В апреле — августе 1917 г. «Новая жизнь» вела полемику с буржуазными изданиями — прежде всего, с кадетской газетой «Речь» (о «пораженчестве» Горького и всей газеты, о том, что деньги, переданные на издание «Луча», Горький использовал для создания «Новой жизни» и т. д.). В конце августа «Новая жизнь» подверглась еще более жестоким нападкам со стороны буржуазной печати, обвинявшей ее в «большевизме», «пораженчестве», связи с немцами, которые якобы и спонсируют газету.

Все эти слухи, домыслы, инсинуации возымели действие: Временное правительство сочло, что «Новая жизнь», даже если она и не связана напрямую с немцами, оказывает разлагающее влияние на армию. К применению санкций к газете Временное правительство, которое почувствовало свою слабость и реальную для себя опасность, безусловно, подтолкнул также Корниловский мятеж. 27 августа Верховным главнокомандующим Русской армией генералом от инфантерии Л.Г. Корниловым была предпринята попытка установления в стране военной диктатуры. «Новая жизнь» опубликовала обращение к населению А.Ф. Керенского. В № 115 «Новая жизнь» с огромным удовлетворением сообщала, что «мятежная попытка генерала Корнилова и собравшейся вокруг него кучки авантюристов остается абсолютно обособленной от всей действующей армии и флота». Несмотря на то что «всякую опасность для революции от кадетско-корниловской авантюры» «Новая жизнь» считала «вполне устраненной», газета в конце августа обрушилась на Временное правительство с резкой критикой. Во-первых, новожизненцы полагали, что «преступный заговор буржуазии еще не до конца ликвидирован», ибо «его главнейшие деятели еще на свободе». Газета выражала недовольство тем, что целый ряд военачальников и государственных деятелей, который сначала поддержал Корнилова, а затем, осознав провал его выступления, спешно от предателя отрекся: «Перед нашими глазами уже прошел целый ряд случаев, когда Временное Правительство вступало в переговоры с теми, кому оно должно было приказывать, и оставляло на должности тех, кто еще вчера его предавал. Два дня тому назад несколько главнокомандующих армиями прислали Временному Правительству заявление, что они солидарны с генералом Корниловым; через 48 часов они изменили свое мнение, прислали изъявление покорности. И они остались на своих местах, обязанные защищать ту же самую родину, которую они вчера без всяких оговорок отдали на распятие предприимчивому авантюристу». «Новая жизнь» требовала справедливого, «мужественного и сурового суда революции над врагами ее». Во-вторых, в столь тревожный для революции час газета поддержала большевиков и потребовала освобождения тех, кто был осужден за мятеж 3–5 июля: «“Заговорщические полки”, “преступные” кронштадтцы и моряки Балтийского флота, рабочие Петербурга, которых обезоружило Временное Правительство, в минуту опасности встали на защиту его, забывши обиды. И теперь братья сидящих в тюрьмах, имеют полное право требовать их освобождения».

В пятницу 1 сентября 1917 г. запланированный № 117 не вышел: издание «Новой жизни» было приостановлено на неделю. Есть основания предполагать, что Временное правительство собиралось в скором будущем и вовсе закрыть «Новую жизнь», но этим планам помешал Октябрьский переворот. Лишь в субботу 9 сентября «Новая жизнь» возобновила свое издание: «С сегодняшнего дня наша газета — опять “Новая жизнь”. Запас маленьких Наполеонов далеко не исчерпан, плачевный провал Корниловского заговора далеко не всеми учтен. В виду этого положение левой социалистической прессы остается почти столь же шатким. И да не удивится читатель, если через некоторое время наша газета, благодаря каким-либо новым причудам политического курса, будет опять вовлечена в невольный маскарад. Мы не можем утверждать, что этого впредь не случится. Мы можем только уверить, что под новыми масками, сколько бы их ни было, читатель всегда найдет все то же лицо». 25–26 октября 1917 г. в Петрограде В.И. Ленин, Л.Д. Троцкий, Я.М. Свердлов и другие организовали вооруженное восстание. Непосредственное руководство им осуществлял Военно-революционный комитет (ВРК) Петроградского Совета. Временное правительство было свергнуто. 28–29 октября один из главных критиков и самых непримиримых идейных противников Горького и его «Новой жизни» З.Н. Гиппиус писала в дневнике: «Все газеты оставшиеся (3/4 запрещены), вплоть до “Новой жизни”, отмежевываются от большевиков, хотя и в разных степенях. “Новая жизнь”, конечно, менее других. Лезет, подмигивая, с блоком, и тут же “категорически осуждает”, словом, обычная подлость. Газеты все задушены. Красуется, помимо “Правды”, эта тля — “Новая жизнь” [49] . Несмотря на все «красование», как раз в ночь с субботы на воскресенье — с 28 на 29 октября — «Новая жизнь», по сути, впервые подверглась большевистской цензуре. Из редакционного сообщения, помещенного в № 166 (160), мы знаем, что поздно ночью часть наборщиков типографии «Новое время», где печаталась «Новая жизнь», стала чинить препятствия к опубликованию приказа Керенского, обращения генерала П.Н. Краснова к казакам и некоторых заметок о заседании в Городской думе. Никого из членов редакции в типографии в это время уже не было. Выпускающий газету техник заявил, что вмешательство посторонних лиц в редакционную часть газеты недопустимо. После этого в типографию явился комиссар местного района с вооруженным отрядом и «заявил, что по телефонограммам ВРК печатание приказа Керенского воспрещается, что же касается отдельных мест из сообщений о заседании городской думы, то это не допускается к печатанию до проверки правильности упоминаемых фактов. Выпускающий газету пытался снестись по телефону с членами редакции, но в виду позднего времени (4 ч. утра) переговорить с ними не мог и потому не решался единолично приостановить выпуск газеты, подвергшейся цензуре. Ознакомившись с происшедшим, редакция заявляет, что она категорически протестует против подобного самоуправства и в случае его повторения — скорее закроет газету, чем подчинится насилию». Горький и его ближайшие соратники — Суханов, Базаров, Строев, Тихонов и др., многие из которых входили в «Организацию социал-демократов-интернационалистов», — разделяли независимую социалистическую программу. Новожизненцы не признавали возможности победы социалистической революции в России и не принимали идеи диктатуры пролетариата. Они выступали за социалистическое коалиционное правительство, за Учредительное собрание, всеобщий демократический мир, земельную реформу и рабочий контроль. Потому сразу после Октябрьской революции Горький, находясь в тяжелом расположении духа, выступил против авантюризма большевистских планов. 6 ноября Горький был у врача И.И. Манухина, с которым также дружила чета Мережковских. «Он (Горький) производит страшное впечатление, — писала Гиппиус. — Темный весь, черный, «некочной». Говорит — будто глухо лает. Только все о своей статье которую уж он «написал»… для «Новой Жизни»… для завтрашнего №… Да черт в статьях! Дима (Д.С. Мережковский) хотел уйти… Тогда я уж прямо к Горькому: никакие, говорю, статьи в «Новой Жизни» не отделят вас от большевиков, «мерзавцев», по вашим словам; вам надо уйти из этой компании. И, помимо всей «тени» в чьих-нибудь глазах, падающей от близости к большевикам, — что он, спрашиваю, сам-то перед собой? Что говорит его собственная совесть?

Он встал, что-то глухо пролаял: — А если… уйти… с кем быть?» [50] . На следующий день — 7 ноября — в «Новой жизни» вышла статья «К демократии», в которой Горький писал: «Слепые фанатики и бессовестные авантюристы сломя голову мчатся якобы по пути “социальной революции” — на самом деле это путь к анархии, к гибели пролетариата и революции». Ленин был назван «хладнокровным фокусником, не жалеющим ни чести, ни жизни пролетариата». В середине ноября Гиппиус расценила эту статью как «жалкий лепет. Весь Горький жалок, но и жалеть его — преступление» 13 [51] . Резко негативное отношение к газете Гиппиус сохранила и в дальнейшем. 9 ноября Совет народных комиссаров (СНК) принял Декрет о печати, который был утвержден на первом же заседании правительства. Декрет был опубликован 10 ноября в «Газете Временного рабочего и крестьянского правительства», «Известиях», «Правде». Декрет был направлен против оппозиционной большевикам прессы, в первую очередь — буржуазной, которая считалась могучим оружием врагов новой власти. В Декрете подчеркивался его временный, чрезвычайный характер. В нем утверждалось, что всякие административные воздействия на печать со временем будут прекращены и что для нее будет установлена полная свобода в пределах ответственности перед судом. Декрет не являлся обычным юридическим законом о печати — он не ликвидировал неугодную прессу, а лишь преследовал призывы к открытому сопротивлению власти, ложь и клевету. Тем не менее, можно констатировать, что наказание за «явно клеветническое извращение фактов», т. е. за неприемлемое для большевиков толкование действительности, которое утверждал Декрет, возобновляло цензуру, причем открывало для карательных действий весьма широкий простор.

В ноябре 1917 г. «Новая жизнь», избежавшая закрытия как социал-демократическое издание, пусть и не отражавшее позицию большевиков, включилась в резкую полемику с большевистской печатью, прежде всего с «Правдой». В сущности «Новая жизнь» превратилась в оппозиционную газету. Ратовавшая за последовательные социальные реформы и планомерное культурное строительство, «Новая жизнь» считала, что во имя достижения этих целей страну, — насколько это возможно — нужно оградить от серьезных политических кризисов.

Тем не менее, действия взявших в свои руки власть большевиков часто подвергались со стороны «Новой жизни» беспощадной критике. Так, например, в № 173 (167) и 174 (168) вышли статьи Суханова «Кризис новой “власти”» и «Диктатура гражданина Ленина». «Мы здесь (в Петрограде) живем в плену «большевиков». Житьишко невеселое и весьма раздражает, но — что же делать? Делать нечего, — писал Горький Е.П. Пешковой в конце января 1918 г.-… претерпели самодержавие Романова, авось и Ульянова претерпим. А «Новая жизнь», вероятно, погибнет».

В № 9 (223) от 13 января газета сообщала, что «автономная комиссия рабочих государственной типографии (быв. “Новое время”) взяла на себя без всякого указания советской власти роль добровольных цензоров “Новой жизни” и признав газету “погромной” самовольно прекратила ее дальнейшее печатанье». Из-за этого несколько ближайших номеров «Новой жизни» выходили меньшим тиражом и в сокращенном объеме. 5 января открылось первое и последнее заседание Учредительного собрания в Таврическом дворце в Петрограде. А уже 6 января СНК издал Декрет о роспуске Учредительного собрания, — Декрет этот «Новая жизнь» осудила.

29 января Петроградский совет принял «Временные правила о порядке издания всех периодических и непериодических печатных произведений в Петрограде». В первом же его параграфе декларировалось, что для издания печатных произведений всех видов не требуется никаких особых разрешений. Параграфы 2–5 в целом повторяли правила, установленные постановлением Временного правительства «О печати»:

«2) Печатные произведения: газеты, журналы, брошюры, листки и т. п. должны выходить с указанием имени редактора, издателя и точного адреса редакции и конторы.

3) Издатели обязуются одновременно с выпуском печатного произведения из типографии в продажу присылать эти произведения с посыльным по 5 экземпляров: а) комиссариату по делам печати при Петроградском Совете Рабочих и Солдатских депутатов по адресу: Смольный, коми. № 7; б) комиссару по делам печати при районном совете Рабочих и Солдатских Депутатов в пределах коего находится типография, где печатается издание.

4) Все издатели газет и журналов обязуются давать комиссариату по делам печати при Петроградском Совете Рабочих и Солдатских Депутатов и районным комиссарам точные сведения о тираже издания; о ежедневных — один раз в неделю, о еженедельных — один раз в месяц.