Шрифт:
Отныне - я целиком на их стороне. И пусть весь мир будет против нас - плевать! Ибо основная часть рода людского откровенно глупа и ограничена.
Столько лет своей жизни, однажды увидев вдали Мир Полудня, мир счастливых звездоплавателей-бессмертных, мир сверхлюдей и чудесных городов, я искал пути в него. Знал что только это может спасти и мой народ, и весь род человеческий от падения во мрак новых Темных веков. От гибели в пучине глобального Смутокризиса. Но я только нынче понимаю сколько преград и сколько врагов ждет нас на пути в этот Мир Солнца.
Нет, дело не только в глупых государственных машинах или в сопротивлении тузов старых монополий. Дело еще и в яростном маразме "официальной науки", в стариковском сознании или даже в крепчающем идиотизме массы современных обывателей. Как бешеные псы, они готовы рвать все новое. Наука все более вырождается в религию, порождая новую инквизицию - Комиссию по лженауке. Само название ее говорит: не смейте отступать от старых теорий, вы все априори - лжеученые. Здесь приговоры выносят, даже не посмотрев на изобретения или объявленные открытия. Здесь их не проверяют опытами или испытаниями. Нет - суждения выносят на основании того, что есть в черепных коробках старых академиков. В этих условиях никакие новые открытия невозможны: их без всякой проверки объявляют обманом и фикцией, смешивая в кучу и откровенный бред, и гениальные находки. Комиссия по лженауке, существующая с 1999 года, стала опасной гадиной что душит буквально все. Судьба Курчатова, Флерова или Петржака, появись они в новых обличьях сегодня, была бы печальной.
Суть нынешнего времени, опускающегося в новое варварство - Комиссия по лженауке вместо Комиссии по экспериментальной проверке новых открытий и изобретений. Царство мертвой догмы. Виктора Петрика фактически уничтожили, похоронив под потоками нечистот И не только его. Новаторов в Постсоветии вообще уничтожают, как в мрачных антиутопиях братьев Стругацких. То, о чем писал когда-то Капица-отец, то, что он призывал изжить, теперь правит бал и преврщает мою страну в гиблую топь для всего нового. От этого зубами скрежещешь от ярости.
Господи, какая же война за будущее нам предстоит! Как нужны нам конкурирующая Вторая Академия и национальное Агентство передовых разработок!
Вагонные колеса стучали, унося меня в Москву. В ту ночь я еще долго не мог уснуть. Чуял я, какая громадная работа мне еще предстоит.
ГЛАВА 2. Дело о "прозрачной броне".
БОРТ СУБМАРИНЫ военно-научных сил русского союза "Катран"
За стеклом выпуклого иллюминатора луч мощного двухкиловаттного прожектора выхватывал из мрака часть затонувшего корабля. Капитан Воронин, скрестив на груди руки, в задумчивости глядел на поросший ковром водорослей форштевень архаичной формы, на остатки носового орудия, на поручни-релинги, ставшие толстыми от растительного покрова. Что это за корабль лежит здесь, на траверзе Тулона, на глубине в шестьсот тридцать метров? Наверное, один из погибших во Вторую мировую. Английский корвет? Или немецкий шнелльбот? Или французский сторожевик?
Разрешите подняться в рубку, капитан?
– раздался певучий грудной голос за спиной Воронина, и капитан невольно улыбнулся. Это - репортер журнала "Эксперт", очаровательная Ксения. Хотя, говорят, женщина на корабле - к несчастью.
Входите!
– обернулся командир лодки "Катран", капитан-лейтенант Военно-научных сил Русского союза Николай Воронин.
Ксения грациозно поднялась из люка, задорно блеснув голубыми глазами. Воронин едва не хмыкнул, в который раз залюбовавшись фигурой журналистки в синем комбинезоне. Ему нравились такие женщины - с тонкой талией, крутыми бедрами и большой грудью.
Ксения чуть неловко улыбнулась. Воронин ведь ей тоже нравился. И в этот момент, стоя у иллюминатора со скрещенными руками и непокрытой головой, он напоминал капитана Немо со старой гравюры-иллюстрации к "Двадцати тысячам лье под водой". Эту картинку, вырезанную из старого журнала, Ксения видела в блокноте у почтенного старца, знаменитейшего русского историка и кризисолога Андрея Фурсова. Тот и в восемьдесят лет оставался мальчишкой-романтиком.
Ой, как красиво!
– всплеснула руками девушка, глядя куда-то за плечо командира "Катрана".
Что, обломки корабля?
– вскинул брови Воронин.
Нет... Вот это чудо!
– Ксения протянула руку в сторону иллюминатора.
Командир обернулся. Спиральная медуза с оранжевыми полосками на прозрачном теле-студне проплывала мимо иллюминатора, просвечивая сквозь "снег" планктона. Живая пружина длиной не менее метра, она походила на свернувшегося угря, который ритмично расправлялся и сжимался. Зрелище и вправду было необыкновенным. Медуза величаво уплывала из светового круга, оставляя в поле зрения останки неведомого боевого корабля.
Ах вы об этом. Красивая, чертовка!
– кивнул Воронин.
– А вот меня больше завораживает вид затонувших кораблей и судов. С детства мечтал их видеть, лежащих на больших-пребольших глубинах.
А разве есть разница между кораблями и судами? Это разве не одно и то же?
– изумилась девушка.
Корабли - это все военное и парусное, - терпеливо пояснил командир.
– А суда - все торговое и мирное, с механическими двигателями..
Буду знать, - наморщила носик Ксения. Она встала рядом с Ворониным, едва касаясь его локтя плечом.
– А что это там лежит?