типичным представителем своего времени. Высокоэрудированный, образованный, умный, он верой и правдой служил режиму и оказался вершителем чужих судеб. Как и многие психиатры, он безоговорочно, полностью принял концепцию акад. Снежневского о вялотекущей шизофрении. Эта концепция стала для советской психиатрии некой границей между московской школой, придерживавшейся расширенного диагностирования шизофрении, и ленинградской и киевской школами, где к диагностированию шизофрении подходили более трезво и взвешенно.

Украинской судебной психиатрии повезло. Диссидентов редко направляли в Киевскую судебно-психиатрическую экспертную комиссию. Судебно-психиатрическое экспертное отделение Киевской городской психоневрологической больницы им. акад. И.П. Павлова было организовано в 1947 г. С.М. Лившицем. Блестящий психиатр-клиницист и судебный эксперт, доктор наук, он много лет председательствовал в судебно-экспертных комиссиях. При этом основанием для диагностических экспертных заключений считал только клинические критерии. Именно ему принадлежала идея организации в Киеве филиала Всесоюзного института общей и судебной психиатрии (в настоящее время — Украинский НИИ социальной и судебной психиатрии). Замечательный, безупречно честный, глубоко интеллигентный человек, Саул Моисеевич Лившиц утром очередного рабочего дня был убит на территории больницы им. Павлова. Убийца, в прошлом не раз проходивший экспертизу, нанес Саулу Моисеевичу несколько ножевых и огнестрельных ранений.

Психиатрия, как и вся медицина 60-80-х годов, была сильна своими школами с определенным направлением научных исследований и преемственностью. Кафедру Киевского медицинского института возглавлял проф. Я.П. Фрумкин, с ним работали И.Я. Завилянский, И.А. Мизрухин, И.Э. Сливко, И.Д. Шевчук и Г.Л. Воронков, который после смерти Я.П. Фрумкина возглавил кафедру. На базе больницы работала кафедра Института усовершенствования врачей и отдел патофизиологии высшей нервной деятельности Института физиологии им. А.А. Богомольца (Е.А. Рушкевич, В.М. Шапошников, Т.М. Городкова, профессора В.П. Протопопов, И.А. Полищук, П.В. Бирюкович). Направлениями их научных исследований были клинико-психопатологическое и патофизиологическое. В диагностически сложных случаях не последнюю роль играла коллегиальность решений. На экспертные комиссии приглашались Я.П. Фрумкин, И.А. Полищук, В.М. Блейхер, в 1956 г. создавший в больнице им. Павлова первую в Украине патопсихологическую лабораторию, Б.М. Куценок, открывший на базе больницы Республиканский консультативный центр; ее главный врач, великолепный эксперт П.Н. Лепехов; блестящий практический психиатр и очень мудрый человек Аким Михайлович Фарбер, в свое время выступавший на Нюрнбергском процессе с показаниями о геноциде. На расширенных комиссиях все присутствовавшие активно высказывали самые разнообразные точки зрения. Рядом с С.М. Лившицем все годы работала заведующая судебным отделением Наталья Максимовна Винарская, крайне принципиальный и невероятно добросовестный человек…

К сожалению, в последние годы расширенные комиссии встречаются все реже и реже. Авторы этой книги хотят воспользоваться случаем и высказаться за необходимость расширенных судебно-психиатрических экспертных комиссий в диагностически сложных случаях. Пример работы Института им. Сербского как единственной высшей инстанции в судебной психиатрии свидетельствует о том, что какое-либо одно учреждение не должно становиться вершителем судеб. В Киеве сейчас экспертизу проводят два учреждения — Киевский городской центр судебно-психиатрической экспертизы и отдел судебных экспертиз Украинского НИИ социальной и судебной психиатрии. Таким образом сохраняется и система проведения экспертизы, и основные позиции. Конечно, в судебно-психиатрических экспертных комиссиях должны участвовать специально подготовленные судебные психиатры, имеющие также опыт работы в общей психиатрии, так как узкая специализация всегда ограничивает возможности широкого клинического мышления. Не хотелось бы, чтобы судебные психиатры становились узкими специалистами, «подобными флюсу».

И, наконец, самый сложный аспект: как могло случиться, что психически здоровым людям был поставлен диагноз психического заболевания? По сравнению с медициной в целом, в практике психиатрии этические вопросы приобретают особую остроту, поскольку именно здесь недобровольные формы лечения узаконены, так как необходимы. Психически здоровые нуждаются в защите своих прав и охране от социально опасных психически больных, так же, как и психически больные — в охране при ущемлении их прав. Это создает предпосылки для злоупотреблений. То, что видные психиатры признавали психически больными Петра Григоренко, Жореса Медведева, Ивана Яхимовича и других, никак нельзя объяснить диагностическими ошибками. Но как могли десятки врачей на протяжении многих лет подтверждать эти диагнозы во время пребывания таких пациентов на принудительном лечении, а затем наблюдая их в психоневрологических диспансерах? Что это — страх перед авторитетами и трусость? бездумное отношение к своим обязанностям? профессиональная безграмотность?