Уже спустя год после гибели Павла в Москве и Петербурге восстанавливается деятельность масонских лож шотландского обряда, закрытых Павлом. Одну из них открывает племянник посла Уитворда.

Вышеназванный Леонтий Леонтьевич фон Беннигсен, участвовавший в воспитании Александра Павловича, в 1812 году проявляет себя в первых сражениях русской армии с войском Наполеона. После того, как он в донесениях преувеличивает свой успех, ему доверяют командование корпуса в канун битвы под Фридландом, где русские подвергаются разгрому в итоге вынужден подписать Тильзитский мир. Тем не менее летом 1812 года Беннигсен становится главой штаба при Кутузове, но уже спустя два месяца главнокомандующий без объяснений отстраняет его от дел. Род Беннигсенов проявит себя в XX веке: граф Александр фон Беннигсен станет самым авторитетным американским экспертом по советскому Кавказу, а его дочь Мария возглавит Комитет поддержки Чечни в Париже.

Менее сомнительны боевые заслуги Александра Христофоровича Бенкендорфа — родного внука воспитательницы Александра Павловича и сына генерала Христофора Ивановича фон Бенкендорфа. После войны А. X. Бенкендорф, как и многие дворяне, уходит в масонство. В ложе «Соединенные друзья» вместе с ним состоят будущие декабристы. В то же время его сестра Доротея Христофоровна становится супругой Христофора Андреевича Ливена — родного сына еще одного заговорщика, военного министра при Павле Андрея фон Ливена.

Влияние X. А. Ливена при дворе Александра «определялось тем обстоятельством, что его мать, Шарлотта, была ближайшей подругой вдовствующей императрицы Марии Федоровны и воспитательницей детей императорской фамилии. Титулы, имения и всяческого рода покровительства буквально обрушились на головы Шарлотты и ее детей», — пишет внук брата X. А. Ливена, британский историк Доминик Ливен. Его книга «Россия против Наполеона. Борьба за Европу», изданная на русском языке к 200-летию Отечественной войны, содержит обширную фактуру о противостоянии англофилов и франкофилов при дворе, а кроме того, об идеологическом аспекте англофилии в петербургском обществе: «Великобритания рассматривалась не только как очень могущественная, но и как самая свободная из европейских держав. Свободы, имевшиеся в английском государстве, казалось, лишь способствовали укреплению его мощи…

Н. С. Мордвинов, ведавший экономической политикой России, был последователем Смита и Рикардо, а министр финансов Д. А. Гурьев считал английскую систему финансов одним из наиболее выдающихся изобретений человеческого разума».

В 1812 году X. А. Ливен становится послом России в Великобритании, а его супруга содержит салон, где встречаются дипломаты, военные и разведывательные чиновники и культурные деятели. Потом она переместится в Париж и станет одним из архитекторов Entente Cordiale в его первой редакции.

А. X. Бенкендорф, в 1818 году прервавший связь с ложей, делает карьеру в Гвардейском корпусе, чему способствует бунт в Семеновском полку. Тогда он готовит рапорт о тайных обществах, с текстом которого знакомится будущий государь Николай Павлович.

В день Декабрьского восстания начальник А. X. Бенкендорф предлагает свои услуги новому императору, направляя ему свои предложения по созданию системы внутреннего сыска в составе Е. И. В. Канцелярии. Для вольнолюбивых кругов дворянства, а также для литераторов и театралов он становится с тех пор символом деспотизма и реакции. На международном уровне, впрочем, он не слывет ретроградом — например, занимает благожелательную позицию по правам евреев (в составе правительственного комитета по преобразованию еврейского быта).

В самые «глухие» годы отдельно взятым дворянам вольнодумство прощается. Так, в дни парижского восстания в июле 1830 года целая группа московских студентов расхаживает в публичных местах, обмотавшись шарфами с цветами французского флага. Этих студентов, в частности Александра Герцена (Яковлева) и Николая Огарева, берут на заметку, но не арестовывают. В кружке Станкевича, куда они вхожи, от них на всякий случай отмежевываются, называя фрондерами. Точнее, за себя боится Станкевич, а их непосредственный опекун Александр Кетчер, шведский дворянин с английской фамилией, переводчик Шекспира, имеет основания гордиться своими воспитанниками.

Бенкендорф не замечает вольнолюбия молодых людей еще пять лет, пока их поведение не становится совсем вызывающим. Но к этому времени, свободно путешествуя по Европе, молодые люди уже обзаводятся, говоря современным языком, диссидентской карьерой. В 1835 году Герцена ссылают в Вятку, но суровый Леонтий Васильевич Дубельт — бывший декабрист, по непонятным причинам добившийся особого доверия Бенкендорфа — проявляет благорасположение и по ходатайству Жуковского разрешает перевести вольнодумца во Владимир, где он работает на государственной службе.

Бенкендорф в это время занят экзекуцией Чаадаева — государственника, категорического противника отделения Польши от России еще при Александре, но при этом сторонником союза Западной и Восточной церквей. После выхода в свет «Философических писем» Чаадаева объявляют душевнобольным (в 1800 году о повреждении умом императора Павла распускал сплетни посол Уитворд). Зато бдительный Бенкендорф в старости переходит в католическую веру.

Искренний полемист Чаадаев, каким его и изобразил Грибоедов под именем Чацкого, сетовал на «одиночество», но был сам по себе интеллектуальным одиночкой: идеализируя Европу, он не замечал размывания в ней духовных основ, мысленно «застряв» в павловском времени. Однако его имя помимо его воли стало ориентиром русского западничества, ориентированного уже на Просвещение, а не на католицизм, и ответом именно этому мэйнстриму было русское славянофильство. Чаадаев вышел за допустимые пределы самоотрицания, за что ему досталось и от старого друга Пушкина. Но ни он сам, ни Надеждинский «Телескоп», публикатор «Писем», подрывной деятельностью не занимались.