Шрифт:
– Так что ты о нем знаешь? О Майларове.
– Ничего не знаю.
– Но, фамилию ты ведь как-то узнала.
– Максим, что за ерунда, я ее в задании прочла, больше ничего не знаю.
– А что там еще было написано?
– Только то, что возможно, он будет на яхте. И про хохла.
– И все? Странно.
– Чего же здесь странного?
– Да фамилия его. Майларов. Никогда такой не слышал.
– А мою фамилию ты слышал?
– Ру, ты имеешь в виду? Я думал это не фамилия.
– А что же?
– Да черт его знает, прозвище, кличка, позывной.
– Вот видишь, Максим, ничего тут странного нет.
– Знаешь, Свет, тут у помощника капитана есть справочник по Москве, старый, конечно, но я подумал: “ А вдруг там есть Майларов”, и посмотрел.
– И что?
– Да нет там никаких Майларовых. Малайларовых человек сорок, Махлаевых еще больше, а Майларовых ни одного. А помощник мне сказал, что такой фамилии быть в принципе не может.
– Ты разговаривал об этом с помощником?
– А чего здесь такого?
– Максим. Мы не должны привлекать внимание к Руслану, это не безопасно.
– Я и не привлекал, просто он поинтересовался, чем я занят, а я ответил, что ищу телефоны наших пассажиров и, что сейчас добрался до Майларова. А он сказал, что такой фамилии не бывает. Еще сказал, что майлар - это предельный углеводород, его изобрели десять лет назад, и, если бы не случайность, никто бы о нем не узнал.
– Какая случайность?
– не поняла девушка.
– Он мне сказал, что когда стали развиваться композитные материалы, изобрели сверхпрочную майларовую пленку. Только у нее была одна проблема - не было клея, которым ее можно было соединить. Тогда и стали делать эту пленку с одной стороны матовую. И совершенно случайно оказалось, что на ней очень удобно делать чертежи. Так как тогда не было ни ксероксов, ни принтеров, то эта пленка быстро прижилась в разных КБ, а иначе осталась бы она достоянием одних военщиков.
– Ну, и что из этого?
– Да ничего. Просто в наши времена дурацких фамилий никому не дают, если, конечно, не в детдоме. Но я так понимаю, что Руслану твоему больше десяти лет.
– А, может, он действительно Малайларов, только с паспортисткой ему не повезло, вот и получился он таким, каким мы его знаем.
– Может быть, - сказал Максим, непроизвольно опуская руку с плеча на грудь Светланы.
– Спасибо, Максим, я уже согрелась.
– Я не поэтому.
– кокетничая сказал парень.
Тем более, спасибо. Максим, перестань.
– Но, почему?
– У нас это называется неуставные взаимоотношения.
– Неужели я тебе противен?
– Нет, - Светлана повернулась лицом к парню, размышляя, что придумать на этот раз, но увидев коротко стриженного, носатого юношу в матросской робе, поняла, что он больше не вызывает у нее того отвращения, которое испытывала к прежнему Максу.
Светлана обняла его одной рукой за шею и, как смогла, сильно поцеловала.
– Все, - выдохнула она, - и на этом закончим. Давай не будем портить с тобой хороших отношений, тем более ты знаешь… То есть знал... Ой, как тяжело с тобой, Максим. Знаешь, что я люблю другого.
– Другого?
– Максим сделал театральную паузу - Как же я сразу не догадался?
– О чем догадался, Максим?
– А, ладно, - Максим подскочил с места и уже в дверях сказал:
“Сегодня больше не приду”.
* * *
Светлана в очередной раз поднесла часики к уху.
“Идут, кажется, - подумала она, - разумеется, идут, если бы не шли, время остановилось, а сейчас оно уползает. Уползает за сутки, в течение которых Максим ни разу не удосужился навестить девушку, запертую в маленькой каюте возле самой кормы. Что же произошло? Может, его разоблачили, и парень не хочет выдавать своего напарника? Ерунда, весь этот шпионский бред я придумала сама, а если в Максиме и разгадали сына владельца яхты, ни к чему криминальному это не могло привести. За исключением, пожалуй, того, что ему могли рассказать, кто он и кто его отец. Но если такое произошло, Макс был бы уже здесь и, наверняка не один. Максим сам мог все вспомнить. Тогда также непонятно его отсутствие. Он мог вляпаться в историю, настропаленный мной и мнящий себя агентом. Максим мог не выдержать и поговорить с Русланом, на него это похоже, но тогда, почему он так долго отсутствует?
Светлана пыталась сложить разрозненные мысли, но голова была тяжелой и совершенно отказывалась размышлять. Любое напряжение ввергало девушку в сон, и, чтобы не провалиться на этот раз, она встала с полки и, войдя в туалет, бросила себе в лицо несколько пригоршней воды. Ей снова показалось, что она слышит за перегородкой голос. Светлана прислушалась, но опять ничего не разобрала.
Она вернулась в каюту и, глядя в иллюминатор, сказала:
“Начнем сначала. Максим потерял память. Что происходит с человеком, когда он теряет память? Что происходит с человеком, когда он теряет память? С человеком, который потерял память, что происходит?”
Чтобы на секундочку отвлечься, Светлана попыталась умножить двухзначное число. Результат оказался неожиданным.
“Ничего себе! Так я окончательно сойду с ума. Несколько дней без общения, еды и я уже таблицу умножения забыла. Забыла? Ну да, конечно. Чего хочет человек, когда что-то забывает? Он хочет вспомнить. Это же так естественно. Память - это все, что есть у человека, делающего его таким, какой он есть. Чем отличается дворник от академика? Ничем, если их раздеть. В остальном же, только набором извилин и жизненным опытом. Отними память у человека, он должен мучиться и пытаться все вспомнить. Почему же этого не делает Макс? А почему я решила, что он этого не делает? Вон он, как приставал с расспросами, насчет званий да наших отношений. Не поверил, “что последние восемь лет такой херней занимался”. Расскажи мне все, пока снова бутылкой по голове не получил”.