— Сегодня ранком, по пути с базара, заглянул к нам один дядько из Смирновки, — проговорил Соколов. — Ты, можэ, знаешь… Пылып Скаба. Ну так он историю рассказал: пацаны сельские за пожаркой играли — ножики в цель кидали.

— Ножи? — сразу насторожился Глоба.

— Какие у них ножики? — пожал плечами Соколов. — Саморобки… Из косы или обломка штыка. Углем круг нарисовали и с пяти шагов — кто в середку… Люди ходили — никто не обращал внимания. И вот тилько Павлюк… Сидор Кириллович Павлюк. Як увидел он там своего сына, а тому хлопчику восьмой год, несмышленыш. Понимаешь, кинулся Павлюк на шкета… чуть не убил. С трудом оторвали. Что бы то могло значить, Тихонэ?

— Ладно, — подумав, хмуро проговорил Глоба. — Я поехал… Там на месте уточним обстоятельства дела.

Маня чуть не расплакалась, когда увидела, что он ведет лошадь к линейке, осаживает ее в оглобли.

— Тихон, ты куда? Только приехал…

— Тащи, жинка, зброю, — усмехнулся Глоба. — Служба зовет… Ночевать домой приеду.

Она вынесла ему кобуру с маузером, шинель и фуражку. Он оделся и повалился в линейку, взметнув над головой вожжи:

— Эге-егей!

Колеса прогрохотали по двору, разбрызгивая лужи.

Линейку Глоба увел в кусты, под крону деревьев, а сам пошел к селу берегом речки. Нашел хату Пылыпа Скабы и, постучав, шагнул в комнату.

— Здравствуйте, люди.

— Добрыдень, — отозвался Скаба, он сидел на чурбане под окошком и подшивал дратвой подошву валенка. Вокруг него разбросаны обрезки войлока. Скабиха поднялась с кровати, охая, держась за бока, потащилась к печи, приговаривая:

— Да, гость дорогый, ридкый гость… Чем угощать… А я росхворалась… Мабуть, завтра дощ будэ — косточки ноют…

— Не беспокойтесь, — попросил Глоба и присел на табуретку. — Что скажете, дядько Пылып?

— Да був я у вас, — как бы нехотя проговорил Скаба. — Ото что знаю, то и росповив…

— Сын-то Павлюка здоров?

— Павлючиха увезла его на хутор. Повернулась одна.

— А кто такой этот Сидор Павлюк?

— Мужик пакостливый… У петлюровском курени служил. Як красные их побили, то он снова в село, до ридной хаты.

— В бандах гулял?

— Ни, — сказал Скаба, но, подумав, уже тише добавил засомневавшимся голосом: — А кто его знает… Чоловик он злый. Гроши е.

— Как ты думаешь, дядько Скаба, за что могли убить учительницу?

— Да все балакают, шо ни за що ее вбываты. Гарна дивчынка.

— А вот не пощадили.

Скаба, насупившись, ткнул шилом в подошву, свиную щетину с просмоленной варом дратвой продернул сквозь войлок и туго затянул.

— А москалей вбывалы ще и раниш, — хмуро сказал он. — Ее таки люды, им каждый москаль поперек горла, як рыбья кость.

— В селе знают, как учительницу убили?

— А вжеж… Подошли сзади и кинули ножом в спину. — Скаба не поднимал глаз от колен. — А дурни хлопьята с ножами балуют — то просто так.

Глоба вышел к усадьбе Павлюка огородами, перешагнул плетень и ступил в чисто выметенный двор. В закутке хрюкал поросенок, хлев был пуст — из него дышало теплым навозом и разбросанным сеном. Прямо у ворот стояла лошадь, запряженная в бричку, на которой лежали какие-то узлы. Смекнув, в чем дело, Тихон торопливо шагнул в хату и увидел женщину, склонившуюся над раскрытым сундуком. Она медленно выпрямилась, держа в руках меховую шубу, глаза ее растерянно смотрели на вошедшего.

— День добрый, — сказал Тихон, быстрым взглядом окидывая комнату. — Где ваш сынок, гражданка Павлюк?

— Да боже ж ты мой… Какими судьбами, товарищ Глоба? — залепетала женщина и вдруг завопила на всю хату: — Сыдорэ-э! Рятуйся-я!

— Перестаньте, — укоризненно сказал Глоба, а сам быстро шагнул в другую комнатушку, резким движением откидывая крышку деревянной кобуры. Он отдернул в сторону вышитую крестиком занавеску и ступил через порог, но еще раньше услышал звон стекла и выстрел — Глоба мгновенно спрятался за перегородку. Коротко выглянул — на полу валялись разбросанные вещи, оконная рама была высажена табуреткой. Он не стал преследовать отсюда — он будет представлять собой отличную мишень, если уж в него выпалили, то, значит, тому человеку ничего не стоит нажать на спусковой крючок и второй раз.

Выбежал во двор и поверх плетня увидел две удаляющиеся от хаты фигуры — они торопились через луг к лесу.

— Сто-о-ой! — закричал Глоба и предупреждающе выстрелил в воздух. Люди даже не обернулись, казалось, даже припустили еще быстрее. Тихон торопливо сбросил шинель, уже на ходу откинул в сторону поясной ремень и кобуру. В распоясанной гимнастерке, с маузером в руке, он кинулся по узкой тропе. Глоба знал, что на лугу сейчас трава большая, бежать по ней трудно, она путает и захлестывает ноги. Тропинкой к лесу дальше, но она выведет к первым деревьям быстрее.