«Четыре сменявшихся один за другим министра финансов не могли ничего сделать, чтобы вывести страну из финансового тупика, — отмечал Деникин, — Ибо для этого нужно было или пробуждение чувства государственности в народной массе, или такая мудрая и сильная власть, которая нанесла бы сокрушительный удар гибельным, безгосударственным, эгоистичным стремлениям и той части буржуазии, которая строила свое благополучие на войне, разорении и крови народной, и той демократии, которая, по выражению Шингарева, «с такой суровостью, устами своих представителей в Государственной Думе, осуждала тот самый яд бумажных денег, который теперь полными чашами стала пить сама, — в момент, когда явилась почти хозяином своей судьбы» [169] .

Редкое единодушие объединяло в оценке причин и последствий развала финансовой системы страны таких непримиримых противников, как Шингарев, Деникин и Ленин. Последний, выражая общее мнение отмечал: «Все признают, что выпуск бумажных денег является худшим видом принудительного займа, что он ухудшает положение сильнее всего именно рабочих, беднейшей части населения, что он является главным злом финансовой неурядицы. И именно к этой мере прибегает поддерживаемое эсерами и меньшевиками правительство Керенского» [170] . Это утверждение можно принять за происки коммунистической пропаганды. Но классик рыночной экономики Дж. Кейнс по сути говорил то же самое.

В 1939 г. когда Англия вступала во Вторую мировую войну Дж. Кейнс писал: «Если военные расходы не будут полностью покрываться за счет сбора налогов (что невозможно практически), они частично могут быть покрыты за счет заимствований, которые являются формой отсрочки траты чьих-то денег. Этого не избежать в случае роста цен, который, по сути, означает передачу заработка потребителей в руки класса капиталистов… только капиталисты, а не общество в целом, станут основными владельцами выросшего государственного долга — то есть, по сути, владельцами права тратить деньги по окончании войны» [171] . Инфляция в отличие от долга позволяет, не дожидаясь конца войны, осуществить это перераспределение сразу и непосредственно.

«Рост заработной платы и объема бумажных денег привел к стремительной инфляции. Это было неизбежно в стране с примитивным казначейством и банковской системой, — отмечал английский историк Д. Киган, — Особенно разрушительно инфляция повлияла на сельскохозяйственное производство. Крупные землевладельцы продавали землю в обмен на производственные мощности, поскольку не могли позволить себе тройное увеличение заработной платы. В свою очередь, крестьяне, которые не желали или были не в состоянии платить высокую цену за промышленные товары, уходили с рынка зерна и возвращались к самообеспечению…» [172] .

Деникин обращал внимание еще на одну специфическую причину предопределившую кризис российской финансовой системы во время войны: «Главными недостатками нашего довоенного бюджета считаются базирование его на доходах от винной монополии (27 % доходов Госбюджета в 1912 г.) и почти полное отсутствие прямого обложения… Война и запрещение во время ее продажи спиртных напитков вывели совершенно наш бюджет из равновесия» [173] .

Обыкновенные доходы покрывали в 1915 г. только — 24 %, в 1916 г. — 22 %, а в 1917 г.
– 17 % расходов казны, дефицит покрывался за счет внутренних и внешних займов, а так же за счет краткосрочных 5-ти% обязательств казначейства покупаемых Госбанком [174] . Эти обязательства, по сути, являлись инструментом эмиссионного финансирования экономики. С начала Мировой войны по 1 июля 1917 г. поступило от выпуска займов внутренних — 11 млрд руб., внешних — 7,6 млрд, краткосрочных обязательств -14,3 млрд и т. п., всего 35 млрд руб. [175] к Октябрю сумма долга в текущих ценах выросла до 41,6 млрд, в т. ч. внешнего до — 8,5 млрд [176] .

Отношение Временного правительства к государственным кредитам наглядно демонстрировали примеры из ежедневной практики русского агента во Франции А. Игнатьева: «Французский кредит открывал для наших новых правителей широкое поле деятельности. За те задачи, разрешение которых оказывалось не под силу генералам и министрам, взялась та широкая общественность, под которой… Временное правительство подразумевало не только земгусаров, но и таких поистине замечательных охотников до тощего русского кошелька, как братья Рябушинские и все иже с ними. Метод обращения…, был выработан простой: скрывая фирму и поставщика, предписывать мне переводить из Банк де Франс на частные банки…, круглые суммы под не существовавшие заказы… было даже трудно предвидеть, чем может окончиться эта финансовая вакханалия. Если в царское время государственная власть смотрела сквозь пальцы на мошеннические проделки дельцов типа пресловутого Митьки Рубинштейна, то теперь она в лице буржуазного Временного правительства попросту покорно исполняла приказы русских частных банков» [177] .

В России тем временем, как отмечал Вестник финансов: «Тревожная неустойчивость внутреннего и внешнего политического положения обусловила сокрытие капиталов, некоторый перевод их за границу, помещение в движимости и недвижимости и сдержанности в подписке на военные займы» [178] . Из обращения исчезли 100 и 1000 рублевые купюры, сумма вкладов в банках упала почти на 3/4 [179] . Бегство капиталов за границу приняло массовый характер. 5 июня Министерство финансов было вынуждено запретить денежные переводы за границу без своего разрешения. В августе 1917 г. Керенский, не смотря на получение крупного американского займа, был вынужден обнародовать программу изоляции от мировой экономики, включавшую, прекращение конвертации рубля, запрет на вывоз иностранной валюты, отмену коммерческой и банковской тайны. Однако все эти меры проводились недостаточно решительно и запреты легко обходились, в частности через Харбин, и Финляндию… или за счет вывоза золота. Министерство финансов в октябре отмечало недостаточность обычных таможенных мер для борьбы с этим злом [180] .

Английский посол летом 1917 г. с тревогой докладывал в Лондон: «Я все еще надеюсь, что Россия выдержит, хотя препятствия на ее пути, как военного, так и промышленного и финансового характера внушают сильнейшие опасения. Вопрос о том, откуда она возьмет денег для продолжения войны и для уплаты процентов по государственным долгам, меня очень заботит, и нам вместе с американцами придется вскоре столкнуться с тем обстоятельством, что мы должны будем в весьма значительной степени финансировать ее, если мы желаем, чтобы она выдержала зимнюю кампанию» [181] .