Как же Инна соскучилась по этим грубым ступенькам и светло-лазурным стенам. Сенька – её радость, конечно, и она безумно любила проводить с ним время, но за три года декрета временами хотелось сбежать из дома. Тишина комнат заставляла вспоминать прошлое: колючее, как куст чертополоха. А недостаток творчества угнетал, словно душу рвали на кусочки по живому. Даже забота о малыше не отвлекала и не заполняла эти пустоты. Нужно было только вернуться к роялю и спеть.

Выдохнула на повороте. Дышать всегда тяжело, когда за спиной у тебя тысячи бессонных ночей, а в душе – сотни осколков, которые всё ещё не получилось собрать.

На стенах в пластиковых рамках были развешаны фотографии с концертов, важных событий академии, лики выдающихся выпускников. Зорина знала, что чуть выше есть снимок Ярослава, со знаменитой на всё учебное заведение постановки «Воля», где он в прыжке. Инна понимала, что ходить мимо неё придется всю оставшуюся жизнь. Пусть. Главное, что у неё есть Сеня и любимая работа.

Задумалась. Справится ли мама с малышом? Решила позвонить домой и спросить всё ли в порядке. Достав из сумочки телефон, Инна замерла на верхней ступеньке в нерешительности. Нужно привыкать быть вдали от Арсения, ведь и ему это на пользу: слишком к себе приучила. Сыночек так уже привык, что не отпускал её даже в магазин за хлебом. Приходилось выкручиваться, обманывать и обещать кучу приятностей. Хорошо, что на работу сегодня уехала, пока он спал. А то снова закатил бы истерику.

Засмотрелась на фреску у входа в актовый зал. Возле этой двери когда-то они целовались с Ярославом, и Инну чуть не уволили из-за этого. Благо у неё вырастали хорошие вокалисты, из-за этого многие ошибки молодости прощали. Горько стало от этих воспоминаний.

Кто-то сильно толкнул в плечо. Инна обернулась.

Коридор быстро заполнился студентами. Так всегда происходило в конце ленты, ещё до звонка. Один из высоких танцоров в черном трико отпихнул Зорину, почти прижав её носом к стене. Глянул так, словно она ему что-то должна, и скрылся за дверью. Другие девушки и парни – все, как близнецы, в чёрных обтягивающих одеждах и гетрах – вереницей потянулись в актовый зал.

Инна проглотила неприятную горечь во рту и отошла в сторону. Задержалась взглядом на вытянутом окне. Высоко под потолком, в его верхней части, виднелись, словно расколотые на десятки частей цветные стёкла. Особенно красиво в этом коридоре было после обеда, когда закатное солнце брызгало лучами сквозь витражные лоскуты и расстилало по паркету пёстрый, будто глазированный, ковёр. Но не сегодня: слишком на улице было пасмурно и дождливо.

Постепенно студенты разошлись по аудиториям. Инна, наконец, шагнула в сторону своего кабинета. Остановилась и, протянув руку, собралась открыть дверь.

Что-то держало её в пустом коридоре. Оно притягивало взгляд и напрягало слух. Не воспоминания. Что-то другое: необычное и волнующее.

Зорина обернулась. В оконном проеме мельтешили огни: белые и слепящие. Будто тысячи зеркал направили в её сторону. По коридору скакали солнечные зайчики.

Резкая боль полоснула по горлу. Инна вскрикнула и согнулась, не отводя взгляда от искр. Они распространялись в воздухе, превращаясь в мерцающий калейдоскоп. Прожигая тонкие дорожки, горячие реки слёз потекли по щекам.

Мысли скорчились, боль затмила сознание, и Зорина стала проваливаться в вязкую пустоту. Не ведая, что делает, поплыла навстречу белёсым огням: они резали сетчатку, будто в глаза вонзили два кинжала. Горло пережало и закричать больше не получалось.

В окне образовалась кровавая воронка. Уже почти коснувшись пальцами странного явления, Инна попыталась отдёрнуться. Хлесткая боль толкнула вперёд, и Зорина встретила темноту.

* * *

В зеркальном зале царствовала пустота: такая гнетущая и засасывающая, что даже звук шагов казался осязаемым. Каждый раз Лоренс заходил сюда, превозмогая себя. Выходил тоже через силу. Даже не выходил – выползал.

Он потерял ориентиры, едва переступив порог. Почти повис в невесомости: дробящейся и тягучей. Раздражение вперемешку с усталостью подкашивало ноги и призывало бросить всё, плюнув на последствия. Но здравый смысл заставлял сжимать кулаки и в очередной раз идти напролом. Немудрено: вес мира сейчас на его плечах, как бы он ни пытался это отрицать.

Лоренс замер и вытаращился в прозрачную глубину зеркал. Тысячи отражений уставились на него со стен, потолка и пола.

«Ну же, – подбадривал он себя мысленно. – Ещё трое. Ты справишься. Это ведь не тебе нужно. И не ему. Это – залог нашего будущего. Спасение для народа, который почитает тебя и хочет вернуть свою законную силу».

Едва волнение улеглось, а тревожные мысли отступили, в дверь постучали. Напористо, настойчиво и так нагло, что захотелось отвесить незадачливому визитеру пару оплеух.

– Господи-и-ин, – призывный голос штопором вклинился в ухо. – Помогите же! Я больше с ними цацкаться не могу!

Салли. Опять. Третий раз за этот сумасшедший день.

– Занимайся своими делами! – рявкнул Лоренс. Отражение скопировало недовольную гримасу. – Ты знаешь, что должна делать, вот и делай!

– Ну, господи-и-ин, – заканючила Салли за дверью. – Эта зелёная мужланка требует свою… Эту… Апчхи-хуа-хуа! Кучерявая опять перепутала унитаз с раковиной! А стриженная, что называет себя ди-зай-нером, вообще проклятье какое-то! Она платье надела задом наперёд! Задом наперёд, господин!