Эти потускневшие и выцветшие от времени фото хранятся как священные реликвии. На них изображен «Наш Даниил Кириллович». И много позже, когда в волосах его друзей появились уже серебряные нити, а они сами прошли большую часть своего жизненного пути, Даниил Кириллович все же называл их, своих друзей, которые выросли у него на глазах, Лизами, Катями, Анями, а при встрече с ними в Москве всегда интересовался, что поделывают их матери и отцы в Жмеринке, или вспоминал, как некоторые из них студентками-медичками и молодыми врачами работали у него в лабораториях в Подольском земстве во время холеры и как он учил их выделять чистые культуры вибриона. А был он в это время академиком и президентом Академии наук УССР.

Есть прекрасная поговорка: чтобы быть умным, одного ума мало. У Заболотного был не только светлый ум, но и золотое сердце.

О хороших людях, украшающих и украшавших жизнь человеческую, — можно и должно писать даже не в дни юбилейных торжеств.

Здесь бы хотелось упомянуть об одном враче — истинном ученом, имя которого как-то мало вспоминают, или, если вспоминают, то только на страницах специальных изданий, — о Василии Исаевиче Исаеве (1854–1911). Как-то прошел он в жизни мало отмеченным, а ведь это был настоящий ученый и многое сделал для науки.

В. И. Исаев (1854–1911).

Вкратце открытие его заключалось в следующем: если в брюшную полость морской свинки впрыснуть несмертельную дозу холерного вибриона, то при последовательном введении в ту же полость холерных вибрионов, они целиком растворяются — это так называемый феномен Исаева: взятая в пробирку из брюшной полости такой морской свинки жидкость тоже растворяет холерных вибрионов. «Они, — писал Исаев, — съеживались в маленькие шарики… но постепенно эти шарики бледнели… потом оставались лишь слабо видные тени, как остаток погибших вибрионов и, наконец, исчезало и это». Значение этого опыта вот в чем: с холерными вибрионами схожи очень многие микробы, которые тоже носят название вибрионов. Разница же в том, что они безвредны. В жидкости из брюшной полости «подготовленной», как указано, морской свинки растворяются только холерные вибрионы. Описанное явление получило название феномена Исаева — Пфейфера, так как Исаев открыл его в в 1894 г., работая за границей в лаборатории Пфейфера.

Умер он нестарым. На памятнике его в Кронштадте стоят слова: «Спешите трудиться», произнесенные им на своем юбилее в ответ на приветствия многочисленных друзей, товарищей, учеников.

На другой стороне этого памятника высечено: «Врачу, ученому, администратору, общественному деятелю».

Открытие холерного вибриона дало возможность понять сущность эпидемий и показало путь к прекращению их.

Холерный вибрион в воде сохраняется довольно долго, и если от больных и бациллоносителей он со сточными водами попадает в систему водоснабжения, то как взрыв возникает эпидемия холеры. История знает ряд таких катастроф; классическим примером является эпидемия холеры в Гамбурге 1892–1893 гг. В начале августа число заболеваний исчислялось единицами, болезнь передавалась либо от человека к человеку, либо мухами, которые, питаясь выделениями больных, могут являться переносчиками инфекции на протяжении нескольких дней.

При увеличении числа источников болезни (больных и бациллоносителей), при несовершенной очистке канализационных вод вибрион попал в реку Эльбу; ее водой население пользовалось для питья, и в результате к концу августа число заболеваний дошло до 1000 и больше в день. Полное прекращение заболеваемости наступило после введения в действие водопроводных фильтров. То же было и в Петербурге. Начало эпидемии и резкий взрыв в конце августа — сентябре 1908 г. «Хроническая» водная эпидемия наблюдалась в течение зимы и весны 1909 г., подъем ее имел место в июле и августе 1909 г., когда действовали и сезонные причины подъема — мухи. Наконец, полное прекращение заболеваемости наступило в 1910 г., после введения системы очистки питьевой воды из Невы.

Знание способности вибриона переживать в воде зиму, с одной стороны, а с другой — способности мух сохранять и переносить вибрионов на себе — дает возможность борьбы и победы над холерой.

Илья Ильич Мечников говорил, что от холеры уберечься легче, чем от насморка. Но все же и она являлась причиной преждевременной смерти врачей, посвятивших себя борьбе с ней, особенно в первые холерные эпидемии.

На отдаленном ленинградском кладбище, где в былое время хоронили жертв холеры, среди немногих сохранившихся памятников одиноко стоит полуразвалившаяся и покрытая плесенью плита. Стерлись отдельные буквы но все же на ней можно с трудом разобрать надпись: «Под сим камнем погребено тело Матвея Яковлевича Мудрова, старшего члена Медицинского совета Центральной холерной комиссии, доктора, профессора и директора Клинического Института Московского Университета, действительного статского советника и разных орденов кавалера, окончившего земное поприще свое после долговременного служения человечеству на христианском подвиге подавания помощи зараженным холерою в Петербурге и падшего от оной жертвой своего усердия. Полезного жития ему было 55 лет. Родился 25 марта 1776 года, умер 8 июля 1831 года» (надпись разобрал Г. Колосов, перу которого принадлежит лучшая биография проф. Мудрова).

М. Я. Мудров (1776–1831).

Мудров был выдающимся человеком своего времени; родившись в бедной семье священника Вологодского девичьего монастыря, он учился в духовной семинарии, но в священники не пошел, а после окончания Главного народного училища в Вологде пешком, как Ломоносов, отправился в Москву изучать медицину. Последний завет отца, от которого Мудров получил при отправлении в Москву 25 копеек медными деньгами, был: «Ступай, учись, служи, сохраняй во всем порядок, quoniam ordo est cardo omnium rerum (потому что порядок есть точка, вокруг которой все вращается), помни бедность и бедных, так не забудешь нас, отца с матерью, и утешишь».

У Мудрова было много общих черт с Д. С. Самойловичем. И хотя первый работал главным образом как клиницист, а последний как эпидемиолог, оба они одинаково понимали высокое призвание и обязанности врача.

В своей речи «О способе учить и учиться медицине» Мудров, обращаясь к слушателям, говорит: «Вам надобно готовиться к понесению тяжких трудов на будущем поприще вашем и не искать ничего, кроме строгого исполнения священных обязанностей ваших, какие бы вражды или гонения ни приписывали вам на сем тесном пути… вам нужно беспрестанно бодрствовать, беспрестанно трудиться». И дальше «начав с любви к ближнему, я должен бы внушить вам все прочие, проистекающие из оной врачебные добродетели, а именно: услужливость, готовность к помощи во всякое время, и днем, и ночью, приветливость, привлекающую к себе робких и смелых, милосердие к чужестранным и бедным, бескорыстие, снисхождение к погрешностям больных, кроткую строгость к их непослушанию, вежливую важность с высшими… удаление от суеверия, целомудрие и пр.» [12] .