Шрифт:
И, дав ребятам посмеяться, Пронин тут пройдётся обушком по бревну, скороговоркой.
— Сижу я вот так, под берегом притаился, стучу. Ночь стучу, вторую стучу — ничего не получается, не идут фашисты на приманку. «Неужели, думаю, у них так плохо разведка поставлена?»
И вот на третью ночь пал на реку туман. Луна светит, а видимость плохая. Свет в тумане получается ненормальный, рассеянный. Призрачный такой. И время — самый полночный час. И вдруг вода под берегом захлюпала, тростник всколыхнулся, грязь зачавкала. Смотрю и вижу — лезет на меня из реки какое-то громадное чудовище. Водяной не водяной. Домовой не домовой… Толстый, рыхлый, головища круглая, с пивной котёл. Глазищи стеклянные, как автомобильные фары. И весь такой противный, студенистый, колышется, как резиновый.
«Вот как, — думаю, — фашистская нечистая сила оборудована, по последнему слову техники!»
Смотрю: а их лезет на берег ещё несколько! Один страшнее другого. Тина на них чёрная, донная. Водорослями опутаны, как утопленники. Невозможно смотреть…
«Стучи, стучи, — велят мне разведчики, — а то спугнёшь!»
Взялся я за топор, а у самого зубы стучат: ведь это они ко мне крадутся. Один водяной уже совсем близко подполз. Вдруг как разломится пополам! Голова — в сторону, шкура — в другую. Воздух из неё вышел — и сразу опала. И вылезает из оболочки самый настоящий фашист. За ним другой, третий…
Враз набросились на них наши разведчики: «Хенде хох!» Скрутили, связали и в штаб доставили.
Семь штук оказалось. Да какие хитрые! Шли к нам по дну реки в водолазных костюмах. Натянули на себя непроницаемую резину, надели на головы скафандры. У каждого на подмётках полпуда свинца, чтобы вода наверх не поднимала. И отправились на разведку. Вот какие были водяные!
Через неделю вызывают меня к генералу — награждать.
Орден Славы вешают мне тут же на грудь, а насчёт отпуска я сказал:
«Никак нет, разрешите не поехать».
«Почему?»
«Опасаюсь, пока я съезжу, без меня Берлин возьмут!»
Генерал засмеялся:
«А чего же тут опасаться?»
«Ну как же, — говорю, — что мне тогда внучата скажут? Всю войну воевал, а в Берлине не бывал… Разрешите задержаться. Теперь недолго!»
«А вы откуда, ефрейтор, знаете, что недолго?»
Тут я запнулся: военная тайна… В штаб-то я ближним путём шёл и заметил: по оврагам, по кустам — везде наставлены лодки, катера, самоходные паромы, амфибии разных систем. Великое множество. И всё замаскировано.
Тут я и догадался, что и река Одер у нас в планах предусмотрена. Только решил наш главный командующий плотников этой рекой не затруднять, а форсировать её внезапно, на плавучих средствах. Вот почему не давали нам ни тёсу, ни лесу.
Не успеют немцы оглянуться, как будем мы у них на плечах. И не слезем до самого Берлина…
Ну, про эту военную тайну я молчу и отвечаю так себе, просто:
«В природе, мол, чувствуется».
Тут генерал взглянул на меня строго и сказал:
«Приказа своего отменять не стану. Поедете в отпуск после постройки моста через реку Шпрее».
«Рад стараться!» — говорю.
Так оно и вышло. Построил я мост через Шпрее. Хороший, надёжный, и сейчас стоит. А не сообрази я вовремя, уехал бы в отпуск, ну и не было бы у меня медали «За взятие Берлина». А теперь — вот она!
Пронин позвенит медалями и добавит:
— На войне, ребятки, не только стрелять — побольше соображать нужно!..
И снова за топор. Так дом за домом отстраивает. И всё с шуткой, всё с песней.
Весёлый плотник появился после войны в колхозе!
< image l:href="#"/>Черный кот
В одном санитарном батальоне жил чёрный кот Васька, удивительный лакомка и к тому же франт. Даже на фронте он только и делал, что умывался, прихорашивался, разглаживал усы лапой. Его чёрная шерсть сверкала, а усы загибались кверху.
Врачи и медицинские сёстры любили Ваську и так его набаловали, что кот стал есть самую некошачью пищу. Любил варенье, шоколад, конфеты. Любопытный был. Бывало, дадут ему конфету в бумажке, так он с полчаса трудится, а всё-таки бумажку развернёт и конфету попробует.
Однажды, ради смеха, дали ему ломтик лимона. Кот поморщился, но съел. А потом долго сердито вертел хвостом и поглядывал на всех обидчиво, словно хотел сказать: «Нашли чем угостить… Ки-исло!»
Но и после этого по-прежнему всем интересовался. А войны совсем не боялся. Под гром пушек спал спокойно, и когда особенно громко где-нибудь ахнет, он спросонья встрепенётся, поведёт прищуренными глазами: «Кто это спать мешает?», зевнёт — и снова на боковую.
И вот неожиданно во время наступления пригодилась забавная привычка Васьки всё пробовать. Однажды является в санбат солдат в обнимку с бочонком сметаны и рапортует: